Жизнь и свобода. Автобиография экс-президента Армении и Карабаха - Роберт Кочарян

колючей проволокой, установили усиленные блокпосты, нагнали спецназ. Вся территория находилась под тщательной круглосуточной охраной, пройти можно было только по специальным пропускам. Они сидели в полнейшей изоляции – в город выходить опасались, приезжали и уезжали под прикрытием бронетехники. Там, в этом здании за колючей проволокой, вынашивались все планы по подавлению национально-освободительного движения армян Нагорного Карабаха.

В то время приняли массовый характер операции по «проверке соблюдения паспортного режима в районе ЧП». Эти операции разрабатывались комендатурой по приказу оргкомитета, а осуществлялись силами внутренних войск и ОМОНа. По сути это были просто облавы: окружали село, обыскивали все дома, проверяли жителей – искали оружие и боевиков. Проверки, разумеется, касались исключительно наших населенных пунктов: подразумевалось, что боевики могут быть только армянские. Вот данные из сводок МВД того периода, которые приводит в своей книге «Мятежный Карабах» Виктор Кривопусков – офицер, служивший в те годы начальником штаба следственно-оперативной группы МВД СССР в НКАО:

В 1990 году проведено 160 оперативно-войсковых операций по проверке паспортного режима и выполнению Указа Президента СССР от 25 июля 1990 года «О запрещении создания вооруженных формирований, не предусмотренных законодательством СССР, и изъятии оружия в случае его незаконного хранения». Из них 156 – в городах и селах, где живут только армяне.

Каждая такая операция заканчивалась массовыми арестами – оснований для них не требовалось. Задержанными оказывались, как правило, случайные люди, не имевшие никакого отношения к отрядам самообороны: бойцы наших отрядов понимали, что их ищут, вели себя очень осторожно и попадались гораздо реже.

Арестованных обычно передавали правоохранительным органам Республики, и в итоге все они оказывались в азербайджанских тюрьмах, лишенные каких-либо прав на защиту. К этому моменту национальная вражда и взаимная ненависть достигли такого накала, что тюремщики просто вымещали свою злость на задержанных, и армяне, попадавшие туда, неминуемо подвергались насилию и издевательствам. (Была, впрочем, и еще одна причина, стимулировавшая массовые аресты, – деньги: из родственников арестованного часто вымогали выкуп.)

В этот же период комендатура ужесточила контроль за дорогами внутри НКАО. Повсюду расставили блокпосты, и объехать их даже по сельским дорогам стало непросто. Чтобы свободно передвигаться, незаметно перебрасывать людей, оружие, мы построили огромное количество своих внутренних дорог в объезд азербайджанских сел и блокпостов. Брали за основу заброшенные проселочные дороги, а где их не было, пробивали новые, расчищая и утрамбовывая непроходимые участки тракторами. Фактически мы покрыли область альтернативной дорожной сетью, благодаря которой теперь могли доехать из Степанакерта до Гадрута – самого дальнего райцентра, не попав ни на один блокпост.

В ответ военные изменили тактику: стали размещать передвижные блокпосты, пытаясь каждый раз устраивать засады в новых, неожиданных местах, – но и этот прием быстро перестал работать. Небольшой Карабах населен довольно плотно, и, если где-то местные жители замечали, что через деревню едет БТР, да еще в сопровождении уазика, это сразу вызывало подозрение: куда едет? Зачем? Ага: поставили пост! Так что новость мгновенно разлеталась по всем дворам, и уже через несколько минут на дорогах всех проезжающих предупреждали о засаде. Те, в свою очередь, понимая, что передвижение военных ничего хорошего армянам не сулит, спешили распространить информацию дальше по всей области, и застать врасплох наши отряды было нелегко.

Законы партизанской войны работали на нас: мы находились в среде, которая полностью нас поддерживала, а для них была враждебной. Это давало нам огромное преимущество.

Друзья и враги

Чтобы противостоять нарастающему давлению, мы старались не только наращивать наши военные возможности, но и минимизировать потери, устанавливая контакты и налаживая сотрудничество с военными. С некоторыми комендантами районов и старшими офицерами внутренних войск у нас складывались хорошие отношения. Союзные войска были направлены к нам в горячую точку по долгу службы – причин для враждебности ни у них, ни у нас не было. Военные прекрасно понимали, что у нас находятся временно – каждые полгода их меняли; видели они и то, что в стране царит полный бардак – Советский Союз катится к распаду. Проявлять особенное служебное рвение в такой ситуации не было никакого смысла: зачем наживать себе врагов среди людей, против которых ты лично ничего не имеешь и которые способны тебе отомстить, если можно – и проще – спокойно отслужить свой срок и через шесть месяцев вернуться домой. Немало военных, особенно из среднего звена, относились к нам с искренней симпатией, сопереживали, стремились помогать. Действия и решения оргкомитета они в душе не поддерживали, а кто-то даже старался им препятствовать по мере своих возможностей.

Одним из первых силовиков, с кем у нас установился хороший контакт, был Концевенко, возглавивший областной КГБ. Он повел себя порядочно по отношению к нам с самого начала. Первым с ним сблизился Леонард Петросян. Присмотрелся – вроде человек адекватный, никакого предубеждения против нас не имеет, напротив, демонстрирует лояльность. Через Леонарда договорились с ним о встрече, причем инициатором выступил сам Концевенко. Я поначалу даже отнесся к этому с некоторым подозрением.

За чертой города у нас стояли павильоны, куда в обычное время люди приезжали поесть шашлык, посидеть за беседой, просто отдохнуть… В одном из таких павильонов мы и встретились. Концевенко сразу сказал: «Ребята, я сюда не напрашивался – судьба занесла. Действовать против вас я совершенно не хочу. Готов вас поддерживать – вы мне симпатичны». Так начались наши с ним отношения, которые мы, конечно, не афишировали. Дружба с Концевенко, возможно, кому-то из нас спасла жизнь. Может быть, и мне.

* * *

Мы понимали, что стоим поперек горла у властей и что они способны пойти на крайние меры. Провокации со стороны азербайджанских спецслужб участились, и все лидеры движения стали постоянно носить с собой оружие.

Я по-прежнему находился под защитой депутатского статуса, а в какой-то момент меня выбрали еще и в Президиум Верховного Совета Армении, в котором мне, правда, так ни разу и не довелось побывать, но решиться на мой официальный арест стало сложнее. Тем не менее из комендатуры продолжали регулярно приходить с повестками ко мне домой, а однажды военные даже явились к жене на работу, в санэпидстанцию, требуя немедленно признаться, где ее муж. Белла, обладающая прекрасной выдержкой, ответила им, наивно хлопая ресницами: «Ой, я сама хотела бы это знать! Несколько месяцев его не видела. Вы уж, пожалуйста, если его найдете, сообщите мне».

Концевенко меня тогда предупредил: «Роберт, будьте осторожны, к Поляничко приехала какая-то специальная группа, им поставлена задача физически уничтожить лидеров. Есть поименный список, кого должны убрать, есть разработанный план. Трупы собираются подкинуть на границу с Арменией, чтобы свалить убийство на армян – якобы те сами расправились со злостными националистами.