Авиатор: назад в СССР - Михаил Дорин

из ВДВ. Он стоял в тельняшке, вращая на пальцах связку ключей. — Ты, похожий на енота, в каптерку зайдешь потом, — указал он на Виталика.

— Ну… ну хорошо, — сказал Казанов и продолжил старательно натирать носки мылом. Душистый кусок постоянно вылетал у него из рук и Виталя бегал по всему умывальнику за ним.

— А чего этот Бирсов тебя в каптëрку позвал? — спросил Макс у него.

— Так… ну… есть там дело одно.

Нездоровая фигня с этими ребятами из войск. Многие в свое время приезжали поступать, чтобы отдохнуть от армейской жизни. Здесь их сильно не гоняли, режим попроще, можно и в самоволки походить. Просто время «убивали» до дембеля.

Майор Неваднев объявил, что времени до отбоя осталось десять минут и водные процедуры пошли быстрее. В 22.00 прозвучала команда отбой.

Начали прибывать другие потоки, места в казарме становилось меньше и приходилось поддерживать порядок. Начались первые наряды по роте и в столовую. Без оружия конечно и в гражданской одежде.

Пока другие тянули лямки наведения порядка, нашему потоку предстояло пройти медкомиссию. Пожалуй, врач для лётчика страшнее отказа двигателей или попадания ракеты. Именно этот человек может поставить крест на мечте о небе и отобрать крылья, если ты уже летаешь.

Предстояло пройти многих врачей, но перед этим необходимо оставить «следы» в истории местной лаборатории — кровь и другие соединения в жидком и твердом виде.

Каждого врача проходят в определённой «форме одежды»: где одетыми полностью, где по пояс голыми, где в трусах, а где-то и без них. Послушают тебя, уши и нос посмотрят, покрутят на небольшом стульчике, именуемым «рыгаловкой», обстучат тебе коленки молотком и ещё несколько проверок выполнят.

Конечно, большинство переживает за окулиста. «Орлиный» глаз это то, чем славятся летчики, а он у тебя должен быть не 99, а только 100 процентов. Поскольку половину своей жизни пилот смотрит на приборы в кабине. А вот вторую половину на попу официантки в столовой.

Есть еще такая «весёлая вещь», как барокамера. Это исследование предполагает, что тебя сажают в небольшое помещение, в котором создают условия подъема на высоту 5000 метров. А затем снижают, но уже с большей вертикальной скоростью. И вот тогда-то и проявляется вся сущность человека, точнее лезет наружу всё, что ел и не ел последние несколько часов. Правда, потом этого человека объявляют негодным к летной работе, а уборщицы поносят всеми известными именами и прозвищами.

Стоя перед кабинетом терапевта для финального осмотра, я услышал за дверью спор врача и вошедшего парня. Вышел он расстроенным, ругая всех и вся.

— Давление ему не понравилось! Всего 150 на 90. Сигарету будешь? — спросил парень, присаживаясь рядом со мной.

— Спасибо, не надо. Не пропустил? — спросил я.

— Ага. Сказал, чтоб ехал в другое место. У них, видимо, уже все места расписаны!

Тут я согласен с ним. У каждого адмирала, генерала, полковника, партийного работника есть дети. А вот, когда из этих категорий люди закончились, тогда начинают набирать тех, кто годен.

Медсестра вынесла документы парню и пригласила меня. Войдя в кабинет, я сразу понял, в чëм корень беды с давлением.

В просторном помещении, на каждом столе работали вентиляторы. В углу стоял телевизор с шильдиком «Рубин-401» и рычащий «Саратов-2». На стенах висели медицинские плакаты, графики, памятки, портреты Пирогова, Сеченова, Мечникова и других светил врачебной науки. Ну и как же без Леонида Ильича в самом центре! У дальней стены за большим столом заседал терапевт с медсестрой. А корнем и самой главной проблемой были три обворожительные девушки в новеньких халатах и колпаках, сидевшие справа вдоль стены за небольшими партами.

— Передо мной встаем, товарищ Родин. Раздеваемся, — сказал терапевт. Гавриил Иннокентьевич Лам — так его зовут, если верить табличке на входе.

— Всем добрый день, — сказал я, и, сделав небольшой поклон девушкам, стал снимать с себя футболку и штаны, оставаясь в одних трусах. Чувствовалось, что девушки осматривают меня пристально. За тот период, что нахожусь в этом времени, всё-таки подкачался немного, пару кубиков прорисовалось на прессе. Эх, вот ту смугленькую с карими глазами бы сейчас, да…

— Родин, не отвлекайся, — отдернул меня Лам, заметив, что я не свожу глаз с девушки. — Чего остановился? Трусы тоже снимай и руки по швам.

Вот так Гавриил Иннокентьевич! Конечно, так и у меня давление вверх попрет. Главное расслабиться и не думать… тем самым местом. А как тут не думать, если кареглазая пару пуговиц расстегнула на халатике! Ладно, что не сделаешь ради дороги в небо! Трусы стянул вниз.

— Очень хорошо, — сказал Лам, посмотрев через большие очки на меня. — Что там у него?

— А, разрешите…, — начал говорить я, но терапевт осадил меня.

— Боком поворачиваемся, Родин. Левым боком ко мне. Руки по швам, — сказал он и подошел ко мне с тонометром. — Что там у него?

Девушки по очереди вставали и сообщали мои данные. Вес, рост, показатели зрения, результаты анализов, обследования в барокамере и так далее. Всё было в норме. Кроме моего стоя… состояния. Держать себя в руках получалось, а вот «его» не очень.

— Хорошо. Что скажете, Родин? Летать хотите? — спросил Лам, снимая с моей руки манжету.

— Вы даже себе не представляете как! — воскликнул я и вместе с девчатами мы закатились со смеху. Лам тоже заулыбался. В своих документах я обнаружил желанную запись «Годен к летному обучению».

Мои новые товарищи прошли тоже. Даже наш «старший» супер-ефрейтор оказался годен. Что ж, молодец!

Леша Баля зовут этого паренька, отслужившего один год в войсках. Фамилия, похоже, не склоняется. Предки, видать, французы были. И картавит ещё слегка. Сам он был родом из Краснодарского края и выделялся, разве что, скверным характером. Высокое самомнение, нарциссизм и походка а-ля «очень широкие плечи». Сам он уверял всех, что с его связями, он уже поступил, за него договорились, и он не переживает. А вот за нашего нового товарища, Виталю Казанова, мы переживали. Сегодняшним вечером, ефрейтор Леша был дежурный по роте и очень часто обращал внимание на нашего товарища.

— Ээ, енот! Я тебе сказал подойти! — крикнул Баля Виталику, когда он брился перед отбоем.

— Ну… ну… подойду.

— Не беси меня, лупатый! Живее, псы. После вас еще убираться будут полночи.

Я дождался, пока Баля вышел и подошел к Витале. Попробовал узнать, в чем проблема, поскольку каждый вечер заканчивался подобными криками в его сторону. Однако Казанов не открылся мне.

После отбоя, мне не спалось. И ведь можно забить на Виталика, на все эти притеснения пухляша. Меня-то не трогают! Поступление в самом