Взгляд василиска - Макс Мах

– Плыви! – выдохнул Давид, разбрасывая воду, когда в очередной раз оказался на поверхности. – Догоню! У меня…

Но говорить он уже не мог, а только бился буквально в паре метров от Вадима, то и дело скрываясь под водой.

– Держись за меня! – крикнул Реутов, в два гребка, достигнув места, где самым очевидным образом погибал его друг.

И хотя он не был уверен, что вытянет двоих, оставить тонущего Давида он не мог тоже. Но помощь его, к счастью, оказалась тому не нужна. Вынырнув из под воды в очередной раз, Казареев вдруг шумно и едва ли не со стоном выдохнул воздух и сразу же успокоился.

– Все…

– Что…? – говорить они оба уже почти не могли.

– Я… стеклом… плывем.

"А, ну да… стекло".

И они снова поплыли, но сбой ритма вышел им боком. Теперь Реутов чувствовал, что сил остается все меньше, а сколько еще им было плыть до берега, оставалось неизвестно. И трудно сказать, чем бы все это для них кончилось, но внезапно прямо перед собой Реутов увидел плывущего ему навстречу человека.

"Что за…!" – возможно, его удивление было бы и больше, но у него уже не было на это сил. Даже на это. И ночного пловца, не находись тот буквально на одной линии с Вадимом, он бы в жизни не заметил. И сил уже не оставалось, и темно было, и дождь заглушал все звуки. Однако сейчас неизвестный, вынырнув из тьмы, пер прямо на Реутова, и единственное, что тот мог сделать, это шумно выдохнуть воздух прямо из-под воды, так что его "Фрр!" должно было прозвучать, как оклик или предостережение.

Самое странное, что чудак, не нашедший ничего лучше, чем устроить ночной заплыв в грязной, как сточная канава, реке, вода которой была покрыта мазутной пленкой и холодна, как полярные глубины, его услышал и, затормозив, поднял лицо над водой. Естественно, ничем, кроме галлюцинации, это быть не могло, но в этот момент Реутов отчетливо увидел перед собой бледное, как полотно, лицо Полины Кетко и совершенно от этого обалдел.

– Вадим! – удивленно выдохнула Полина и тут же свистнула.

И сразу же откуда-то из шевелящейся от дождя темноты раздался ответный свист, а еще через мгновение знакомый женский голос отчетливо произнес очень уместное в данной ситуации "Fuck you!"

– Ли?! – сразу же вскинулся затормозивший рядом с Вадимом Давид.

– I'm here! – сразу же ответила Лилиан, появляясь из мрака.

Но Реутову сейчас было не до радостной встречи.

– Далеко? – спросил он, экономя силы.

Но Полина его поняла и без пояснений, к тому же она и сама сидела сейчас в ледяной ванне осенней Невы.

– Сто метров… чуть больше…

– Вперед! – из последних сил простонал Вадим и поплыл к берегу, тяжело загребая воду отяжелевшими и окоченевшими руками.

Глава 3. В мире теней

В геральдике василиска изображают с хвостом дракона, и он символизирует сокрушение врагов. Василиск так же символизирует вероломство или что-то смертельное.

Петров,Русский каганат,18сентября 1991года.

Илья Константинович Караваев исчез в 14.48 по Пулковскому меридиональному времени. Исчез, но не умер. Умер Витас Станиславович Казюлис – "гравер". Впрочем, не сразу. Сначала он передал Илье пачку документов на имя Максима Николаевича Коломийца и его жены Милены Яновны. Их дочь, Вероника, как несовершеннолетняя, в документах не нуждалась, но была аккуратно вписана в оба общегражданских паспорта, матери и отца. Сделаны документы были добротно, качественно. Как говорится, комар носу не подточит. Илья их не просто просмотрел, а проверил самым внимательным образом, но все – печати, бумага, мастика и тушь, и все мелкие детали и детальки, делающие документ "подлинным" – было на месте и никаких подозрений вызвать не могло.

– Благодарю вас, – сказал Илья, пряча бумаги во внутренний карман куртки. – Сколько я вам должен?

Но ответить "гравер" не успел, потому что именно в этот момент (15.07) он и умер.

Положа руку на сердце, убивать Казюлиса не хотелось, однако и оставлять его в живых было нельзя. На чаше весов лежали жизни Зои и Вероники, а рисковать ими Илья не мог и не хотел. Поэтому умер "гравер", а Илья исчез, но, как вскоре выяснилось, исчез он не насовсем. Ему вдруг страшно расхотелось становиться кем-нибудь другим. Вот, просто нет, и все. И, обдумав, эту ситуацию со всей возможной тщательностью, Караваев решил, что вполне может позволить себе и впредь оставаться Ильей, но, разумеется, не для посторонних, а для самого себя. Для внутреннего, так сказать, пользования.

