Личный враг императора - Владимир Свержин

– Две недели тому назад, – повторил Фонтана и закашлялся. Надетая поверх мундира богатая медвежья шуба висела на нем церковным колоколом. Должно быть, прежний хозяин был куда выше и дороднее. – Две недели тому назад это почти в другой жизни, любезный пан Зигмунд. – Он кинул на меня сочувствующий взгляд. – Вы чаю хотите? Настоящего, правда, нет, однако местные жители заваривают какие-то листья. Ничего, согревает.

Я глядел на француза с невольной жалостью. Жить ему оставалось всего несколько дней. Он должен был погибнуть вскоре после того, как лишенная надежды Великая армия устремится прочь из разоренного Смоленска. Когда тяжелое изнурительное отступление превратится в бегство, когда тела замерзших бойцов станут бросать в дорожные ямы, чтобы такими импровизированными помостами обеспечить провоз артиллерии, зарядных ящиков и тяжелых фур обоза бегущей из ограбленной Москвы армии. Очень скоро, но еще не сейчас император прикажет бросать фуры, чтобы сохранить упряжных коней для артиллерии. Затем едва ли не все имущество Великой армии будет валяться в придорожных кюветах, зарастать илом на дне рек и озер или ждать новых хозяев в тайниках.

Этому лейтенанту повезет больше: он рухнет, скошенный пулей, при отражении очередной атаки казаков и будет похоронен, едва ли не последний в четвертом корпусе, кто будет похоронен по воинскому обычаю. Пожалуй, умри он сейчас, мало что в истории изменится. Но пока что его жизнь мне не мешает. Скорее наоборот, находясь на своем посту, лейтенант Фонтана добавляет обыденности в мой далеко не обычный визит. Так что адъютант поднес было уголок пакета к шарахающемуся из стороны в сторону огоньку оплывшей свечи. Он прав: все эти донесения уже годятся только на растопку.

– Эти черти Мюрата мало того что разбили и загадили то, до чего дотянулись, еще и спалили все дрова, – пожаловался он. – Так что приходится валить парковые деревья, они промерзли, отсырели, горят плохо. Не хочу вас огорчать, пан Зигмунд, но вы зря рисковали головой. Если хотите, ступайте на второй этаж, там квартируют офицеры штаба. Не бог весть какие удобства, но все же не во дворе.

– И все же пакет должен попасть к адресату, – выхватывая бумагу из огня, жестко отрезал я. – И еще, – я потянул с пальца серебряный перстень, некогда позаимствованный в Москве у мертвого лейтенанта Сореля, – прошу вас передать вот это его высочеству и сказать ему, что я настоятельно прошу скорейшей встречи с ним.

Дед был прав, как всегда прав. Я по сей день помню этот разговор. Все началось с того, что, совершая верховую прогулку по округе, прежде никогда мною не виданной, он то и дело указывал на какой-нибудь пригорок, овраг или перелесок, требуя указать удачные и неудачные стороны позиции, охарактеризовать возможности действовать в конном и пешем, сомкнутом и рассыпном строю. Дальше речь зашла об укреплении позиций, позициях артиллерии, об использовании строений, и дальше как-то сама, а быть может, мне только показалось, что сама, беседа свернула на строителей иного рода – вольных каменщиков. В течение двух, от силы трех минут я поведал ему все, что знал на эту тему. Он глядел на меня, чуть улыбаясь, будто забавляясь моими утверждениями об их роли в современном мироустройстве, о попытках захватить власть над миром.

– Тараканы, – вдруг произнес он.

– Что тараканы? – Я замер и удивленно поглядел на Деда.

– Тараканы, – пояснил он. – Обоснуй мне, пожалуйста, идею захвата мира разумными тараканами. Требований всего два: это должно быть убедительно и это не должно быть проверяемо без отдельных серьезных исследований.

Я несколько замялся, стараясь вообразить себе логическую цепочку доказательств столь нелепого, чтоб не сказать абсурдного заявления. Дед лишь насмешливо скривил губы и выдал мне стройную всеобъемлющую теорию с множеством ссылок на известные имена и неведомые публикации. Так что очень скоро мне стало понятно, кто виною всех бед, происходивших в мире, начиная с грехопадения праматери Евы.

– Это что же, серьезно? – оглушенный потоком информации, уточнил я.

– Ты сбрендил? Конечно, нет! Я все это выдумал ровно за то время, пока говорил. Но, заметь, у тебя даже мысли не возникло попытаться, как говаривал Декарт, подвергнуть сомнению хотя бы один из моих нелепых постулатов об этих зловредных насекомых.

