Убить зверя - Виталий Гладкий

Поначалу ему пришлось поднять почтовые архивы. Оказалось, что во все времена почтальонами были в основном женщины. Среди них затесались лишь четверо мужчин, все инвалиды, но жили они в других районах города и померли в семидесятых. Тогда Клевахин сосредоточился на чулимихских почтовых отделениях. Он искал совершенно определенную семейную пару – мужа, участника войны, и жену, имеющую отношение к почтовому ведомству, возможно, тоже фронтовичку. Таких оказалось три. Две супружеские четы отпали сразу: одна перебралась в другой город четырнадцать лет назад, а вторая была бездетной. Ко всему прочему, последних в девяносто пятом году определили в дом престарелых, где они и доживали век на положении безвинных и ничего не помнящих одуванчиков.

А вот третья пара, Усольцевы, несомненно вызывала интерес. Клевахину удалось выяснить, что супруг почтальонши всю войну прослужил в саперных войсках, дошел до Берлина, а после демобилизации до самой пенсии работал почти по своей фронтовой профессии – мастером-взрывником на гранитном карьере, расположенном в десяти километрах от Чулимихи. К сожалению, на личную встречу с ним майор не рассчитывал – Усольцев помер в девяносто шестом – но вот с его сыном, Семеном Антоновичем, просто жаждал поболтать о жизни и других забавных вещах…

– Вы захватили с собой бронежилет? – обеспокоено спросил Тюлькин, когда их оперативный "жигуленок" остановился возле какого-то ларька, звучно наименованного, судя по вывеске, мини-маркетом.

– Зачем? – удивился майор.

– Ну как же – вдруг он окажет сопротивление… динамит там и все такое прочее… – старлей дрожал от боевого возбуждения.

– Шурик, от динамита и "всякого такого прочего", именуемого пластидом, не защитит никакая броня. А что касается пули, так ведь она дура, как говаривал наш великий полководец Суворов. Эй, пацаны, вы что делаете!? – возмутился Клевахин, выбираясь из салона – пока они с Тюлькиным дискутировали, к машине подбежали двое мальчиков примерно десяти лет и, облив стекла какой-то вонючей серой пакостью, начали размазывать ее не очень чистой ветошью.

– Дяденька, мы возьмем недорого… – заныли они в один голос.

– Брысь отсюда! – грозно рявкнул майор. – По-моему, я вас в мойщики не нанимал.

– Дяденька…

Но Клевахин был непреклонен. Пацаны удрученно вздохнули, весело переглянулись, и пошли прочь, независимо поплевывая себе под ноги.

– Э-э, постойте! – майор только сейчас заметил, что лобовое стекло утратило прозрачность и стало напоминать окно в общественном туалете, кое-как закрашенное белой краской. – Что же это вы – насвинячили и не убрали?

– Так ведь мы говорили, что недорого возьмем… – шустрые мойщики теперь смеялись уже откровенно.

– Ладно, малолетние рэкетиры, заканчивайте свое грязное дело, – вынужден был пойти на попятную Клевахин. – Заодно и машину посторожите. Вернусь – расплачусь.

– Не сомневайтесь, все будет в лучшем виде, – бодро ответили пацаны и работа закипела.

– Вам квитанцию выписывать? – ни Клевахин, ни Тюлькин не заметили, как к ним присоединился еще один чулимихский типаж – забулдыжного вида малый в худой одежонке, держащий в руках пачку крохотных серых листиков и шариковую авторучку. – Платите…

– Какую квитанцию? – это уже спросил старлей; у майора от сюрпризов "красных пахарей" в горле заклинило. – За что еще платить?

– За стоянку, – невозмутимо объяснил "народный контролер".

– Где знак, что здесь платная стоянка? – не сдавался Тюлькин.

– Сняли, чтобы подновить, – все также спокойно ответил его собеседник.

– Ни хрена мы не будем платить! Это очередная обдираловка! – взвился, как ужаленный, старлей.

– Мое дело вас предупредить… – с сожалением пожал плечами фрукт с квитанциями и вознамерился ретироваться.

С горячки Тюлькин было полез в карман за удостоверением, чтобы восстановить "статус кво (он с майором были в штатском), но Клевахин придержал его руку.

– Сколько? – спросил майор и, получив ответ, достал кошелек.

– Вот и хорошо, вот и ладно… – пробубнил "народный контролер", что-то царапая на сером листочке. – Не беспокойтесь, машина будет под присмотром.

– Зачем?.. – начал было Тюлькин, когда они отошли от машины на несколько шагов.

– А затем, дорогой Шурик, – бесцеремонно перебил его Клевахин, – что по возвращении мы могли обнаружить вместо нашего прелестного железного коня – пусть немного и староватого – кучу металлолома.

Как говорили древние – о времена, о нравы…

Старлей не нашелся, что ответить, лишь злобно выругался себе под нос.

