Расклад рун - Джеймс Хайнс

Она щелкнула пальцами.

– Потому что даже если вы не верите во все это, – продолжала Беверли, – Карсвелл верит. Он ведь прекрасно знает, что он с вами сделал. И с его точки зрения, вы уже мертвы.

Беверли сделала шаг назад, прижимая к груди небольшую книжку в красном переплете. Смех Вирджинии оборвался, теперь она наблюдала за собственными мыслями так, словно они принадлежали не ей, а кому-то другому. Она вдруг поняла, что ее разум и чувства поменялись местами. В течение трех последних месяцев чувства говорили ей, что она находится в опасности, разум же пытался убедить в том, что все это не более чем страшный сон. Теперь все было наоборот. Вирджиния тяжело вздохнула, чувство беспомощности возвращалось.

– Карсвелл ни за что не позволит мне приблизиться к нему, – произнесла она, чувствуя, что силы вновь ее покидают. – И даже если мне удастся приблизиться к нему, он все равно от меня ничего не примет.

– Конечно, не примет, – воскликнула Беверли. – Незачем и время тратить на подобные рассуждения.

– Поэтому ровно через десять дней, – устало подвела итог Вирджиния, – я упаду с дерева и сверну себе шею.

Даже несмотря на продолжавшееся воздействие транквилизаторов, Вирджиния пожалела об этом своем последнем замечании, однако Беверли сделала вид, что не обратила на него внимания.

– Нет ни одного проклятия, которое невозможно было бы как-то преодолеть, – провозгласила Беверли, бросив хмурый взгляд на книгу, которую держала в руках. – Всегда есть способ остановить его действие или даже обратить его вспять. Просто нужно знать этот способ.

Беверли как-то жутко хихикнула.

– Он должен взять руны у вас, – прошептала она, – но ему совершенно не обязательно знать, что это вы их ему передаете, и ему не обязательно знать, что вы ему передаете.

– Не поняла.

– Вам придется замаскироваться. Вирджиния издала стон.

– Послушайте меня внимательно! – произнесла Беверли с ликованием в голосе, затолкала книгу Карсвелла в сумку и стала искать в ней что-то еще. – Вы высокая, худая и стройная, – продолжала она, вытаскивая из сумки сантиметр, – и у вас не очень большие сиськи.

– Сиськи? – переспросила Вирджиния, пораженная такой вульгарностью.

– Кроме того, у вас на лице есть небольшое пятно от излишнего загара, морщинки вокруг глаз. Подобные особенности вашей внешности могут нам очень пригодиться…

– Морщинки! – Вирджиния инстинктивно подняла руки к вискам. – Какие морщинки?

– Вам вполне подойдет один из костюмов Джона, – сказала Беверли и жестом заправской портнихи измерила длину руки Вирджинии. – Придется немного ушить манжеты, но у него были очень узкие плечи…

– Вы хотите сказать, что намерены… – изумленно произнесла Вирджиния. – Неужели вы серьезно думаете?…

Беверли опустилась на колени и стала снимать мерку с ноги Вирджинии.

– Волосы мы вам покрасим, – сказала Беверли. – Немного театрального клея, аккуратная бородка…

Она подняла свое лунообразное лицо и взглянула на Вирджинию.

– Поднимите юбку, дорогая. Мне нужно измерить длину внутреннего шва.

Вирджиния отскочила от нее, прижимая юбку к ногам.

– Полный идиотизм! – крикнула она. – Мне никто не поверит! А особенно Карсвелл.

Беверли опустилась на колени с сантиметром в руках.

– Он поверит вам только в том случае, если вы действительно этого очень сильно захотите. – Ее глаза ее светились непонятной уверенностью в собственной правоте. Она процитировала по памяти: «Представление о том, что существует некая «врожденная», «естественная» физическая основа того, что мы называем гендером, по сути своей есть эссенциалистское представление. Все категории социального порядка, будь то класс, раса или тендер, являются социальными конструктами. Тендер во всех своих проявлениях есть не более чем игра по определенным правилам».

Произнеся ученую тираду, Беверли лукаво улыбнулась.

– Я читала вашу диссертацию. Стиль кошмарный, однако суть я уловила.

– Минуточку, минуточку, – затараторила Вирджиния. – Постойте. Вы упрощаете сложное теоретическое положение…

– Может быть, может быть. – Беверли отмахнулась своей пухленькой ручкой. – Но свои доводы вам лучше оставить для ученого совета. А кстати, где моя сумка?

Вирджиния носком ноги подвинула сумку к Беверли, сама же осталась на достаточном расстоянии от нее.

– Беверли, – сказала Вирджиния, стараясь произносить каждое слово возможно более четко и ясно, – у нас все равно ничего не получится. Я ведь даже не знаю, где он сейчас находится.

