Пути, которые мы избираем - Александр Поповский

— Садитесь, пожалуйста, я слушаю вас.

Он не может сесть, пока она стоит, им уж лучше побеседовать стоя.

— Как идут ваши дела? Много успели? Дела? Хорошо, превосходно. У нее много новостей для него… Она чуть не проговорилась, что два месяца уже ждет его прихода. Каждый день она себе говорила: «Быков, вероятно, сегодня придет, не может же он пренебречь такими материалами. Ему необходимо познакомиться с ними».

— Я приготовила доклад. Хотите, прочту вам?

Он берет из ее рук доклад и, бережно сложив его, говорит:

— Я прочту позже. Расскажите, что вы успели сделать?

Ученый внимательно выслушивает ее и признательно кивает головой.

— Вы окончили аспирантуру, можете писать диссертацию. Времени вам осталось немного, завтра последний ученый совет в нынешнем, сорок первом году. Надо завтра же работу подать.

То есть как это — подать? У нее ни строки не написано, она над этим не подумала еще…

— Написать диссертацию за один день? — не верит девушка своим ушам.

На это следует его спокойный ответ:

— Я объяснил уже вам, что завтра последний ученый совет…

— Но почему именно в нынешнем, сорок первом году?

— Потому что наука, — отвечает он ей в тон, — не может ждать. У нее свои планы, независимые от ваших капризов.

Ученый мягко берет аспирантку за плечи, приводит ее к себе в кабинет и так же мягко усаживает в кресло:

— Устраивайтесь и пишите здесь.

Назавтра Шевелева вручила ученому материалы диссертации. Труд вчерне был готов.

— Готовьтесь защитить диссертацию, вам отпущено пятнадцать дней.

Пятнадцать дней? Она не справится в такое короткое время. Какие основания спешить? С нее довольно того, что работа была сделана за ночь. К защите она намерена готовиться всерьез.

— У вас скверный характер, — напомнил он ей, — я заявляю это вам уже не впервые.

— Простите меня, Константин Михайлович, — говорит она, — я буду стоять на своем.

— Аспирантка Шевелева, — произносит он строго, — я предлагаю вам исполнить приказ! Кстати, о самой диссертации — я просил вас не философствовать. Физиология — наука, основанная на фактах, а вы позволили себе всякого рода отвлечения. Взяли бы пример с Павлова и Гарвея, с этих подлинных рыцарей факта.

Первого июля, в один из тех дней, когда самолеты врага обрушили на город огонь и металл, аспирантка с противогазом через плечо явилась защищать свою диссертацию. Труд обнимал сорок шесть страниц и назывался: «Механизмы передачи возбуждения в верхнем шейном узле».

В три часа дня оппонент поздравил аспирантку с удачей, и ей присудили ученую степень.

В дни голода и блокады она продолжала занятия. В институте давно уже никого не осталось, уехал и Быков с Морской академией, а молодая кандидатка биологических наук не оставляла работы. В вечерние часы она готовила для фронта сестер, а ночами проверяла затемнение на улице и гасила зажигательные бомбы на крыше.

Судьба привела ее на Урал, на скромное положение вычислителя геофизической обсерватории. Полем ее деятельности был краешек стола, а инструментом исследования — логарифмическая линейка. Ей поручили тему и направили с экспедицией в Среднюю Азию. Спустя год в «Известиях Академии наук СССР» появилась ее первая работа о смешиваемости атмосферы по вертикали, а вслед за тем и вторая — об определении скорости ветра на различных высотах по наземным данным. Ее назначили на должность старшего научного сотрудника, определили инженером, а вскоре и старшим инженером…

Любила ли Шевелева свою новую профессию? Разумеется, любила. Она так же забывалась за своей новой работой, как и за физиологическим опытом. И здесь, как и там, мысли не давали ей ни минуты покоя. За успехом следовали тревога и опасения: она мало чего добилась, почти ничего, время уходит, ей не поспеть уже к сроку, которого, кстати сказать, никто ей не ставил. От этих волнений, как и от тех, в Ленинграде, она освобождалась лишь в театре, где ее сердце, склонное к тревогам, обретало покой.

Пять лет Шевелева ревностно служила метеорологии, все более отдаляясь от шейного узла и от многого другого, что недавно еще составляло смысл ее жизни. Ночь перестала быть пособницей дня. Из палатки, затерянной в песках Средней Азии, она ночами смотрела на беспредельное небо, унизанное звездами, на лунный диск, осаждаемый облаками, ловила скорбные звуки далекого комуза и думала, что прошлое уже не вернется, с физиологией покончено, и навсегда. Жаль, что через ее жизнь прошла великая радость, истинное счастье, которое, вероятно, уже не повторится…

Старший инженер Шевелева

Вернувшись из эвакуации в Ленинград, старший инженер Шевелева с прежним рвением продолжала свои метеорологические исследования. В Институт экспериментальной медицины она не показывалась и не обнаруживала намерения вернуться туда. И академик Кочин, представивший к печати ее исследование по метеорологии, и сотрудники геофизической обсерватории не заметили в молодой девушке каких-либо перемен. Поговаривали даже, что старший инженер разрабатывает новую значительную тему.

До известной степени это было действительно так. Перемены наступили после того, как друзья из физиологической лаборатории, случайно встретив Шевелеву, привели ее в институт. Быков пригласил девушку к себе, рассказал о том, что было проделано в эвакуации, расспросил о ее успехах в метеорологии и просто предложил:

— Погуляли, и довольно, пора за дело браться. Когда вы придете на работу?

— На работу? Хотя бы завтра, — ответила она шуткой, уверенная почему-то, что и он пошутил.

— Соскучились, я вижу. Что ж, приходите завтра. Я, кстати, прикажу вашу комнату оборудовать. Договорились?

— Нет, Константин Михайлович, не договорились, — рассмеялась она, — ведь мы с вами шутим.

— Почему? — не понял он. — Я совершенно серьезно говорю.

Откуда он взял, что она склонна вернуться в лабораторию? Она просто пришла проведать друзей.

Быкову пришлось повторить вопрос.

— Я не смогу, Константин Михайлович… У меня, по правде сказать…

— Ладно, — благодушно перебил он ее, — приходите в четверг. Так и быть, погуляйте недельку.

Быкову изменила присущая ему проницательность, он смущение девушки принял за выражение покорности. Уверенный в своей помощнице, мог ли он подумать, что снова ее потерял!

— Я не решила еще, заниматься ли мне физиологией… Как ей трудно было эту фразу произнести! Бывают же на свете нелегкие признания.

— Заниматься ли вам физиологией? — недоумевал ученый. — Чем же другим?