Любаша (СИ) - Алексахина Лира
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
На меня смотрели темные глаза с пульсирующим зрачком. Росчерк на лице начальника стремительно чернел.
***
Джонатан
Когда хочется затуманить разум, но нельзя пить, можно гладить пальцами гладкий бок бутылки, занимаясь самообманом.
— Как она?
— Спит.
— А ты?… Выглядишь не важно.
— Жить буду.
— А я?…
— Полагаю, тоже, — пожатие плечами.
— Но не уверен… Дерьмо.
— Согласен… И в себе не уверен… Но ее не задело. Гарантирую, — кулак на стол.
— Я…тогда…будто разделился на двое, — прикрыл глаза левой рукой, вспоминая ощущения. Дернулась правая щека. Пальцы правой продолжали невесомо наглаживать, словно искали брешь, дабы высосать сквозь стенки и отрубиться. — Убить хотел… Растерзать. Всех. И тебя… Злость. Ненависть. Голод… Боги, как я мечтал вспороть ее горло! Боролся, как мог… Сместил удар на спину. Здорово, да?…Защитничек, — нервный смешок. — Так что это было? Он же лежал бревном не первый день! Как такое могло произойти? Были знаки, нестабильность состояния, бред, судороги? Хоть что-нибудь?
— Ничего. Иначе бы ты знал, а он был в другом месте, — устало ответил Велдон, потирая пальцами виски. — Сугубо мое предположение: при прорыве его могли укусить или заразить, «это» вызревало в теле, как в коконе или личинке, достигнув определенного уровня, захватило контроль и пошло… жрать. Что случилось с сиделкой и охранником, ты видел.
— Тогда и мы с тобой…?
— Я не знаю! — вызверился друг, ударяя кулаками об стол. — Не знаю, — уже тихо. — «Оно» ощущалось как, — прищурился, будто рассматривая ответ на потолке, — как разумная болезнь. Не смотри на меня так, Джонатан, — раздраженно отмахнулся, роняя голову на скрещенные руки. — Это идиотское объяснение и …
— Я верю тебе.
— Серьезно? — резко поднял изумленное лицо. Увидев мой кивок, приободрился, садясь ровнее. — Я почувствовал, как тебя оплетает сетью и не придумал ничего умнее, как рвануть ее пополам… забирая себе.
— Зачем?
— Мы же друзья?… — неуверенное пожатие плечами.
— Семья, Велдон. Мы — семья… Как думаешь, остальные тоже заражены?
— Нет. Уже проверил… У нее, у болезни, есть зов… Шепот в голове.
— Да, слышал… Спасибо, что помог. Я должен…
— Заткнись, Мюррей, — вскочил Велдон, закатывая глаза. — Ты мне ничего не должен… Сложно теперь назвать красавчиком. Уж прости… Не хватило сил…Пойду, пройдусь.
Хлопнула дверь. Неторопливо вытащил маленькое зеркальце из верхнего ящика. Покрутил туда, сюда, рассматривая получше.
— Ну и ладно. На любовь никто не рассчитывал. Жене главное что? Родить наследника… Не придется уговаривать уехать, сама сбежит.
Рваный шрам на лице был отвратительно черным.
***
Люба
Вонь в коридоре была повсюду. Она лезла в нос, атаковала уши, пыталась въесться под кожу. Старуха травница улыбалась первый раз за недолгое знакомство, широко, от всей души, ярко, с детским восторгом…
— Яйца болотной жмыхи… Ту-у-у-ухлые, — прошептала вредная бабка с глубочайшим удовлетворением, сложив на груди морщинистые руки.
Это должно было объяснить, но не случилось. Хорошо, что в кабинете было не так печально. Послышался надсадный кашель, знакомая брань, топот ног. Дверь резко открылась и закрылась. Глухой стук опущенного засова, поставленного день назад, стремительные шаги, скрип кожи. Выдохнув, потихоньку встала с четверенек за диваном, расправила платье и пошла к гостевому стулу.
— Люба, — с квадратными глазами выдохнул капитан, — вы… что делаете?
Хмурая складка на мужском лице, резкий взгляд на дверь, на меня и вот уже картина произошедшей диверсии сложена в голове. Лицо начальника приобрело выражение кирпича. Он откинулся на спинку и скрестил руки, отгораживаясь от неприятного разговора.
— Лихо вы придумали.
— На самом деле все придумала она, видя, как вы бегаете от меня, словно жених от обманутой невесты. Я проспала сутки, еще два дня старуха отпаивала редкостной дрянью, не выпуская по вашей просьбе. Вы и Велдон стали… скрытные и очень занятые. Как только появляюсь, вырастает стена дел, людей, чего угодно, максимально увеличивая расстояние. Пришлось обратиться за помощью к единственному человеку, не связанного с вами личной клятвой… Что происходит, Мюррей?
