Морское братство - Александр Зонин

И, как ласковая старшая сестра, она ответила:

— Ну, конечно, простила. И забыла. Не думай об этом. Хочу быть с тобой, и все…

Восьмая глава

1

Утро на «Упорном» начиналось с проверки готовности к бою. Как всегда, Колтаков сверил хронометры, тщательно осмотрел барографы и компасы. Гремели элеваторы, поднимая боезапас. Проверялось состояние погребов и орудий. С низким гулом проворачивались машины. Все оказалось в порядке, и помощник командира Игнатов рапортовал Бекреневу, что происшествий на корабле нет и продолжается авральная работа по ремонту. Он уточнил с командиром распорядок дня и ушел в хлопотливые повседневные дела.

Веселая сила Игнатова не ослабела к полудню. Он подгонял группы бойцов, работавших на причале и на корабле, и, казалось, — день пройдет в спорой, дружной работе без особых происшествий.

Но как только Игнатов вбежал в пятый кубрик и повернул голову к дневальному, ожидая рапорта, он сразу нахмурился. Несмотря на рабочее время, два матроса лежали на койках и трое в замасленных робах о чем-то болтали за столом. Увидев помощника командира, вся компания засуетилась и за спиной Игнатова хотела ускользнуть на трап.

На корабле шла авральная покраска, в котельном заканчивалось щелочение, заново вооружались шлюпки. У Игнатова не хватало людей, а здесь в одном только кубрике пять пар рук отлынивали от дела. Игнатов записал фамилии и строго обратился к дневальному:

— Вы свои обязанности знаете? Почему позволили располагаться в кубрике?

У дневального забегали зрачки.

— Я — матрос из молодых, разве послушают? И зашли ненадолго. А на койках — которые вахту отстояли.

— Какую вахту?

— Первую.

— А сейчас стоит какая?

— Ну, третья.

Игнатов почувствовал в этом «ну» вызов. Он сухо сказал:

— Нарушаете инструкцию, дневальный, да еще оправдываете нарушение порядка. О нормальном отдыхе личного состава без вас есть кому побеспокоиться. Пошлите ко мне дежурного по низам.

В ожидании дежурного Игнатов осмотрел шкафчики, нашел мусор, мокрую тряпку, грязную бумагу. Столы тоже не были чистыми. Отвратительное несение службы и при этом дерзкий ответ, рассчитанный на то, чтобы вызвать сочувствие у свидетелей. Игнатов перебрал в памяти все, что знал о дневальном. Экзамен на специалиста-машиниста сдал неудовлетворительно. С берега вернулся пьяным. А по началу службы был исполнительным, скромным.

Он колебался: отправлять ли дневального на гауптвахту?

Игнатов редко прибегал к наказаниям. Поэтому, уходя, он еще раз подозвал дневального и доброжелательно спросил:

— Поняли свою ошибку?

Но молодой матрос буркнул в ответ: «понятно» — с таким явным вызовом, что Игнатов махнул рукой и торопливо поднялся наверх, отдав приказание дежурному по низам:

— Пять суток гауптвахты!

— Золотого человека обидел. Он же тебе простить хотел, — сказал дневальному один из матросов. — Эх, идиот!

— Чего ругаешь? — иронически поддержал другой. — Человек к образованию стремится, чувствует, что без гауптвахты не разберется в службе.

В соседнем кубрике дневалил другой молодой машинист, Бушуев. Он выглядел щеголем в аккуратно пригнанном обмундировании с медалью «За боевые заслуги». Игнатову образцовый вид кубрика и ловкий рапорт Бушуева должны были вернуть хорошее настроение. Он подумал, что не все молодые плохо усвоили дисциплину и требования службы, но почему-то от этого не стало легче. Чем-то ловкость Бушуева не понравилась ему еще больше, чем распущенность наказанного сейчас дневального. Он сам не мог понять, чем же именно. Следовало несколькими словами поощрить матроса, а Игнатов, скользнув взглядом по лицу Бушуева и молча кивнув головой, пошел к выходу.

На палубе Игнатову показалось, что он был слишком сух с Бушуевым. «Несправедливо! Тем более парень уже отличился в расчете Ковалева», — сказал он себе, повернулся было, чтобы позвать дневального, но не сделал этого и поспешно занялся другим делом.

