Светская дурь - Бен Элтон

– Я думаю, ты все правильно говоришь о герондоте, крэке и всех наркотиках класса А, – сказал Курт. – Невероятно, это просто невероятно – в чем ты убеждаешь людей. Я на днях читал передовицу, где говорилось, что ты, наверное, единственный честный политик в стране. Кажется, это было в «Гардиан».

– Вообще-то это был «Индепендент». – Питер пожалел, что сказал это. Возможно, гораздо круче не знать наизусть все лестные отзывы о себе. Но с какой благодарностью он думал, что поймал настроение молодого поколения. Они понимали его поиск, его страсть.

Шампанское текло рекой, и чувство вины начало постепенно спадать.

– Ну, давай же! Скажи, что тебе подарил Питер?

Саманта не ответила. Вместо этого она ужасно покраснела, и этого ответа было достаточно для ее друзей, которые разразились понимающим смехом. Питер тоже ухмыльнулся, глупой, довольной ухмылкой противного мальчишки. Курт толкнул его плечом, словно они были приятелями. Питер был своим парнем. Он был среди людей, которым было понятно, что подарок на день рождения, вызвавший такое смущение, должен быть связан с сексом. Подобные разговоры за праздничным ужином с Анджелой неизменно рождали мысль о пылесосе для автомобиля или бесполезных щипцах для сахара. Но здесь собрались люди, для которых яркая и изобретательная сексуальная жизнь была чем-то само собой разумеющимся.

Молодежь.

Ну, он тоже был молод, черт возьми. Сорок три – это не старость, особенно если в этом возрасте тебе удалось пробиться на передовую национальной жизни.

Лаура налила еще шампанского. Она решила во что бы то ни стало добиться ответа Саманты.

– Ну же, Сэм, колись. Что он тебе подарил?

– Несколько вещей. Я не могу тебе всего рассказать.

– Это почему же?

– Потому что это не твое дело, Лаура! В общем, вот один из подарков.

Саманта расстегнула две нижние пуговицы блузки и показала маленький бриллиант, висящий на колечке в пупке. Питер добродушно-стыдливо скривился, пока его новые друзья отдавали должное его вкусу. Как же ему понравилось покупать своей девушке такую вещь!

Своей девушке'? Именно так он думал, когда заскочил в ювелирный магазин на главную улицу Кенсингтона. Так что, возможно, он действительно был ее парнем. Если это так, нужно с этим завязывать. Но не сейчас, не сегодня, только не теперь, когда этот маленький классный бриллиант притаился внутри прекрасного пупочка его прекрасной девушки.

– Фотографировать! Фотографировать! – потребовала Лаура.

– Нет! – решительно сказала Саманта. – Я не хочу смущать Питера.

– Ах да, ну конечно, прости… Но мы ведь не собираемся проявлять это в ближайшей аптеке, правда? Как хотите, но колечко я в любом случае щелкну. Питеру не обязательно быть в кадре. Курт, направь вот эту лампу на живот Сэмми. Чтобы бриллиант засверкал.

Саманта охотно позировала, говоря, что чувствует себя, как та роскошная девушка в газетах, которая сделала наколку с именем Томми Хансена.

– Ну же, что еще он тебе подарил? – спросил Курт, когда Саманта застегнула блузку.

После некоторых уговоров она показала другие подарки Питера: сорочку чистого шелка и изысканную старинную копию Камасутры в кожаном переплете. Питер сдержанно протестовал против предъявления подарков, но на самом деле наслаждался их видом.

Чтобы скрыть смущение, Саманта убрала посуду и выбросила мусор из ведра, чтобы показать, что она – хозяйственная девушка, а не какая-то там соблазнительница с бриллиантами.

Позднее, после ужина и веселья, разговор вернулся к священной войне Питера. Саманта принесла кофе и бренди, чувствуя себя ужасно взрослой, как настоящая хозяйка, а Курт свернул косяк, от которого Питер отказался, чтобы не раскашляться. Все трое молодых людей поддерживали идею Питера. Он нежился в их непомерной похвале, такой приятной после ежедневной ругани, которую он выслушивал от представителей палаты и от наиболее реакционных обозревателей. Он прав, он знал, что он прав, и новое поколение – эта продвинутая молодежь – тоже это знало. Он был их вдохновителем. Их героем. И конечно, он не мог не пустить им пыль в глаза.

– Да уж, премьер только и знает, что орет на меня последние две недели.

Сидя в ногах у Питера, Саманта без устали подтверждала его слова.

– Я стояла за дверями кабинета премьера и ждала Питера, чтобы отдать ему бумаги. Я слышала крик.

– Да, Сэмми, но ведь не только мне досталось? Я не уступал ему в напоре.

