Голограмма силы - Игорь Гетманский

Выбирайся из-под нее, скорее!

Вместе с пониманием пришла быстрота реакции. Взгляд его заметался - он искал край чудовищного механизма и не находил. Он пробежал по аллее вперед и выбрал место, чтобы видеть плоскость в просвет между деревьями - с тем же результатом. Плоскость казалась бесконечной и неумолимо опускалась на Алекса и Микки.

Фонари на аллее внезапно погасли. Теперь, когда плоскость закрыла собой все небо - слабый свет звезд и ярко-желтый абажур луны, - кромешный мрак окутал все вокруг. Алекс зас гыл на месте, не решаясь сделать ни шага в абсолютной темноте. Он ничего не видел - только слышал учащенное дыхание Микки и гулкую вибрацию над головой.

И стук своего сердца - как торопливую поступь надвигающейся гибели.

- А фонарики сейчас зажгутся? - Голос сына прозвучал на удивление спокойно.

Как бы ему в ответ по всему видимому пространству плоскости с диким скрежетом открылись зияющие провалы, в нос ударил резкий кислотный запах, и из образовавшихся люков заструился на землю слабый фиолетовый свет. К низкому гулу прибавилось тонкое мелодичное дзеньканье. Опускание плоскости замедлилось.

Тормозит, с облегчением подумал Алекс. Сейчас остановится. Не может она, эта дура, не остановиться. Она же садится на городской лесопарк, здесь могут быть люди! Он облегченно вздохнул.

. Теперь он мог видеть. Прежде всего он сблизил свои глаза с глазами Микки и ничего не прочел в них, кроме легкого непонимания и усталости. Для его мальчика это было слишком - светящийся лифт, опускающийся на лес. Он воспринял непонятную картину, как когда-то в младенчестве - спасительным ровным восприятием грудничка. "Что есть, то есть. Это дело папа-ки, это не мое дело..." Ну и слава богу, подумал Алекс и пробормотал:

- Ночь, малыш, уже ночь, фонарики уснули... Зато вот видишь, включились другие...

Он задрал голову. Фиолетовые провалы увеличивались в размерах, гул нарастал - плоскость опускалась, теперь уже не теряя скорости.

Равномерно и неумолимо.

Алекс обреченно прижал к себе малыша. Он стоял в нелепом оцепенении и никак не мог понять, что от него сейчас требуется. Он стоял и просто смотрел на фиолетовые блики на лице своего Микки, на пугающе-искаженный освещением лес, а гигантский механизм продолжал свое движение, с каждой секундой вдавливая в землю их мир, их воздух, их жизнь... Над головой раздался резкий шорох. Алекс растерянно посмотрел вверх: махина достигла верхушек самых высоких сосен и уже прогнула некоторые из них. И тогда он как будто вырвался из нелепого сна и безмолвно закричал: "Что ты стоишь, идиот? Что ты стоишь? Вас сейчас раздавят или сожгут! Беги! Беги!"

И он побежал.

Он бежал по аллее в неверном фиолетовом свете, прижимал к себе безвольно обмякшее тельце Микки и не думал ни о чем - ни о том, откуда взялась эта напасть, эта махина, и что она собой представляет, какое у нее назначение и что от нее можно ждать еще... Мысли роились в голове - беспорядочные, шальные, тревожные, но он гнал их от себя и только старался не сбиться с дыхания, не упасть и молил бога, чтобы эта страшная микропористая гадина опускалась помедленнее, дала бы им возможность спокойно из-под нее выбраться. Плоскость опускалась и теперь со страшным треском подминала под себя верхушки мачтовых сосен. Деревья прогнулись под неимоверным давлением, они стонали и трещали, и посыпали землю дождем хвойной трухи, а спустя несколько секунд раздались сухие выстрелы - верхушки стали ломаться, в разные стороны полетели ветки, щепа, шишки.

На Алекса и Микки посыпалось мелкое и крупное лесное ассорти. Это только начало, оценил положение Алекс, уворачиваясь от небольших падающих суков и хвойных лап, это верхушки. Но что будет, когда начнут рушиться стволы... Он споткнулся о лежащую ветку и чуть не упал. А когда восстановил равновесие, снова с надеждой взглянул вперед и вверх. Нет, ничего, не видно края! Он приподнял Микки над головой, вытер пот со лба и прибавил ходу.

Днище невиданного механизма неумолимо двигалось вниз. Треск подминаемых деревьев стал ужасающе громким. Микки очнулся от своего детского забытья, его расширенные глазенки наполнились ужасом и слезами. Он обнял Алекса за шею и громко заплакал ему в ухо. Алекс не отвечал: малыш все равно бы его не услышал.

Вокруг них уже творилось нечто невообразимое.

Толстые стволы сосен с уханьем рушились на землю, многие не падали, а расщеплялись, веером расходясь огромными рваными клиньями в разные стороны. Скрежет изуродованных стволов перемежался треском сломанных ветвей, грохотом падения деревьев; на аллею летели огромные суки, выстреливали крупные острые щепки. Еще через некоторое время на асфальт стали вылезать густые и ветвистые кроны согнутого или сломанного подлеска - молодых берез, орешника, кленов. Из фиолетовой полутьмы к ногам Алекса стремительно выдвигались толстые и кривые деревянные пики. Неожиданно и одновременно прямо перед ними поперек аллеи упали две сосны - если бы Алекс двигался чуть быстрее, они угодили бы под стволы.

Тяжело дыша, Алекс остановился. Дальше бежать было бессмысленно. "Мы не пройдем, - вдруг понял он, - не пройдем, нам надо хотя бы укрыться от ударов самого крупного лома". Он подлез под шлагбаум из первой упавшей сосны и остановился возле второй. Загнанно огляделся и встал под укрытие мощной и ветвистой сосновой лапы.

Здесь они будут ждать развязки. Какой бы она ни была.

Алекс поудобнее перехватил сползшего вниз Микки и посмотрел вокруг. Они уже находились не в лесопарке на аллее - среди чудовищного бурелома, хода в котором ни вперед, ни назад, ни в стороны не было. Весь неимоверный объем лесной массы упаковывался к ногам Алекса и Микки - чудо, что до сих пор они уцелели в этом лесоповале!

Умирающий лес должен был поглотить их еще до того, как плоскость опустится на землю.

Микки плакал, уткнув лицо в полу курточки. Его рыдания еле прорывались сквозь стоящий в ушах шум. Алекс вдруг понял, что еще немного - и он уронит сына, если не даст себе хотя бы минутной передышки. Он уже давно задыхался. Насыщенный поднятой пылью, мелкой трухой и запахами растертой зелени воздух загустел и стал почти непригоден для дыхания. Алекс стер с лица пыльную маску и увидел, как дрожит от усталости рука. Он застонал, опустил сына на землю и с бессильной злобой поднял голову. И уткнувшись взглядом в нависшую в пяти метрах над собой пористую, остро пахнущую миллионнотонную плоскость, вдруг ясно и окончательно понял, что не сумел спасти сына. Алекс притянул растерянного плачущего мальчика к себе, тот уткнулся ему в бедро, крепко уцепился за шорты.

- Ничего, Микки, ничего... Не бойся, сынок, не бойся...