Я тряхнул головой, пытаясь отогнать морок. Теперь-то мне было точно известно, откуда появилось выражение «тараканы в голове», и я не готов был просто так попрощаться с открывшейся мне истиной. А Дед насмешливо лыбился, глядя на меня с плохо скрываемым превосходством.

– Забудь всю эту ерунду насчет всепобеждающих масонов. Я думаю, они сами эту сказку и выдумали. Тебе предстоит изучить все, что касается тайных обществ, их историю, уставы, образ действия. Ты должен уметь использовать этот ресурс, как используешь плащ, чтобы согреться, или порох для метания твердого предмета на дальние расстояния.

– Но как? – удивился я. – Ведь это же тайные организации. – Я сделал ударение на слове «тайные», чем снова вызвал у собеседника усмешку.

– Это и хорошо, что тайные, просто замечательно! Значит, никто ничего толком проверить не сможет. Но это должно быть очень похоже на правду, я бы даже сказал: похоже больше, чем сама правда. Желая создать активно действующую влиятельную организацию, ты должен дать нечто, с одной стороны, убедительное, с другой – необычайное, такое, чтобы это нельзя было вычитать в ближайшей утренней газете. У тебя будет несомненное преимущество над твоими современниками – знание истории этого мира. Но всегда помни: детали, мелочи решают все. И в знании этих мелочей самый последний житель захолустного российского городка, не говоря уже о светских львах и прочих львицах, превосходит тебя на голову. Поэтому играть с ними на одном поле для тебя может оказаться смерти подобно. Играй в свою игру.

Масоны могут тебе здесь оказаться весьма полезны. Это тайное общество настолько распространено в Европе и Новом Свете, что, скажем, при Фридрихе Великом по всей Пруссии не сыскать было дворянина, да что там, просто состоятельного человека, чтобы тот не входил в какую-либо из тайных лож. Там и тогда масонов воспринимают как носителей особого знания, превосходящего обычные научные изыскания. Строителей нового общества, куда более совершенного, нежели опробованный уже республиканский строй или же старая и не всегда добрая феодальная монархия.

Понятное дело, Наполеон далеко не в восторге от всей этой камарильи и полагает наилучшим использование вольных каменщиков на отдаленных строительных работах. Но это лишь потому, что он не желает ни с кем делиться властью, а масоны хотели бы использовать императора как свою фигуру. Строго говоря, даже если бы у них это получилось, сие бы не особо повлияло на ход истории. Но с Корсиканцем этот фокус не прошел, а вот с его пасынком – вполне.

Я восстановил в голове досье, собранное нашими специалистами на Эжена Роз де Богарне, потомка виконта Александра де Богарне, невинно оклеветанного и казненного республиканского генерала. Семь лет назад он основал ложу «Великий Восток Италии» и стал ее гранд-мастером. Зачем ему это было нужно, остается лишь гадать, подозреваю, что, проявив себя несомненным храбрецом и умелым военачальником на поле боя, он хотел стать и правителем вполне самостоятельным, пусть даже и преданным своему великому отчиму. Но сама мысль, что возвышением он, потомок древнего знатного рода, обязан безродному корсиканцу, самочинно принявшему императорский венец, заставляла его втайне страдать. А если так, если это не было лишь данью романтической моде на экзотику, – появлялся шанс. И моя задача была его не упустить, использовать с максимальной выгодой для общего дела.

Мне вспомнились долгие разговоры со Старцами. Их понимание дела все больше отталкивало меня, но я с неумолимой ясностью понимал, что ни о каком пересмотре изначального задания речи быть не может. Это просто невозможно, до рождения самого древнего из Старцев осталось еще более сотни лет. Да и полно, родятся ли они, если мне удастся без лишних раздумий и терзаний совершить мне порученное? Не угадаешь, где чей предок, не скажешь обреченному на смерть, что его праправнук пытается стереть произошедшее как глупую ошибку на грифельной доске, чтобы поверх написать желаемое.

Дежурный адъютант поглядел на протянутый ему перстень: на гербовом щите красовалась пронзенная копьем змея, и коптский крест ангх выглядывал из-под щита, как это обычно рисовалось на гербах рыцарей мальтийского ордена. Лейтенанту, похоже, эта эмблема была не знакома, но вместе с тем он отнесся к «подношению» с почтением и пообещал немедленно передать его высочеству все, что потребуется.