Мёртвый гость. Сборник рассказов о привидениях - Теодор Кернер

Милая женщина посмотрела на меня, неодобрительно покачивая головой. Потом, сделав хорошую мину при плохой игре, сказала:

— Я вижу, что здесь все меня предали; но объясните же мне, по крайней мере, как двое здравомыслящих, умных мужчин могли стать жертвами такого грубого самообмана?

— Здравомыслящих? — пожимая плечами, сказал ее супруг. — Разве ты не слышала, что наш полковник выпил сначала бутылку легкого, a затем еще и очень крепкого, «огненного» вина? А разве молодой доктор в его зачарованном цветнике не почувствовал, что летняя жара, ароматы роз, лилий и лирическая поэзия вскружили ему голову, да так сильно, что он даже вздремнул днем в своей каприфолевой беседке? Как будто нужно иметь только сильные возбуждающие средства для того, чтобы видеть прекраснейшие галлюцинации;

— Возможно, — ответила женщина. — Но слышали ли вы когда-нибудь, чтобы визионеры или просто люди во сне галлюцинировали так подробно и связно и при этом даже узнавали о себе такие вещи, которые они никак не могли знать и которые потом подтверждались жизнью? Как мог наш профессор, которому облик и костюм тетки Бландины могли быть навеяны ее портретом, слышать из ее уст рассказ о собственной судьбе, соответствовавший неизвестным ему фактам?

— Прошу прощения, — вмешался я, — я, может быть, буду говорить очень скучные вещи. Но кто стал бы ручаться за то, что этот человек, предварительно услышав обо всем, не вставил это затем в свой сои, рассказывая его другим? Разве мы сами не замечаем иногда за собой, что при каждом новом пересказывании наши сны обрастают все новыми подробностями, так что мы сами начинаем верить в то, что все эти украшающие добавки содержались в них изначально? Со временем ничем не примечательное и даже глуповатое ночное видение перерастает в фантастическую феерию, которую сам мечтатель принимает за совершенно объективное событие. Я убежден в том, что у полковника, осушившего последний бокал, голова была недостаточно ясной для того, чтобы сразу вернуться в гостиницу. Затем он мог заблудиться и оказаться на кладбище, где, вероятно, некоторое время стоял, уставившись через ограду на освещенный луной сад, пока у него, в конце концов, не закружилась голова, вследствие чего он упал, поранив при этом губы о железные прутья ограды. Он мог так пролежать не дольше десяти минут — достаточно долго для того, чтобы увидеть сон о ночном свидании со своей бывшей возлюбленной, чей образ снова всплыл в его душе. Когда же он снова пришел в себя и стал думать о своем сне, то — совершенно без его собственного содействия — отдельные моменты этого страстного внутреннего переживания кристаллизировались в небольшой связный рассказ, так что сейчас он смог бы, не задумываясь, поклясться в невыдуманности каждой его детали. Разве не проще и не уместнее было бы, вместо веры во встающую из могилы покойницу, решившую хорошенько проучить своего неверного возлюбленного, о чьем случайном пребывании в городе она могла бы узнать, в лучшем случае, если бы мертвецы с того кладбища читали местную газету и таким образом узнавали бы о приезде в город новых людей, — разве не проще и не уместнее выглядит мое объяснение?

— Тут вы, однако, забыли упомянуть о «зримом свидетельстве» — букетике иммортелей, — которое поставило в тупик даже такого отчаянного скептика, как моя сестра, — заметила хозяйка дома:

— И ты в самом деле веришь в то, что бесплотный дух, который, в лучшем случае, мог бы приобрести только так называемое «астральное» тело, в состоянии держать в своих двух «астральных» пальцах настоящий букет цветов? — пожав плечами, спросила девушка. — Не помнишь, как ты тогда не дала договорить Людвигу, — a ведь он уже был готов разоблачить и это доказательство.

— По справедливости я должен был бы предоставить это нашему доктору, — сказал хозяин дома. — Ему ли не знать, чем разрешаются подобные комедийные интриги? Это, конечно же, не по моей части. Мне же думается, что розы в стакане с водой соблазнили горничную, убиравшую комнату, на маленькое воровство; иммортели же мог забыть на диване какой-нибудь другой человек, и полковник мог их увидеть раньше, не придав этому значения. Повторно он их увидел уже только во сне, после того как они какое-то время находились за порогом его сознания, как называет это современная психология. И вот, когда он пришел домой и нашел там не розы, a засохший букетик цветов, его фантазия скомбинировала обе эти детали с бессознательной художественной логикой развития событий, a мы теперь должны в это поверить, как в реальный факт! Что до меня — и пусть даже все мои органы чувств сговорятся против меня, — то я лишь тогда признаю цветы, которые достанутся мне в качестве «презента» от «промежуточной сферы», подарком духов, когда какой-нибудь ботаник заверит меня в том, что ничего подобного не сыщешь ни в одном земном гербарии.