– Разумеется, дорогой.

– Премьер знает, что ветер начинает дуть в мою сторону. Ладно, есть еще люди, которые хотят сделать из меня опасного маньяка, но гораздо больше тех, кто, по крайней мере, видит, что я прав в том, что поднял дебаты.

– Конечно прав. Это же очевидно.

– Ты единственный честный человек среди них, Питер.

Итак, он потягивал бренди, держал за руку свою ассистентку и купался в восхищении ее друзей, которые курили косяки и глядели на него как на кумира.

Затем Лаура и Курт преподнесли Саманте свой подарок. Оказалось, все свои дни рождения, начиная со второго курса в Кембридже, они отмечали именно так. С особым угощением. Граммом кокаина.

– Классный подарок, – сказал Курт. – Класс А, ни больше, ни меньше.

– Боже мой! – сказал Питер. – Я же член парламента!

– Нужно отвечать за свои слова, Питер.

Питер не был настолько пьян, чтобы не напомнить им, что он пропагандировал легализацию, а не участие.

– Я не хочу, чтобы больше людей начали употреблять наркотики. Я хочу защитить сообщество от наркоманов, а также наркоманов от самих себя.

– Я бы не назвал три раза в год употреблением. Мы именно те люди, о которых ты говоришь, Питер. Доказательство того, что наркотики не обязательно означают дорогу к безнадежной зависимости. Доказательство, что людям с хорошо развитым чувством ответственности можно доверять употребление наркотиков.

Питер никогда не пробовал кокаин. Конечно, было уместно узнать немного о предмете, в дебатах о котором он стал национальным лидером.

Позднее, находясь в приподнятом настроении, уверенный в себе и своих возможностях, в том, что он является хозяином своей судьбы, Питер отрабатывал на Саманте новую речь. Она слушала его, лежа на кровати, надев свою новую шелковую сорочку.

Питер с удивлением обнаружил, что горит желанием поговорить с Самантой, но не особенно хочет заниматься с ней любовью. Он хотел просто говорить, говорить и говорить.

Когда он закончил наконец свою речь, как всегда полную множества отступлений, объяснений и доказательств, Саманта сбросила лямки сорочки с плеч и позволила одеянию упасть, обнажив твердые, полные груди, о которых Питер так долго мечтал.

– Ну? – спросила Саманта.

– Хочешь, расскажу всё с начала? – ответил Питер.

Отель «Браун», Лондон

– Зачем ты принимаешь эту дрянь, Томми? – У нее был хорватский акцент – восточноевропейский, экзотический и соблазнительный, особенно в сочетании с элегантностью ее превосходного английского.

– Что? Что такое, Гитс?

– Наркотики. Тебе не кажется, что тебе уже достаточно?

– Явное противоречие, милая. Достаточно не бывает. Ну же, нюхни разок.

– Я никогда не принимаю наркотики, Томми, и ты это знаешь.

– Откуда?

– Сколько вечеров ты меня приглашал сюда потрахаться?

– Не знаю, дорогая. Пару раз?

– Уже шестой раз, и ты ни разу не видел, чтобы я употребляла наркотики.

– Уже шестой раз? Ничего себе. Наверное, я влюбился. Ты очень хорошенькая, детка, чесслово.

– Не нужно бы разрешать тебе называть меня так. Клуб очень строг с девушками, которые ходят с клиентами. Я потеряю работу, если они узнают, что я стала твоей шлюхой.

Томми поднял взгляд от посыпанного порошком зеркала, над которым завис. Его кровавые щенячьи глаза смотрели обиженно.

– Эй, ну зачем ты так, детка. Шлюха? Поверь мне, это сильно сказано. Мы друзья, ты и я, разве нет? Просто у меня туева куча бабла, вот и всё, и я люблю делиться деньгами с друзьями.

– Ладно, Томми, говори что хочешь, но всё равно мое начальство не придет в восторг от нашей «дружбы». Видишь ли, нам велели не позволять клиентам лишнего в комнатах. Больше никаких шаловливых ручек за полтинник Очевидно, совет Вестминстера сделал клубу предупреждение.

– Ни хера себе, я-то думал, у них есть дела поважнее. Пусть лучше уберут собачье дерьмо с тротуаров. Почему, черт возьми, их интересует, не расслабился ли паренек при помощи чужой ручки, перед тем как идти домой? Это так жалко, вот. Ладно тебе, детка, нюхни, тебе понравится.

– Ненавижу наркотики.

– Их ненавидят только те, кто никогда их не пробовал.

– Томми, я принимала наркотики, и очень много. До войны. Я была такой же, как и все богатые маленькие детки в Загребе. Я тогда не знала о боли. О вреде, который они приносят.