"Почему бы и нет?" – но возражений, по сути, и не было.

Он покинул квартиру Казюлиса, сел в Дончак и поехал на облюбованную еще с утра платную стоянку возле Сенного рынка. Место было идеальное. Пять подземных этажей, и полная анонимность, поскольку живые люди здесь присутствовали только на выезде со стоянки, а вот въехать на нее можно было с нескольких разных улиц, где служащих – в целях экономии, надо полагать – не было вовсе, а были только автоматические шлагбаумы. Сунул металлический рублик, нажал кнопочку, получил талон с указанием времени прибытия, и всех дел. Расплачиваться за все время стоянки надо было только на выезде, но как раз этого Илья делать и не собирался. Он поставил Дончака на минус третьем уровне, стер все следы, отключил сигнализацию, и, оставив машину не запертой, поднялся на лифте на четвертый этаж рынка. Там он минут десять погулял среди прилавков, искренне наслаждаясь, то запахом сушеных грибов, то ароматом настоящего липового меда, то еще чем, но и посматривать вокруг не забывал, и, убедившись, что никто его не ведет, пошел дальше.

В четыре часа, в сервисном центре на Боровой, он купил и тут же оформил на себя подержанный, но в отличном состоянии Майбах-Мистраль, и уже на нем отправился к дому Реутова. Вчера он ему пару раз уже звонил – утром (часиков в десять) и днем (около трех) – но дома не застал, что, впрочем, нисколько не удивляло. Рабочий день все-таки. Однако сегодня, снова попробовав, на удачу, около десяти часов утра, и, естественно, дома его опять не застав, тактику изменил. Ну, что ж, решил он, если человек работает – а кем, кстати, он мог бы теперь работать? – то дома его быть и не должно. Ловить Реутова, если это все же был он, следовало или рано утром, или поздно вечером, но ни вчера вечером, ни сегодня утром, Илье было не до того. Однако в Петрове имелась городская справочная служба, и Караваев даже сам удивился, с какой легкостью ему удалось узнать не только адрес Реутова, но и его служебный телефон. К слову, телефон этот Караваева чрезвычайно удивил, потому что, набрав номер, он попал ни куда-нибудь, а на кафедру Нейропсихологии Петровского государственного университета.

– Кафедра нейропсихологии, – ответили с той стороны немолодым, но чрезвычайно благожелательный, женским голосом. – Вас слушают.

– Здравствуйте, – поздоровался Караваев. – Будьте любезны, попросить господина Реутова.

– Профессор Реутов еще не приходил, – ответили ему, нарочитой интонацией выделяя, слово "профессор".

– А должен? – ничуть не смутившись, спросил Илья

– Трудно сказать, – задумалась женщина. – Но если дело спешное, попробуйте позвонить ему в лабораторию.

– А телефон лаборатории вы не могли бы мне подсказать, а то я здесь без записной книжки…

Но и в лаборатории Реутова не оказалось, поскольку, как вежливо, но уже без тени доброжелательности, сообщили Караваеву,профессор – "Значит, все-таки профессор?" – участвовал сейчас в какой-то научной конференции. Впрочем, конференция, как тут же и выяснилось, хотя мужчина на другом конце провода был этими расспросами явно раздражен, проходила там же, где находилась и лаборатория, но где именно, Караваеву не сказали, полагая, вероятно, банальностью. Однако в телефонной справочной Илья быстро выяснил, что данный номер принадлежит Психоневрологическому институту.

"Он? Почему бы и нет?"

Сказать что-то определенное пока было трудно, и Илья решил, благо срочных дел у него на сегодня больше не было, посмотреть на Реутова с более близкого расстояния. Поэтому, позвонив Зое и выяснив, что у нее все в порядке, Караваев снял себе по телефону номер в дешевой гостинице на Васильевском острове, и, запасшись едой и питьем, поехал выслеживать профессора В.Б. Реутова, и получилось это у него крайне удачно. Ждать долго не пришлось. Илья только-только расправился с курником[26] и собирался перейти к мясной кулебяке, как около дома, за которым он следил, появился давешний Нево, а еще через несколько секунд из машины возник Реутов собственной персоной. Он даже изменился, как выяснилось, не так, что б очень. Не то, чтобы постарел или оплыл, но годы все же чувствовались.

"Однако…" – подумав немного над возникшей дилеммой, и прикончив, пока суд да дело, кулебяку, Илья запил свою импровизированную трапезу рязанским квасом, а затем вылез из машины и, подойдя к телефону-автомату, позвонил Реутову домой. Теперь он хотел услышать его голос и "увидеть" реакцию на некоторые простые вопросы.