Остров любви - Сергей Алексеевич Воронин

И опять тайга наполнилась звоном топоров и шумом падающих деревьев. Через час снова послышался гул самолета, но теперь уже никто не питал надежд. «Обратно летит», — меланхолично сказал Ник. Александрович и приник к трубе теодолита.

Но гул неожиданно усилился и прекратился где-то неподалеку. Все вопрошающе посмотрели на небо, будто оно могло ответить нам.

— К нам, — неуверенно сказал я.

— К нам!.. К нам! — закричал Перваков.

Заулыбались, заговорили, начались предположения: «Забулис приехал, привез махорку, сахар». — «А по-моему, Чечулин, главный инженер экспедиции», — высказал предположение Ник. Александрович. «А по-моему…» Говорили, не слушая друг друга. Домой неслись, не замечая кочек, наваленных деревьев, воды и мошки.

Встретила Маша. Оказалось, был самолет, он разыскивал лодки Ванюшки Герасимова и Жеребцова и думал, что мы — это они. Постоял недолго, сообщил, что в Баджале есть махорка, сахар и обмундирование, обещал залететь завтра и отвезти нашу заявку начальнику экспедиции Маккавееву. И опять говорили наперебой, но радость сразу исчезла от тихо сказанного Прищепчиком: «Значит, махорки нет?» И настроение омрачилось. Опять разбитое корыто.

А после ужина, когда небо стало темно-синим и когда заблистали редкие звезды, приехал Забулис. Не знаю, какие слова надо найти, чтобы понять ту радость, которая овладела всеми, когда узнали, что махорка есть. Тут же задымили цигарки. Люди ожили.

Бат привез ящик махорки (ящик махорки!!!), сорок килограммов сахара, сухие овощи, ватное и брезентовое обмундирование. Новостей лодка. Левобережный вариант отпал, начальник «Лентранспроекта» снят с должности и направлен помощником Маккавееву. 4-я партия в поле еще не выехала, два самолета (которые мы так ждали!) неудачно сделали посадку в Баджале и прорвали себе брюшину фюзеляжа, жиров на базе нет, проект магистрали сдать к Первому мая 1938 года. На место Лесовского назначен новый замначпартии по геологии.

14 сентября. Еще двенадцатого было совещание, на нем выбрали профоргом Прищепчика и редколлегию стенной газеты. В редколлегию вошли Неокесарийский, Сараф и я. Уже ночь. Все спят. Слышны прерывистый храп Походилова и тонкое, жалостное посвистывание Ник. Александровича. Передо мной две свечки, я переписываю материалы. Стенгазета названа «Амгунец». Впервые в открытую говорят о своих «болезнях». От рабочих поступила заметка, выражающая недовольство Ник. Александровичем. От ИТР жалобы на руководство. В передовице вскрыты все неполадки, и есть фразы, предупреждающие о вредительстве. Следующий столбец заполнен фактами безобразия в организации экспедиции. Потом следуют фельетон, стихи и отдел «Кому что снится». Глаза слипаются от усталости, и я выхожу из палатки.

Ночь темная, густая. На небе ни звездочки, все закрыто мраком. У ног, под обрывистым берегом, тихо всплескивают волны, они не нарушают тишину, а как бы еще больше ее подчеркивают.

Где-то высоко летят гуси. Их не видно, и до меня доносится только уверенный и озабоченный крик вожака. «Осень», — думаю я, и грусть тонкой паутиной окутывает сердце.

Свечи догорают. Я достаю новые и продолжаю переписывать.

15 сентября. Утром приехали эвенки-охотники, привезли рыбу: ленков и одну кету. Начинается ход кеты, и мы, видимо, будем с рыбой. Самцы кеты очень истощены, они ничего не едят, идут вверх с самками, спариваются там и гибнут. Самки полны икры. Той самой, кетовой.

Поели ухи и отправились на работу.

27 сентября. Дошли до речки Джамку. Ее берега пологие, плавно спускающиеся к воде. Она неглубока и, в отличие от других рек Амгуньского бассейна, тиха. Вода прозрачна, на дне видна ровным слоем галька. Недалеко от берега ходит спокойно ленок, немного дальше их уже можно насчитывать десятками. Домой идем берегом Джамку. Идти нелегко, — нагроможденные друг на друга деревья, скользкие, без коры, преграждают путь. Перелезаем через них. Тропы нет, идем как попало. У устья Джамку, где она вливается в Амгунь, останавливаюсь, потрясенный зрелищем. Идет кета. В этом месте перекат — мель, и видно сплошное движение кетовых хребтов. Кеты так много и идет она так густо, что, если взять палку, можно легко набить целую бочку. Многие обессилели. Они подходят к берегу и беспомощно качаются из стороны в сторону. Я толкаю одну из них носком сапога, и она вяло отодвигается на метр и там стоит. На туловищах многих рыб неприятные красные пятна. Хочется понаблюдать это удивительное зрелище, но начинает лить дождь и приходится спешить домой.

28 сентября. Солнце всходило багровое. Дул пронзительный ветер. И от солнца и от ветра густой туман приходил в движение, изменяя все вокруг. Причудливо вырисовывались во мгле сопки, деревья на противоположном берегу Амгуни казались гигантскими. Я собирался ехать к нулевому пикету. Жеребцов привез краску, и нужно было карандашные записи на угловых столбах, реперах и пикетных сторожках закрепить краской. Взял я с собой Васятку Новикова. Намечалось доехать до места работы, там бросить лодку и самим продвигаться по трассе, стараясь к ночи вернуться в лагерь. Я еще ни разу не спускался вниз по Амгуни и потому с нетерпением ждал отъезда. Васятка отливал воду, затыкал щели. Наконец он объявил: «Готово!» Мы оттолкнулись от берега, и сразу же течение подхватило нас. Все с невероятной быстротой понеслось назад. Мною овладел непонятный азарт, хотелось плыть еще быстрее. «Греби, Вася!» — крикнул я.

Мелькали отмели, обрывистые берега, надвигались сопки и оставались за спиной, лодка влетала на перекаты, задевала днищем гальку, подпрыгивала, скрежетала и с еще большей скоростью неслась вниз. Вылетела на кривун, миновала его и случайно не коснулась огромного завала. Оглянулся назад и только тут понял миновавшую опасность — вода высоко взмывала от ударов на завал и с шумом падала вниз, образуя воронку. Васятка сидел бледный, упирался руками в борта лодки. Поехали медленнее, не гребя, правя только рулевым веслом.

Когда я поднимался вверх, то тяжелая работа не позволяла любоваться природой, сейчас же все вставало в глазах в новом освещении. Сколько красоты в этой нетронутой девственности края! Чувствуется во всем сила, могучая воля. И нельзя сказать, что здесь хаос, нет, тут царствует природная организованность.

Из одной протоки при появлении лодки вылетели три крохаля. Васятка выстрелил и промазал, вслед за выстрелом откуда-то сбоку налетели на нас два гуся. Васятка опять выстрелил и снова смазал. Но не успело еще эхо замолкнуть в горах, как мы услыхали другой выстрел, ниже