Беверли засунула руку в сумку по самый локоть и стала шумно копаться в ней. Из сумки полетели ручки, листки бумаги для заметок, какие-то помятые клочки, клей, старый грязный карандаш.

– А я знаю! – воскликнула она, поднимая глаза к потолку и сосредоточиваясь в некоем подобии медитативной позы. – По крайней мере я знаю, где он очень скоро окажется. Ага! Вот!

Беверли вытащила наконец из сумки руку с маркой, приклеившейся к оборотной стороне ладони. В руке же она держала какую-то помятую брошюру.

– Он будет там через пять дней, – сказала она, разгладила брошюру и протянула ее Вирджинии.

Это оказалась программа конференции, выполненная на превосходной, очень дорогой мелованной бумаге, со старинной гравюрой, изображавшей звероподобного вождя гавайского племени, размахивающего громадной деревянной дубиной, а рядом с ним была помещена современная черно-белая фотография человеческого черепа. На титульном листе значилось:

«Капитаны» и «Каннибалы»:

Культурно-историческая реконструкция смерти капитана Кука».

Конференция в Средне-Западном университете Хэмилтон-Гроувз, Миннесота

14 – 16 ноября 199… г.

У Вирджинии сжалось сердце – Средне-Западный университет был ее альма-матер.

– Теперь я окончательно уверилась, что у нас ничего не выйдет, – сказала она. – Я ведь там защищала диссертацию. Половина исторического факультета прекрасно знает, как я выгляжу.

– Если вы не захотите, вас не узнают, – уверенно возразила Беверли. – Если у вас возникнет правильная мотивация, все получится. Помогите мне подняться.

Вирджиния протянула руку, уперлась ногами и подняла Беверли с пола. Тяжело дыша от чрезмерного усилия, Беверли взяла программу и открыла ее.

– Вам нужен стимул, моя дорогая.

Она полистала программу и указала на одно из запланированных мероприятий. Вирджиния взглянула на страницу, и сразу же горячая волна поднялась по ее телу. Она выхватила программу у Беверли и прочла план заседания одной из секций, назначенного на середину дня в субботу, второй день конференции:

13.00 – 14.30

Лекционный зал «А», Харбор-Холл

«Положение миссионера: Конструирование францисканцами гендера Рапануи, 1862 – 1936», доклад д-ра Виктора Карсвема, университет Лонгхорна. Обсуждение доклада.

Впервые за все время Вирджиния почувствовала резкую пульсирующую боль, распространяющуюся от носа по всей голове и сжимавшую ей череп словно парой гигантских мускулистых рук. Слова в программе конференции, казалось, горели тем же красноватым пламенем, что и руны в рукописи ее работы. Той самой работы, которую Карсвелл собирался ровно через шесть дней выдать за свою перед представительным научным сообществом.

Руки Вирджинии дрожали. Она взглянула на Беверли, не в состоянии вымолвить ни слова.

– Я же вам говорила, – сказала Беверли, – вы для него уже мертвы.

Вирджиния сделала глубокий вдох и медленно выдохнула. Затем опустила программу и спросила:

– Что я должна делать?

14

Хэмилтон-Гроувз, штат Миннесота, был своеобразным центром научной вселенной, одним из этапов восхождения на голгофу академического совершенства. Два или даже три поколения ученых, примерно от Маркузе до Фуко, танцевали, в общем, под одну и ту же мелодию с незамысловатым лейтмотивом: мир необходимо не просто понять, его нужно переделать. Одни и те же люди со схожими научными взглядами обменивались одинаковыми местами в одинаковых научных учреждениях, переезжая из Мэдисона в Беркли и из Беркли в Анн-Арбор, а оттуда в Хэмилтон-Гроувз в бесконечном вузовском хороводе.

С течением времени значимость, которая придавалась всем этим высоколобым играм – «на нас смотрит весь мир», – выродилась в деятельность ученого совета по присуждению званий, превратилась в некое подобие до отказа набитой и грязной коммунальной кухни, приватизированной и превращенной в выставочный зал в духе «Уильямса-Сономы». Ушли в прошлое ежемесячные волнения по поводу гарантированного студенческого кредита, а на их место пришла комфортная уверенность в системе грантов. И все же, следуя по четырехугольному двору, расположенному в самом центре кампуса Средне-Западного университета и окруженному несколькими поколениями академической архитектуры – университетской готикой сороковых, мондриановским стеклом и бетоном шестидесятых и постмодернистскими «слоеными пирогами» девяностых, – вы почти реально чувствовали (если ветер дул в нужном направлении) запашок слезоточивого газа, который исходит со стороны старых кленов, и слышали со ступенек студенческой библиотеки гневное скандирование: «Аттика! Аттика!» или замечали зловещее мерцание языков пламени со стороны горящего здания Службы подготовки офицеров запаса на фоне сурового неба Миннесоты.