Брутальная Падме, или Новая судьба королевы - Влад Войце

Но какая-то выпуклая обособленность, чуть большая резкость в движениях, по которым казалось, он постоянно напоминает себе, что вокруг не бой, а банальный треннинг. Тем отталкивала потенциальных учителей. Юнлинги хоть и соперничали, но было видно, что они — общность. А парень же несколько выпадал из общей среды.

— Полагаю, я догадываюсь, кого вы решили на меня скинуть, — мастер Джин, тяжко вздохнул, смотря на парня из кожи вон лезущего, но лишь усугубляющего негативное впечатление от себя у потенциальных учителей.

— Я верю в талант твой к учительству, — непонятно было, Йода искреннен, либо подколол мастера, о чём-то, лишь обоим им известном.

Квай-Гон, как в омут бросаясь, более не растекаясь по древу, как будто перетёк из расслабленной позы сидя — в упругую стойку. И широко шагая, направился в центр зала.

По мере прохождения, и понимания куда идет джедай, пары в зале приостанавливались и неверяще начинали смотреть на парня, что продолжал тотально давить в очередной схватке какую-то забрачку.

Наконец мастер Джин подошел на несколько метров к сражавшимся и замер. Забрачка давно увидела его, но лишь теперь, с каким-то сложноопределимым, но скорее негативным чувством уставилась ему в лицо.

Перемену в происходящем конечно заметил и парень. Не будь он так увлечен схваткой, и капелькой отчаяния с неверием, которое прекрасно чувствовал Джин, находясь вплотную к нему, то остановился бы раньше.

Он повернулся и они встретились взглядом. Секунд десять оба изучали друг друга, после чего взрослый протянул руку ладонью вверх — в жесте предложения учительства, и произнес:

— Я — мастер Квай-Гон Джин.

— Я — юнлинг Оби-Ван Кеноби, — подросток всё еще неверяще, протянул руку в ответном жесте принятия статуса ученика, и крепко, как будто боясь, что этот учитель пропадет миражом, перпеплетя руки, сжал пальцами сгиб у локтя мастера.

— Падаван Кеноби, — сухо, но твердо зафиксировал свершившееся мастер.

— Учитель Джин, — уже радостно подтвердил подросток, который давно вырос из штанишек Обика, но до сих пор не собравший весь урожай, что тот маленький мальчик в себе посеял.

***

(Планета Набу. Парк Фигур у дворца Дома Амидал)

Атлетичная и гибкая девочка лет четырнадцати, своим строением и походкой похожая на гимнастку, дефилирующую по подиуму, а плечами, слегка, — на начинающую профессиональную пловчиху, шла меж оригинально подстриженных кустов. Они изображали разнообразные фигуры животных и разумных, кои населяли ближайший сектор Галактики.

Живые, насыщенного серого цвета глаза девочки, в которых отражался не по годам спокойный ум, внимательно смотрели на собеседника. При всей спортивности и некоторой акселератности она была, ввиду возраста, не слишком высока, но глаза её взрослого собеседника были практически на уровне её глаз. Он летел рядом, сидя на парящей в паре десятков сантиметров над землёй платформе.

Увечный старик, которого будто пропустили через центрифугу, выглядел странно. Странно, потому что его транспорт явно говорил об очень высоко развитых технологиях, но тело старика, явно побывавшее в какой-то жуткой катастрофе и нуждающееся в серьёзном протезировании, показывало его лишь в области глаз. Нарочито искусственные глаза, как будто рассеянно фокусировались на окружающем, скользя по фигурам, что проплывали мимо, но раз за разом возвращались к лицу девочки.

— Падме, к сожалению, я всё ближе к финалу. К счастью же, ты в свои 12 лет, — тут старик посмотрел на идущую рядом девочку, — вобрала в себя всё то, что не до дала нашей семье Сила ранее. Мне жаль, что так рано мне приходится давать тебе то, что в другом случае ты получила бы не ранее совершеннолетия. Но ты на удивление разумная и уравновешенная девочка. Так что я полагаю, сможешь воспринять сказанное мной и отложить до будущего, гипотетически нужного момента, данное тебе в эти дни. Не спусти это в утиль, на эмоциях.

— Деда, я хоть и маленькая девочка, но давно уже лишилась иллюзий. В этой жизни и мире мне придется полагаться, лишь на себя и тех немногих, кого я сама допущу в свой круг, — лишь перед парящей рядом развалиной, я мог немного расслабиться и вести себя более менее соразмерно себе самому. Мой образ в глазах других, варьировался от высокомерной девочки, что любит высокотехнологичные и не очень, но адреналиновые развлечения, — до усидчивой заучки, что готова впитывать знания часами. Лишь с дедом я был максимально возможно открыт, получая в ответ не меньшую открытость. Хотя, был уверен, что именно он ответственен за моё жесткое обучение.

— Увы это так. В нашей семье Сила долго отдыхала на твоих родственниках. Из твоих пятерых братьев на роль главы Дома, после смерти моего сына, не подходит никто. Хорошо еще, что у сына были дельные управляющие, а детки, в нежелании копаться в делах Дома, до сих пор не по увольняли их.

— Ну, деда, просто им хватает того, что на их развлечения всегда есть деньги. Так и вижу:

«Откуда вы берете деньги?»

«Со счёта в банке»

«А откуда они появляются на счету?»

«Там они есть всегда».

— Простая логика и пока она работает, они не будут интересоваться внутренней кухней Дома. Максимум, мама может поинтересоваться, как там, всё ли в порядке, всего ли для её сыночков хватает. Вот дед, скажи, ведь мама умная женщина, почему она не видит, какие поверхностные сыновья у неё, почему она так мало интересуется делами Дома сама?

— Видишь ли, Падме, моя невестка любила моего сына, твоего отца. Но так было не всегда. Его женитьба была строго по расчету, она связала наши Дома. По сути, компенсировала некоторые наши слабости за счет заемной силы в нужных областях у Дома Херменил. Первое время, рожая нам наследников, она любила, лишь их самих, по сути, сконцентрировав и замкнув чувства на них. Потом, она всё же полюбила и твоего отца, но увы, сыновья уже вкусили пагубные излишества этой любви, а в уме невестки отпечатался шаблон, несколько дистанцировавший её от дел Дома.

— Пожалуй, я понимаю.

— Она так до конца и не стала для Дома своей. Вернее, наш Дом не стал для неё таковым. К сожалению, твой отец слишком желал рождения дочери и чересчур радовался твоему рождению. Учитывая, что сыновей он постоянно журил за раздолбайство, то у твоей матери к тебе сложилась определенная рефлексия. При всей любви Антре к твоему отцу, сразу после твоего рождения и того несчастного случая, — дед тяжело вздохнул и продолжил, — унёсшего жизнь его