В дебрях времени - Герман Чижевский

В эоцене многие из таких бегающих птиц стали грозой слабых. Их чудовищные серповидные клювы вершили расправу над всеми, кто оказывался слабее, а среди сравнительно мелких примитивных млекопитающих того времени таких было большинство. Это были настоящие тираны открытых пространств, и архаичным мелким млекопитающим того времени приходилось платить им дань "натурой" - своими растерзанными телами.

Пернатые убийцы рыскали на равнинах и лесных прогалинах, голодными пронзительными криками распугивая все живое. Их клекот порождал неприятное и злое эхо. Они бродили и вслушивались в шорохи, трели и писки жизни, несшиеся к ним отовсюду.

Некоторые ученые высказывали мысль, что все разнообразные группы нелетающих птиц произошли от каких-то древних примитивных птиц, которые никогда не поднимались в воздух. Но как ни привлекательно своей простотой такое объяснение, оно совершенно неверно.

И вот почему.

Даже в меловом периоде у еще зубастого ихтиорниса были большие сильные крылья, а такая крупная птица, как водоплавающий гесперорнис, никак не может быть названа примитивной, хотя она и не могла летать. Широко известно также, что и в других высших группах птиц некоторые виды утрачивали способность к полету: новозеландская нелетающая пастушка, исполинская гагарка, дронт. Они не умеют летать, но произошли они, без сомнения, от летавших предков, что становится ясным каждому, кто изучит их.

Почему же могла быть утрачена способность летать, с такими большими усилиями и жертвами приобретенная птицами? Почему, овладев удивительным мастерством опираться крыльями на воздух, как мы опираемся ногами о землю, птицы с такой легкостью отказались от этого изумительного достижения эволюции?

Объясняется это тем, что в самом полете "для полета" птицы никогда не нуждались. Полет первоначально явился для них лишь средством избегнуть врагов.

В самом деле, если нет хищников, способных охотиться на данный вид птиц, то у нее отпадает необходимость летать. Нетрудно убедиться, что нелетающие птицы в основном обитают в тех районах нашей планеты, где фактически нет опасных для них хищников. Например, Новая Зеландия, где совсем недавно обитали огромные страусообразные птицы, лишена опасных животных. В Австралии до появления человека и завезенной им собаки динго практически некому было охотиться на эму и казуаров. Остров Мадагаскар, видевший оперенных гигантов, несших самые огромные из яиц, какие только высиживались "под солнцем", почти свободен от опасных млекопитающих.

В более трудном положении оказывается африканский страус и южноамериканский нанду. Но следует помнить, что живут они на открытых пространствах, где четвероногим преследователям невозможно приблизиться незамеченными к "дозорным", бдительно наблюдающим за всем происходящим вокруг стаи. И, когда подается сигнал опасности, стая с невероятной быстротой ищет спасения в бегстве.

По-видимому, если нет к тому препятствий, происходит возврат птиц к "пешей" форме обитания. Когда же этот процесс оказывается завершенным, то исчезают или уменьшаются в размерах крылья, ослабляется хвост и резко усиливаются ноги.

Ныне существующие тинамы дают нам возможность представить такой путь развития бегающих птиц. Тинамы, которые могут рассматриваться как страусообразные птицы, живут в Южной Америке. По внешнему виду они напоминают тетеревов или перепелов, но отличаются от них тем, что это, в сущности, бегающие птицы. Они пользуются крыльями лишь в случае опасности.

Перелетать они могут лишь короткие расстояния, редко превышающие сто или двести метров. Затем они долго и проворно бегут по земле. Хвост у них уже отсутствует, но еще сохранилась грудина с килем, чего нет у других страусоподобных птиц. Вероятно, они являются реликтами, сохранившимися почти без изменений с третичного времени. Подобные им птицы, утратившие зубы и имеющие вполне развитые крылья и выпуклую грудину для прикрепления летательных мускулов, могли послужить исходной группой для появления птиц, которые летали сравнительно плохо и приспособились к обитанию на земле в местностях, где для этого существовали благоприятные условия.

Некоторые из них могли со временем утратить способность к полету и развиваться, постепенно приближаясь к страусообразному типу. В других местах они не в состоянии были выдержать соревнования с летающими видами и вымерли.

НА ВОЛОСКЕ ОТ ГИБЕЛИ

Итак, я остановился в эоцене, и эта эпоха, отстоящая от нас на полсотни миллионов лет, встретила меня неожиданностью.

Я "прибыл" в эоцен в середине дня и осторожно спустился на плотный песок. Справа и впереди горбились дюны, облитые теплыми солнечными лучами. Они отбрасывали удивительные сиреневые тени. Солнце стояло высоко, и от песка, как от нагретых печей, поднималось тепло. На волнистых склонах дюн, овеянных и причесанных ветрами, четко выделялись многочисленные следы.

Как неумелые стежки ребенка, впервые севшего за швейную машину, они перекрещивались и расходились, обегая песчаные склоны с застывшими гребешками ряби. Все вокруг было так буднично, так знакомо, даже шелестевшие под ветром косицы травы в редких зеленых кустиках, что я невольно оглянулся на указатель времени. Указатель уверенно свидетельствовал, что я нахожусь в эоцене.

В полукилометре от меня начинался лес, состоявший из красных деревьев, а еще левее, там, где он был реже, высились крутые обрывы старых, с мягкими очертаниями меловых скал. Кое-где в скалах виднелись большие округлые пустоты, зиявшие в ярком свете дня почти черными провалами. Они напоминали пустые глазницы огромных мертвых чудовищ, и я как завороженный уставился на них. Вдруг издалека донеслись необыкновенные звуки, похожие на причмокивания, и смолкли. Я завертел головой, всматриваясь в дюны. Наступила звенящая тишина. Заслонившись рукой от слепящего солнца, я выждал несколько минут. Я думал, что вот-вот увижу что-нибудь необычное, но не увидел ничего. От сильного блеска рябило в глазах, дюны выглядели безжизненными и безмятежными, какая-то птица, похожая на нашего жаворонка, уныло посвистывала, глубоко ныряя в бесцветное небо. Тревога показалась мне напрасной. Успокоенный, я сделал несколько шагов от машины. И хотя неопределенное беспокойство вскоре снова овладело мной, я продолжал медленно идти к меловым скалам. Уже сотни метров отделяли меня от машины, когда у себя за спиной я услышал явственные взмахи крыльев, как если бы где-то поблизости петух взлетел на забор.

Я обернулся и только тогда заметил какое-то лохматое двуногое существо, торопившееся ко мне сбоку по гребню дюны метрах в ста пятидесяти. Оно приближалось со стороны солнца, и мне был виден только темный неряшливый силуэт. Однако и этого было достаточно, я сразу понял, что за существо в птичьем облике преследовало меня.