Расология - Владимир Авдеев

Таким образом, советские исследователи подтвердили базовый постулат расовой теории, гласящий, что на гигантских просторах Евразии именно европеоидный расовый тип выполнял функцию культуротворящего, и в котором нордический элемент был его биологической основой.

Рассматривая расовую основу конкретных этнических общностей, авторы указывали, что саки и савроматы Приуралья принадлежали к андроновской культуре, и на основании краниологических материалов монголоидная примесь не обнаружена. Смещая глубже в Азию зону расового анализа, которую историки и этнографы почему-то до сих пор связывают с зоной распространения монголоидной расы, Гинзбург и Трофимова опровергают это: «Население Памира в эпоху бронзы также было очень однородным и без монголоидной примеси. Основу антропологического типа усуней Семиречья, как и Тянь-Шаня, составляет европеоидная раса с небольшой монголоидной примесью. Монголоидная примесь в целом небольшая».

С легкой руки отечественного этнографа Л. Н. Гумилева в общественном сознании о гуннах сложилось представление как о тюркском племени с ярко выраженными азиатскими чертами. Но данный взгляд на самом деле не соответствует фактам физической антропологии. Гунны были расовонеоднородны, среди них выделялась большая общность — эфталиты, или белые гунны, у которых темные волосы вообще считались ненормальным явлением. В IV–V веках нашей эры влиянию эфталитов подверглись и тохары. Кстати, «тохар», дословно означает «белые волосы» или «белая голова». Северный расовый тип легко угадывается и на монетах с изображениями кушанских и эфталитских царей. Отечественные ученые вновь обращают наше внимание на древние китайские летописи, которые сообщают, что представители андроновской культуры были светлопигментированными динлинами. Мало того, у населения горного Памира монголоидная примесь до сих пор вообще не обнаружена. «Европеоидный тип Среднеазиатского междуречья хорошо прослеживается на краниологических материалах вплоть до современности, а сейчас он лучше всего представлен у горных таджиков и населения Западного Памира».

В целом серьезный прилив монголоидной крови в Средней Азии начинается только с XIII века, то есть со времен монголо-татарского нашествия. «В середине I тысячелетия н. э. в связи с продвижением с Востока новой волны тюрок-кочевников нарастает монголоидная примесь в составе различных групп Средней Азии как кочевников, так и оседлого населения. В XIII–XIV веках монголоидные черты у населения Казахстана, как и на всей территории равнин Средней Азии, еще более усиливаются, что является непосредственным следствием монгольского нашествия. Отуречение населения Среднеазиатского междуречья началось только в I тысячелетии н. э., а так как «гуннские», а затем тюркские племена происходили главным образом из областей распространения монголоидного расового типа и сами в большинстве принадлежали к нему, то параллельно с отуречением по языку шла и монголизация местного населения по типу. Примесь монголоидных черт у населения Среднеазиатского междуречья в I и начале II тысячелетия н. э. была очень незначительной. Сильное увеличение монголоидного компонента в расовом типе узбеков произошло, по-видимому, только в XIII веке в связи с монгольским завоеванием».

Примечательно, что распространение ислама в Средней Азии всецело связано с появлением более высокого процента монголоидной примеси, и границы ее распространения точно соответствуют границам распространения ислама. Таким образом, становится очевидным, что именно изменение концентрации тех или иных расовых признаков способствует ускорению или ослаблению продвижения любой идеологии, в том числе и религиозной. Когда население Средней Азии было более европеоидным, оно придерживалось зороастризма и иных, близких ему огнепоклоннических культов, проповедующих расовую сегрегацию в совокупности с кастовым законодательством, воспрещающим расовое смешение. Нашествие монголоидных племен увеличило процент расовосмешанных людей, что и открыло дорогу в этих областях к продвижению ислама, в котором расовая сегрегация отсутствует. Религиоведение, как мы видим, нуждается в фундаменте не социологии, а расовой биологии.