— Сдаюсь, — весело воскликнула хозяйка дома, проведя рукой по разгоряченному лбу своего супруга, — но только потому, что нам пора уже, наконец, идти спать, если ты не хочешь завтра — то есть сегодня утром — пойти в свой колледж с тяжелой головой. Впрочем, тебе удалось, в лучшем случае, уговорить меня, но далеко не убедить. Давайте договоримся снова собраться здесь через сто лет в виде духов или посредством переселения душ. Тогда мы, вероятно, будем немного больше разбираться в таких вещах. Как вы смотрите на это, милый друг?

Я со смехом пообещал ей это, и теперь мне самому не терпится узнать, смогу ли я сдержать свое слово.

КАРЛ БУССЕ

Причастие

Несколько лет назад у меня были кое-какие дела в одном силезском городке. Уже давно собирался я заняться там уточнением нашей семейной родословной. Следы недвусмысленно вели в этот город, и на мой запрос из церковного дома поступило сообщение о том, что церковные книги второй половины семнадцатого века — по крайней мере, частично — сохранились. И вот, используя вынужденное пребывание в Бреслау, я ненадолго заехал туда.

Я представлял себе этот городок совсем крохотным и тихим. Но и здесь дымовые трубы многочисленных фабрик коптили воздух, рыночную площадь окружали многоэтажные гостиницы и солидные частные дома, а большое количество различных складов вокруг вокзала позволяло судить о наличии здесь предприятий горнодобывающей промышленности.

Когда я спросил у степенного хозяина гостиницы о пасторе, его лицо преобразилось. И по тому, как он сообщал все необходимые сведения, я с удовлетворением заключил, что священник пользуется немалым уважением у жителей всего города.

Дом пастора не прямо примыкал к дороге, а стоял несколько особняком. Летом, вероятно, он наполовину утопал в листве могучих каштанов, которые словно несли сторожевую вахту на подступах к нему; теперь же, осенью, его фасад просвечивался сквозь их поредевшие кроны. Дорога к дому была усеяна лопнувшими пустыми оболочками и зрелыми плодами, которые выуживали через забор двое уличных мальчишек, и каждый добытый каштан сопровождался торжествующим воплем, который звучал почти оглушительно в кристально-чистом осеннем воздухе.

Внешность пастора удивительно гармонировала с его уютным домом и безмятежной ясностью, разлитой во всем вокруг него. Его глаза лучились спокойной веселостью и таким душевным миром, которому неведомы ни бури, ни смятение. Он был из той породы людей, одно присутствие которых оказывает благотворное действие.

С готовностью показал он мне все нужные церковные книги, отвел место в небольшой библиотеке, примыкавшей к его кабинету, где я мог сколь угодно долго листать пожелтевшие и изъеденные червем тома, и кроме того, он как мог старался облегчить мою работу. Жена пастора, несмотря на все мои отговорки, угостила меня скромным завтраком, после чего сразу же удалилась вместе со своим супругом. Теперь я мог, наконец, осуществить свои планы. Я и в самом деле углубился в чтение: на страницах книг люди крестились, конфирмовались, затем женились, записывали своих детей и умирали. Необычно было наблюдать за тем, как мимо меня, подобно единой процессии, проходило целое поколение людей. Сплошь и рядом — имена давно умерших и забытых; имена тех, кого не знает ни один из ныне живущих. Внезапно я наткнулся на большой пробел в книге и осторожно, словно боясь побеспокоить остальных покойников, стал листать страницу за страницей.

В комнате было уютно и тепло. Книжные шкафы вдоль стен; над дверью — гравюра в пятнах от сырости; вся мебель и кресла с продолговатым подушками, явно подаренными благодарными конфирмантами, — все здесь оставалось неизменным много десятков лет и выглядело так мирно и уютно, словно в каждую вещь вселился дух хозяина дома. Неудивительно, что в такой обстановке трудно было помнить о времени.

Этим, вероятно, объясняется тот факт, что я не заметил, как быстро пролетело время, и был немало удивлен, когда кто-то из пасторской прислуги пригласил меня к столу. Слова приглашения были произнесены с такой любезной непринужденностью, что любой отказ показался бы невежливым. После еды мы еще долго беседовали, так что к своей работе я смог вернуться только ближе к вечеру. Закончив ее тогда же (кстати, безуспешно), я с удовольствием согласился побыть здесь еще какое-то время.