Потом Игнатову пришлось мирить двух офицеров. Инженер-электрик хотел выключить линию боевого питания и заняться проверкой кабелей. А артиллерист решительно возражал, потому что торопился с тренировкой главного калибра для стрельбы в присутствии флагманского артиллериста. Игнатов знал, что, хотя оба офицера по-своему правы, надо найти решение, верное для корабля в целом. Он предложил выключить линию на несколько часов, чтобы с пятнадцати артиллерист мог начать свое учение. Но тогда оба офицера сказали, что на двух стульях нельзя сидеть разом и такое решение не позволит ни одному из них выполнить план дня.

Игнатов, у которого еще не улеглось раздражение, вспылил. Офицеры не хотели слушать доводов, важных для общего корабельного распорядка, и он резко повторил свое решение, как приказ, и тут же объявил его дежурному офицеру.

Наскакивавшие друг на друга артиллерист и электрик сошлись за его спиной на том, что парень самодурствует, и Игнатов это почувствовал. Настроение его окончательно испортилось за обедом, потому что артиллерист угрюмо катал хлебные шарики и намеренно громко говорил, что некоторые офицеры пренебрежительно относятся к артиллерии…

Игнатов делал вид, что это заявление не имеет к нему отношения, но не задержался в кают-компании, хотя одна партия в шахматы после обеда между ним и артиллеристом была традиционной и в это время все свободные члены кают-компании толпились вокруг, подсказывая ходы и обсуждая планы игроков. Игнатов любил этот час отдыха с шутками и веселым азартом. Так как в это время на корабле делать было нечего, Игнатов отправился к соседу на «Уверенный».

С помощником «Уверенного» они были сослуживцами на «охотниках» и торпедных катерах, а сейчас у них было много общих интересов — как получить в порту краски, ветошь и разное шкиперское имущество, как лучше выполнить планы штаба соединения. Когда Игнатов шел к товарищу, он рассчитывал договориться также об обмене двумя матросами, потому что «Упорному» нужен был портной, а у Игнатова был лишний хороший сапожник. Потом помощник «Уверенного» пошел провожать гостя. После двух рюмок у Игнатова было самое беззаботное настроение, и они еще поболтали на шкафуте «Уверенного». Но — странное дело! — как только Игнатов взбежал на палубу «Упорного», нахлынули все давешние заботы, и прежде всего мысль о том, чтобы артиллерист мог вовремя начать учение. Игнатов посмотрел на часы. До пятнадцати было еще сорок минут. Все же он направился разыскивать инженера, чтобы убедиться в исполнении своего распоряжения. Но рассыльный перехватил его. Помощника срочно вызывал командир.

У Бекренева сидели заместитель и командир пятой боевой части; по напряженным, сумрачным лицам и общему молчанию Игнатов догадался: случилось что-то неприятное.

— Где вы ходите, Игнатов? — раздраженно сказал Бекренев. — Служба у нас отвратительно налажена. Боевое питание выведено из строя.

— Какое питание? — переспросил Игнатов.

— Да какое же! Э-не-р-ги-ей.

— Мы же выключили питание до пятнадцати, — успокоился Игнатов.

Бекренев рассердился.

— Вы разучились понимать. Я вам говорю ясно — испорчено. Выключили, а этим воспользовался враг и в двух местах перерезал магистраль. В двух — обнаружили, а может быть, еще есть, черт бы его драл…

Небывалое происшествие окончательно испортило день. И Бекренев и Игнатов знали, что скоро все линии подачи энергии будут восстановлены и что во время ремонта попытка врага — мелкая и никчемная затея. Но они были угнетены, словно их заставили дышать отравленным воздухом. Нельзя было глядеть с прежним доверием в лицо каждого бойца и тех немногих рабочих ремонтного завода, к которым на корабле относились, как к своим людям.

Бекренев, отпустив офицеров, не мог приняться за очередную работу. Почему такого случая не было, когда командовал Долганов? Тогда каждого человека они знали и могли с уверенностью сказать, кто на что способен. Первая ошибка — пополнение не изучено… А пополнение, пришедшее из учебного отряда, набирали в освобожденных областях. Для большинства там была закалка. Но для отдельных субъектов, для скрытых врагов? Он вспомнил краснодарский процесс и русские имена среди фамилий фашистских палачей…

Тревога погнала его из каюты по кораблю. На полубаке под присмотром Кийко заканчивалась покраска палубы и стоек. Звенья якорь-цепи блестели, как черное дерево, палуба выглядела, как свежий зеленый линолеум.

Боцман доверительно сказал:

— Для Архангельска у меня запас есть, товарищ капитан-лейтенант. Как жених, будет наш «Упорный».

— О новеньких что скажете, боцман? Каковы в работе?

— Молодцы, хорошо работают. По две вахты кряду. Ничего, ребята справные, на фашиста растравленные.