Утверждение в части социально-политических последствий метисации подтверждает и другая совокупность фактов из данной обстоятельной книги, ибо В. В. Гинзбург и Т. А. Трофимова указывают на обычай деформировать черепа у многих народов вышеозначенных территорий. В могильниках той эпохи преобладают черепа, подвергшиеся прижизненной искусственной деформации, иногда кольцевого типа, иногда с затылочной комбинацией. На черепах женщин деформация встречается чаще, чем на мужских. Характерно, что и монголоидная примесь на женских черепах проявляется сильнее, чем на мужских. Дело в том, что данный вид искусственной деформации влиял не только на форму черепа, но и на некоторые лицевые отделы черепа, придавая им более европеоидный вид. В целом можно сказать, что данного рода деформация предусматривала нивелирование и сглаживание монголоидной примеси у населения этих областей. Данный обычай, следовательно, вызван желанием метисов больше походить на европеоидов.

Социально-политический аспект данного сочинения без труда выявляется авторами другого научного издания. В сборнике «Проблемы антропологии древнего и современного населения советской Азии» (Новосибирск, 1986) Т. И. Яблонский в статье «Монголы в городах Золотой Орды (по материалам мусульманских некрополей)» писал: «К началу XV века большую часть горожан Золотой Орды составляли люди смешанного типа. При этом преобладал европеоидный компонент. Судя по всему, как в провинции, так и в столице золотоордынского государства процесс антропологического смешения шел в направлении ассимиляции завоевателей-монголов. В богатых кирпичных склепах, расположенных на территории мечети или мавзолея, хоронили людей вполне европеоидного облика. По всей видимости, сын монгола и, например, половчанки мог занимать высокое социальное положение, осознавать себя монголом и иметь при этом европеоидную внешность».

Мы вновь убеждаемся в том, что разговоры о самобытности и уникальности культуры, созданной монголоидной расой, несколько преувеличены, ибо на всех этапах своего развития она непрестанно нуждалась в осеменении творческой кровью европеоидной расы, в которой, в свою очередь, нордический расовый тип выполнял функцию наиболее ценного культуротворящего элемента.

Удивительно метко замечание в этом смысле известного русского историка Александра Фомича Вельтмана (1800–1870), который еще в 1860 году в книге «Маги и мидийские каганы» писал: «Известно ли было имя монголов побежденной ими Руси? — Нет. В продолжение столетий преобладания так называемых монголов ни Русь, ни Великие князья, ездившие в Орду, не произнесли этого имени, и только в 1567 году явилось это название в Русских летописях, когда царь Иван Васильевич повелел атаманам и казакам Сибирским разведать о монгольских землях и Китайском царстве, находящихся за Сибирью». По его же мнению, древние географические сочинения следует подвергнуть более тщательной перепроверке ввиду природной хитрости «монголов», «монголоманов» и иных евразийцев. Так, монах Рюйсбрек из Брабанта, направленный королем Людовиком в Татарию в 1253 году, сообщал: «Татары, чтобы дать понять иностранцам о могуществе и обширности владений их Ханов, имеют обычай кружить с ними, вместо того, чтобы везти от места до места по прямой», — и еще добавлял, — «Говоришь ему одно, а он передает, что ему взбредет в голову». Именно с помощью таких горе-толмачей и составляли себе мнение европейцы о культурных и политических достижениях Востока.

Исследуемой нами проблеме посвящен и сборник фундаментальных работ «Бронзовый и железный век Сибири» (Новосибирск, 1974). Классик советской антропологии В. П. Алексеев в статье «Новые данные о европеоидной расе в Центральной Азии» совершенно ясно подчеркивал: «Изученный нами материал расширяет круг фактических данных, по которым можно судить о широком распространении европеоидной расы в Центральной Азии вплоть до Западной Монголии в эпоху раннего железа; аналогии же этому материалу и его сравнительное исследование показывают, что эпоха проникновения европеоидов в Центральную Азию может быть предположительно отодвинута до энеолита, а их ареал раздвинут до Внутренней Монголии». В. П. Алексеев, так же как до него и Г. Е. Грумм-Гржимайло, К. Штрац, Г. Фрич, Ф. Вейденрейх, Ганс Ф. К. Гюнтер, счел необходимым подкрепить свои смелые культурологические выводы ссылкой на древние китайские письменные источники, в которых их авторы честно признавались в том, что основные культурные, цивилизационные и технические новации они позаимствовали у представителей европеоидной расы. О самобытном значении культуры монголоидной расы речь вообще не может идти, ввиду того, что она приобрела самостоятельное историческое значение сравнительно недавно. О каком воздействии культуры монголов на европейскую ментальность вообще может идти речь, если никто никогда в древности не слышал самого термина «монгол»?