Борьба: Возмездие в сумерках - Владимир Андерсон
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Да это не что-то, Миша! — обернулась она. — Это всё не так! Всё! Я устала от этого. Устала каждый день видеть тебя таким.
— Каким?
— Беспомощным. Пустым. Никаким вообще! Что, ты думаешь, я чувствую, когда каждый день вижу это уныние умирающего лебедя? Подумаем. Посмотрим. Что тут смотреть?! Уже всё давно видно. Что тебе ничего не надо! Вообще ничего!
— Да я что ли виноват, что мы в такой заднице?!
— А какая разница, кто виноват? Ты или меняй, что не нравится, или смирись и живи с этим спокойно. А ходить и пиздастрадать каждый день как ссаная тряпка — это знаешь ли уважения не вызывает. Ты это хотел услышать?
— Да я бы пострелял этих скотов, если б хотя бы шанс был.
— Вот пошёл бы и нашёл себе этот шанс. Пострелять там, кого тебе надо, быть довольным и трахать меня как мужчина, наконец, каждый день, а не раз в месяц!
— Да о чём ты думаешь, когда совсем не время сейчас для этого?
— У тебя всегда всё не время. И если не устраивает, так надо менять. Вот меня не устраивает. Я и меняю. Иду и меня… Мне снилась эта девушка целый месяц, и я понимаю, что должна хоть это сделать. Делать и сделать, а не сидеть и жаловаться. На то, что где-то что-то невозможно.
Наташа к этому моменту собрала, что хотела, накинула на одно плечо рюкзак и двинулась ко входу, но Миша перехватил её и аккуратно обнял:
— Наташ, подожди… Я знаю, что неправ… И насчёт секса тоже… Но куда ты собралась идти?
Она чуть успокоилась и немного отдышалась:
— Я не знаю… Какое-то там место возле реки, где её видели. Не знаю, это не должно быть далеко от сектора «Диза»… Буду искать там…
— Наташ, без приказа, это всё дезертирство. Ты сама знаешь, что бывает за это…
— Знаю… Пусть расстреляют, раз так надо. Это куда лучше, чем вот так сидеть и ничего не делать.
— Хорошо-хорошо. Давай я прямо сейчас пойду говорить с Хмельницким. Может, на санкционируют это. И пойдём всем взводом тогда.
— А если не санкционируют?
— Тогда пойдём вдвоём…
***
Возле входной двери Хмельницкого никто не стоял, не охранял. И с виду было такое впечатление, что эта дверь вообще никому не нужна. И сидит за ней никто. И звать его никак. И когда Миша постучал, то ощущение было, что в лучшем случае, что он сейчас оттуда услышит, так это «иди лучше на хуй отсюда», без разбора, кто пришёл.
Но всё не так. Дверь открыл сам Хмельницкий. В его глазах виднелась обычная присущая ему уверенность и даже бодрость, несмотря на позднее время:
— Заходи, Миш.
Миша зашёл и тут же увидел, что в столь позднее время он пожаловал сюда не один: Космогоров, Шварценберг и ещё несколько человек при неплохих погонах, которых он не знал.
— Ты, как нельзя вовремя. — сказал Хмельницкий. — Но всё начни ты. С чем пожаловал?
Миша уже почти передумал говорить правду, но тут снова представил Наташу. Как она скажет ему, что он не сделал, что обещал. Как пойдёт уже точно сама. И что всё равно придётся идти вместе с ней. Только уже виноватым, а не с чистой совестью. Только уже и правда вонючей санной тряпкой, а не просто мужиком, которую где-то не повезло. Нет, всё же надо делать, что обещал:
— Я про девушку… Марию. Ту, что мы искали девять месяцев назад и не нашли… Учитывая нашу ситуацию с Горой, она может пригодиться, если мы её найдём… И Чёрный Камень… Она может знать что-то, что поможет нам победить…
В этот момент, даже несмотря на невозмутимые выражения лиц всех присутствующих, Миша подумал, что несёт какой-то несвязный бред, и что в лучшем случае ему сейчас рекомендуют сходить проспаться этой ночью, чтоб на следующий день прийти со свежей головой и иметь реальные предложения, например, по засадам или вылазкам, а не эту ахинею про какую-то девку, про которую никто и не помнит. Собственно, он сделал, что обещал. Спросил, так спросил. Если скажут, что он наркоман, так и вернётся обратно, и уйдёт вместе с Наташей. Хоть она злиться на него не будет.
— Мы как раз о ней говорили. — сказал Хмельницкий.
Миша сначала не до конца понял, что это было сказано вообще про ту, которую он имел в виду:
— О ней?
— Да, о ней. О дочери одного из бригадиров. Марии Волиной. Так её зовут.
— А… Да?
— Присядь Миш, ты слишком волнуешься, — сказал командир, и Миша, согласно кивнув головой, уселся рядом с Космогоровым.
— Почему ты о неё заговорил сейчас? — спросил Хмельницкий.
— Да тут… В общем…
— Говори. Ничё тебе не сделают за правду. Уж по крайней мере здесь.
— В общем… Наташе снится сон. Эта Мария. Или уже кто-то другой. Кто вечно твердит, что надо её найти. И что она поможет узнать тайну Чёрного Камня. Непонятно какую и как… В общем, это я всё в пересказе. Я сам не очень пойму, что там к чему, но надо её найти.
— Наташе снится. Теперь понятно. — командир улыбнулся и присел рядом с Живенко. — Она ж темноволосая у тебя… Ладно я, а как же Вы не узнали своего сотрудника, доктор?
Этот вопрос был задан Шварценбергу, и было видно, что при этом все совершенно довольны. Несмотря на то, что вопрос выглядел как упрекающий. Несмотря на то, что сейчас происходило какое-то недоразумение в понимании людей, всю свою жизнь занимающихся исключительно практическими вещами. И при всё при этом, после слов о Наташе, вся эта компания за исключением самого Миши словно просияла от радости.
— Я не очень понимаю… — сказал Миша.
— Да потому что тебе самому этот сон не снится. — сказал Шварценберг.
— Нет, мне такое вообще не снится… Мне снятся пулемёты, засады, перестрелки…
Окружающие рассмеялись. Действительно, последние несколько недель Живенко всем уши прожужжал своим желанием обзавестись крупнокалиберным пулемётом «Утёс», который можно будет весьма удобно поставить на одном участке близ Бахмута и устроить там кровавую баню из чумов.
— А вот нам всем снится один и тот же сон почти месяц. И мы только сейчас решили поделиться этим друг с другом… — сказал Хмельницкий. — Как мы стоим на краю какой-то рощи, во тьме, так что нас не видно. И смотрим на двоих в центре этой рощи. Какого-то здоровенного ангела, говорящего девушке с тёмными волосами, что она должна найти
