Полукровка - Тимур Туров

Ник спустился на набережную и зашагал в сторону станции метро «Кропоткинская». Володя засеменил следом. Отец шел быстро, и он едва поспевал за ним.

– Что значит «подпитываться»? – на ходу запоздало полюбопытствовал Володя.

– Не будешь есть – упадешь в обморок. Не будешь подпитываться от источника – магические силы истощатся.

Володя попытался осмыслить сказанное, продолжая чувствовать магнетизм светящихся источников.

– То есть, если нет источника, то я не маг? – глупо спросил он.

– Маг. Но бессильный маг. Если у телевизора оторвать провод с вилкой, телевизор не сможет работать. Но электронным прибором он от этого быть не перестанет. То же самое, если ты присобачишь провод к деревянной лошади, она не начнет ходить. Понимаешь, о чем я? То же и здесь. Ты маг, мой мальчик. – Ник кивнул на случайного прохожего: – Он простой человек. Ты не сможешь восполнить силы, как маг, в отсутствие источника. Он не станет магом, даже если рядом с ним будет фонтанировать десяток источников. Это закон.

Храм приближался. Володя никогда не был набожным. Более того, люди, крестящиеся на золоченые купола прямо среди улицы, вызывали у него неприятное ощущение. Была в этом какая-то показуха, как в нательных крестах поверх одежды. Вера всегда казалась ему чем-то сокровенным, а выставленная напоказ она переставала быть верой, теряла смысл. Потому и в храмы заходить не любил. А в храме Христа Спасителя был всего один раз. С унынием побродил по музею, с неменьшей тоской зашел в сам собор. И хоть второй раз туда заходить никогда больше не собирался, сейчас его тянуло туда, как магнитом.

Проигнорировав музей, взлетел вверх по лестнице к тяжелым дверям и ввалился внутрь храма. И захлебнулся от восторга.

Там, где в привычном мире был алтарь, сейчас бил в расписной потолок столп ослепительного света. Света, к которому хотелось прикоснуться и напиться. Если отец собирался произвести на сына впечатление, ему это удалось.

Расталкивая присутствующих, Володя устремился к алтарю. Приблизился и замер, не в силах пошевелиться.

Сколько он так простоял? Полминуты? Минуту? Десять?

На плечо легла рука Ника. Володя вздрогнул и оторвался от невероятного зрелища. Хотел обернуться, но взгляд зацепился за нечеловеческую фигуру чуть в стороне от алтаря. Невероятно высокий мужчина мог похвастаться неохватными плечами, но ширина их терялась за шириной белоснежных крыльев, сложенных за спиной. Мужчина смотрел на Володю светлыми, прозрачными как лед глазами. И холода в его взгляде было не меньше, чем в айсберге.

Володя содрогнулся, словно в храме была невероятная стужа.

– Идем, – тихо сказал Ник.

– Там ангел, – удивленно проговорил Володя.

– Это не ангел. Ангелов не бывает. Это элохим, уроженец белой сферы. Идем скорее, нас уже заметили. И нам здесь не рады.

Володя хотел возразить, спросить, но Ник не дал такой возможности. Подхватил под локоть и поволок на улицу.

На работу Володя опоздал. В мастерской он появился около семи, чем вызвал раздражение напарника.

– С меня причитается, – проныл Володя, искренне чувствуя себя виноватым.

– Твое счастье, что Саныча не было, – смилостивился напарник и ушел домой.

Работа шла споро. Не то клиентов было меньше обычного, не то азарт и желание получить заветные кадры в распечатанном виде подгоняли, а только к концу рабочего дня Володя стал обладателем увесистого конверта, туго набитого фотографиями новой для него готической Москвы.

Просмотренные еще в мастерской виды черного величественного моста и воздушного, словно летящего ввысь храма не давали покоя. Володе хотелось просматривать их в мастерской, затем в метро вытащить и показывать всему вагону.

Однако же он сдержался.

Дома радостно скинул кроссовки и куртку и, кинув «привет» маме и папе, прошмыгнул к себе в комнату. Сумка полетела в сторону, как только в руках его оказался заветный конверт. Володя плюхнулся на край кровати и перевернул бумажный пакетик. Фотографии пестрой лавиной хлынули на покрывало.

Володя отбросил конверт и принялся разбирать снимки. Они разделились на множество тематических кучек. Он скрупулезно просмотрел стопку за стопкой, выбирая из каждой из них по одной-две фотографии. Оставшиеся снимки сгреб в сторону, а те, что задержались в руках, снова принялся тасовать, словно карточную колоду, и раскладывать на стопочки по одному ему понятному принципу.

После третьей фильтрации в руках у Володи остались только самые-самые. За эти фото ему не просто не было стыдно. Он ими гордился, и вполне заслуженно.

Местность на фотографиях была узнаваема. Постройки не имели ничего общего с привычными видами. Скажут, что коллаж, мелькнуло в голове. Что в фотошопе сваял. Ну и плевать. Это настолько мощно, что обвинения в коллажировании покажутся глупым завистливым бормотанием.

Володя задумался. Можно было подождать ужина, а после показать эти снимки маме и папе. Так сказать, на десерт. Но желание поделиться своим сокровищем хоть с кем-то было настолько всесметающим, что он не смог сдержаться.

Родители были на кухне. Володя вошел к ним с видом триумфатора. Небрежно бросил свою подборку на стол. Верхние снимки чуть съехали. Мама оторвалась от плиты. Папа поднял на него взгляд.

– Что это?

– Это из последнего, – сказал Володя. – Хотел вам показать.

Мама подсела ближе и потянулась за фотографиями. Рассматривать принялась с интересом, но вскоре на лице возникло то смущенное выражение, которое возникает у людей, не имеющих возможности сказать приятное, но не желающих обидеть.

Володя ждал. Мама перебирала фотографии, папа устроился у нее за спиной и смотрел через плечо.

– Странный ракурс, – заметил он, ткнув в снимок ажурного возвышенного храма, что поднимался в небо столпом света.

Володя выставил святилище в его истинном виде так, что оно походило на взлетающую ракету. Яркий свет, гордость, радость, восторг – на снимке полыхал фонтан эмоций.

– Почему странный? – удивился Володя искренне.

– Ну, мне кажется, храм Христа Спасителя и без того довольно массивная конструкция. Ты хотел устремить его в небо? Но он от этого только выглядит еще более приземленно.

«Приземленно выглядит», – пронеслось в голове. Уколом отдалось в сердце. Он еще не успел осознать все до конца, а от триумфа не осталось и следа.

Конечно! От того, что он научился воспринимать мир по-другому, другие не стали воспринимать его иначе. Ни папа, ни мама, ни Оля никогда не увидят величественного сооружения, которое на самом деле стоит на месте храма Христа Спасителя. Они будут все так же наблюдать укоренившуюся махину новомодного, с пафосом восстановленного ХХС, как его принято теперь величать. Они никогда не увидят готических улочек невидимого простому смертному города. Никогда не ощутят восторга от черного ажурного Москворецкого моста. Не серого, знакомого всем, а того великолепно воздушного, украшенного вязью непонятных слов.