Дом Усольцевых мало чем отличался от полусотни себе подобных, расположившихся вдоль узкой и колдобистой улицы: деревянный некрашеный забор, почерневший от времени, ворота, сваренные из листового металла, покрытая мхом шиферная крыша, проконопаченный пенькой сруб и обязательные резные ставни с петушками. На стук в запертую калитку отозвался солидным басом здоровенный кобель, гремевший тяжелой цепью возле ворот. Минуту спустя женский голос приказал ему заткнуться, а затем последовал вопрос:

– Чего надо?

– Весьма любезно… – тихо буркнул Клевахин и ответил: – Поговорить. Мы из милиции.

Наступила тишина. Видимо, женщина переваривала услышанное. Наконец раздались шаги, звякнула щеколда и перед глазами оперов предстала дородная краснощекая матрона в замызганной телогрейке, одетой поверх халата в цветочек, который едва не лопался от спрятанных под ним – и то наполовину – весьма внушительных женских прелестей.

– Откуда видно, что вы из милиции? – спросила молодуха, предусмотрительно держась позади угрожающе скалившего зубы пса.

Клевахин молча показал ей свое удостоверение.

– Ну… не знаю… – она с сомнением окинула взглядом сначала Тюлькина, а затем майора. – Сейчас многие ходют… всякие там попрошайки, цыгане. А документ выправить – раз плюнуть. Были бы деньги.

– Кончай борзеть, тетка, – грубо сказал Тюлькин, выступая вперед. – У нас работа, а ты тут базар-вокзал устраиваешь, игру в вопросы и ответы. Не то мы сейчас твоего бобика пристрелим, а на тебя наденем наручники – и в кутузку. Мы из "убойного" отдела городского уголовного розыска. Слыхала?

Клевахин хотел было одернуть напарника – он не любил хамства, в том числе и в оперативной работе – но не успел: женщина льстиво заулыбалась и тут же заперла пса в будке, чтобы освободить им дорогу.

– Простите, ради Бога… – она начала сбивчиво извиняться, а затем пошла впереди, вульгарно покачивая чересчур полными бедрами. – Сюда. А мы причем?

– Все причем, – загадочно ответил Тюлькин, сразив ее этим "перлом" словесности, что называется, наповал; женщина даже изменилась в лице, разом утратив свой румянец и остатки апломба.

Вся горница была в коврах. Глядя на пестрые шерстяные стены, Клевахин едва сдержался, чтобы не чихнуть. Один угол – красный – занимал иконостас, перед которым чадила лампада. Разнокалиберная мебель навевала мысли о комиссионном магазине – таком, каким он был в совсем недавнем прошлом, когда за новой стенкой стояли в очереди лет пять. Диван со слониками казался дизельной подлодкой, затонувшей во вторую мировую войну и отреставрированной для музея.

– Хозяин дома? – сразу, без обиняков, приступил к делу раздухарившийся не на шутку Тюлькин.

– Э-э… – заблеяла совсем обалдевшая молодуха. – Он… э-э… в мастерской. Там… – она показала рукой на окно, выходившее на другую сторону дома. – Позвать?

– Не нужно, – Тюлькин быстро глянул на майора. – Мы сами… – Он направился к двери.

– Минуту, – остановил его Клевахин. – Вам знакома эта вещь? – он показал женщине найденную на кладбище зажигалку.

– Д-да… – ответила она и ее глаза воровато забегали. – Это зажигалка Антона Карповича.

– Кого? – переспросил майор.

– Моего тестя. Он помер…

– Понятно, – Клевахин ощутил прилив крови в висках, как это обычно бывало в экстремальных ситуациях. – Подождите здесь, – попросил он женщину.

Едва они вышли во двор, Тюлькин с решительным видом достал пистолет.

– Спрячь, – насмешливо ухмыльнулся майор. – Мне почему-то совсем не хочется получить лишнюю дырку в собственной шкуре.

В мастерской жужжала электропила и восхитительно пахло опилками. Склонившись над станком, тщедушный человечек в допотопных мотоциклетных очках распускал доску на планки.

– Эй! – окликнул его Тюлькин.

Он стоял, как предписывали каноны снайперской стрельбы из пистолета – ноги на ширине плеч, а руки полусогнуты; старлей все-таки вернул "макарова" в наплечную кобуру, но застежку оставил расстегнутой.

– Как… Кто… Кто вы такие!? – воскликнул хозяин дома, с испугу шарахнувшись в сторону.

Допиленная до половины доска, которую ничто не удерживало, взлетела в воздух и, просвистев над самой головой Тюлькина, с грохотом обрушила одну из полок со всякой всячиной. Ошеломленный старлей машинально выхватил оружие, но Клевахин молниеносно сжал его запястье. При виде пистолета человечек охнул и, подпустив глаза под лоб, упал без сознания.