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})Капитан склонил голову на бок, поджал губы, кивнул неизвестно чему и вытащил из верхнего ящика небольшое зеркальце вместе с неприметным пузырьком.
— Я чувствую вину, Люба… Глубокую, разъедающую внутренности вину, — покрутил пузырек в руках и громко шмякнул об стол. — Прости меня, — горько прошептал начальник. — Я не сумел сдержать… тогда и боюсь снова причинить боль.
Он остервенело растер лицо, показывая секрет: уродливый росчерк черного цвета, словно что-то глубоко постыдное.
— И все?
Мюррей страдальчески вздохнул и рассказал о своих ощущениях в день нападения, их умозаключения с целителем и прогнозы.
— Он начал чесаться и воспалился с нижнего края. Мазь — короткая отсрочка.
— Ничего не помогает?
— Мы перепробовали все.
— Ясно.
— Когда вы уезжаете? — подавленно спросил Мюррей, потянувшись к бумагам. — Я подготовлю…
— Джонатан, и не мечтайте, — встала, уперевшись обеими руками об стол. — За вашу скрытность придется терпеть мои эксперименты на вашем лице. Может травница что-то придумает, может я…
— Люба…
— Не Любкайте! — строго отрезала. — Где я найду еще такого нормального начальника? — подмигнула и ушла.
Кажется, он немного воспрял духом. Уже хорошо.
5
Люба
Удобно подперев руками обе щеки, как хомяк из мультфильма, сосредоточенно предавалась унынию, сидя на скалистом берегу. Там, внизу грохотали волны, шумя и неистовствуя, даруя немного успокоения, старательно закидывая наверх капли водной взвеси, долетавшие редкими подарками на лицо и одежду.
Ничего не помогало Мюррею. Старуха беспомощно разводила руками, начальник терпел, шрам гноился. Мазь перестала справляться, Джонатан плюнул и ходил как есть. Мужчина стал раздражительнее, резче, противоречивее. Народ боялся, сторонился и молчал. Число воздыхательниц сократилось. Камилла отравляла жизнь Олафу. Каменную стену из крепких булыжников возвели быстрее небоскреба в центре столицы. Мюррей искал причины придраться и спустить злость, народ старался их ликвидировать.
Больные разлетелись из гнезда: часть вылечилась полностью, пятерых вынесли вперед ногами, остальные перешли в разряд легких случаев и переселились в казармы. Велдон съехал еще раньше. Моя задумка встала без основных вводных, труженицы потихоньку забыли путь в огород начальника. Дом опустел.
Все ждали бурю — матушку Джонатана. И она пришла. Вереница карет, подвод, телег и людей наполнила Амран, изменив привычный ход жизни, повысив уровень шума и накал страстей.
Помимо всех несомненно необходимых и нужных вещей как то дерево, продовольствие, скотина, птицы, орудия труда, металл, предметы быта и прочего, она привезла невест и людей из столицы, привыкших к другой жизни, взирающих на местных с высокой колокольни собственного высокомерия, а также правила и, пожалуй, самое трудное, неудобное, мешающее больше всех — себя.
Словно долго отсутствующая директриса, женщина влезала везде и к каждому, грозясь невидимой плетью, поднимая приличия с субординацией на нужный уровень и не важно, что от этого могло пострадать качество или человек. Сию одиозную личность звали Марджери Мюррей. Высокая, подтянутая, красивая и невыносимая.
Пять невест, несметное количество сундуков и сопровождающих выстроилось около показавшегося вдруг очень маленьким двухэтажного особняка. У радушного хозяина, встречающего процессию на крыльце, стала дергаться щека. Заведенные за спину руки сжимались в кулаки и разжимались.
— Мальчик мой! — патетично воскликнула Марджери, раскинув руки… и началось.
Возможно, при старых обстоятельствах музыка звучала бы привычными аккордами, но не в этот раз. Бешенство капитана взорвалось феерией звуков и эпитетов, жестов и посылов. Пять невест, немного скраба, мать, одна горничная на всех и я, все остальное летело, спотыкалось, выносилось и исчезало с немыслимой скоростью. Нутром почуяв неладное, Марджери переждала бурю, убрав бревно тарана в нагрудный кармашек, достав взамен капли слез и духи обаяния. Тасуя их, словно заправский шулер, она добилась от сына послаблений и ушла, крепко зажав свой выигрыш — две горничные на всех, обещание все объяснить, дозволение делать что захочется и примерное расписание свиданий.