Мы не твои (СИ) - Блио Элен
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Да, я помню. Как раз собиралась в номер. Спать.
— Сладких снов, Воробушек.
— Спокойной ночи, Ильяс. Самад…
— Пока, Надюш…
Слышу, что она уходит.
— Надюшей ее не называй?
Он грохает внезапно, ржет на весь коридор!
— Что смешного?
— Ничего. Я все понял. Не буду.
Продолжает смеяться, понемногу успокаиваясь, завозит меня в номер, спрашивает, что еще нужно, а напоследок говорит:
— Ревность, болезнь пострашнее слепоты. Спокойной ночи, Ильяс.
Ревность…
Да, я дико ревную Надю. Она моя сиделка! Только моя. Моя.
Глава 17.
Горы Троодос. Величественные, покрытые вековым сосновым лесом, необыкновенные. Только я их не вижу. Не могу сказать, что мне очень сильно хотелось бы видеть.
Я вообще не хочу ничего видеть.
С утра почему-то сердце не на месте, в груди все сжимается. Стараюсь не срываться на Наде, помня обещание, данное доктору. Все-таки я мужчина, я должен сдержать данное слово.
Воробушек сегодня какая-то притихшая. Даже моя мать интересуется у неё все ли хорошо.
Я молчу. Не могу сказать матери о том, что она, кажется, сошла с ума. Она заставляет Тама везти ее в православный монастырь.
Странно, что Тамерлан так легко согласился и принял эту ее выходку. Я против. Но разве меня кто-то слушает?
— Ильяс, не нужно так воспринимать все, — говорит мне Там еще в отеле, — матери это нужно, пойми. А если близкому, любимому человеку что-то нужно надо постараться это сделать.
Открываю рот чтобы возразить ему — Зое было очень нужно, чтобы Тамерлан женился на ней, и что в итоге? Но вовремя затыкаюсь.
Я не тот человек, которому позволено судить об этом.
Мы приезжаем к монастырю, выгружаемся из большого микроавтобуса, который специально арендовал в отеле Тамерлан. Брат помогает мне сесть в инвалидную коляску, хотя я бы, честно говоря, с удовольствием бы остался в машине.
— Надежда, вы погуляйте пока с Ильясом, тут на площади, я провожу маму.
Надя везет меня, кажется, по какому-то рынку, по крайней мере я ощущаю ароматы специй, мёда, кожи, тканей — всего, чем обычно торгуют.
Внезапно я слышу голос. И мой мир словно переворачивается.
— Петрос, не надо, пожалуйста!
С силой сжимаю колеса кресла, стараясь остановить.
— Что случилось, Ильяс.
— Стой! Молчи!
Прислушиваюсь, мысленно ругая себя последними словами. Я схожу с ума! Или не схожу!
— Что?
— Молчи! — ору, забывая о том, что мы стоим в людном месте.
Слушаю гомон толпу, пытаясь уловить хоть что-то… хоть какой-то знак!
Смех! Да! Этот смех! Чистый, как колокольчик… и низкий мужской голос, который что-то вещает, кажется на местном, на греческом.
— Надя… — шепчу, потому что нет сил говорить громко. — Надя, посмотри вокруг? Тут есть девушка? Высокая, стройная, с длинными золотыми волосами? Стоп, нет… не длинными… она их обрезала… Девушка с короткой стрижкой? Есть?
— Ильяс тут… десятки людей. И девушек… довольно много. Кого ты ищешь, ты…
— Я слышал голос. Я слышал… — замираю, пытаясь сосредоточится. Но слышу только гомон разношерстной толпы. Совсем рядом какая-то тетка на русском торгуется, покупая сладости, пытаясь объяснить что-то киприоту, не понимающему языка. Очень смешно, но мне не до смеха.
Слышу какофонию голосов, но колокольчика больше нет… Чёрт…
— Надя, надо выехать… туда, вперед, — мне показалось, что та, кто говорила голосом Светлячка пошла вперед.
— Ильяс ты… ты ищешь Зою? Но она…
— Поехали я сказал! Вперед! — я снова груб, но мне просто необходимо туда, за этим голосом!
Надя катит коляску вперед, я прислушиваюсь, стараясь заглушить бешеный гул крови в венах. Мне надо слышать, а я не могу! В ушах стоит дикий грохот. Я сам себе хочу вырвать сердце, чтобы остановить этот поток.
И вдруг…
— Петрос… — дальше не слышу, хочу крикнуть — Зоя! — но горло перехватывает я лишь сиплю. — Надя… вперед, туда!
Рукой показываю, сам готов управлять этим несчастным корытом, чтобы ехать быстрее! Но я не вижу куда!
— Ильяс… тут некуда дальше, дорога закончилась и обрыв.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})— А раньше повернуть нельзя было?
— Был поворот, но…
— Вези туда!
— Там смотровая площадка.
— Вези!
Весь дрожу в шоке и нетерпении.
— Там есть кто-то?
— Да, пара…
— Кто? Девушка? Она? Ты же видела фотографии Зои?
— Нет, тут… тут пожилая пара, кажется иностранцы… Они уходят.
— Где мы?
— Мы на смотровой площадке. Тут… тут ограда и… обрыв. И никого.
И никого. Я понимаю это. Пожилая пара проходит мимо — слышу шаркающие шаги и характерную для англичан кашу во рту.
Я упустил её. Девушку с голосом Светлячка. Я проиграл…
— Оставь меня, Надя.
— Как? Ильяс? Я не могу… тут.
— Прошу! — кричу, но вспоминаю слово, данное Самаду. Она ни в чем не виновата. — Прошу… пожалуйста… дай мне десять минут… я… хочу побыть один. Просто побыть один.
— Ильяс, ты… тут серьезная ограда. Впереди. И…
— Ты думаешь я решил покататься с горы? Глупая ты, Воробушек. Я просто воздухом подышу и все. Десять минут.
Сам не знаю зачем мне эти минуты. Просто… подумать о жизни?
О любви.
О том, зачем вообще это все? Эта жизнь, этот мир…
Подумать о том, что в один не прекрасный день все это может взять и схлопнуться в крохотный шарик. Исчезнуть. Не только наша больная насквозь планета. Вся вселенная.
Придут неведомые нам демиурги, боги… и решат, что эксперимент с нами признан неудачным. Мы не имеем права на существование. И все.
Я не сильно религиозен. Может, поэтому в голову лезут такие дикие мысли.
Бог один. И именно Бог предопределил нашу судьбу. Мою судьбу. Кадар.
Я должен нести ее с честью.
Только зачем же Бог меня искушает, вызывая в памяти смех Зои?
— Брат, что случилось?
Тамерлан… Конечно, Надя побежала жаловаться! Нет не жаловаться, я знаю, что она искренне беспокоится обо мне. Глупый Воробушек…
— Не видишь? Любуюсь горным пейзажем. Красиво.
— Да. Красиво. — Там не отвечает на мою шутку. — Когда ты прекратишь издеваться над девочкой?
Они сговорились? Ухмыляюсь, качаю головой… Что мне сказать? Что если я не буду так себя вести с ней, то…
— Я больше не буду. Честно. Только… давай, когда мы вернемся домой ты уволишь ее, а?
— Когда мы вернемся я сама уволюсь. — чёрт, чёрт! Как я мог не услышать ее шаги? С досады стучу кулаком по подлокотнику. — Надя! Ты… ты не понимаешь!
— Я все понимаю. — говорит сдержанно, чтобы я не понял слез в ее голосе, — Тамерлан, можно я схожу в храм. Мне нужно…
— Иди… у тебя есть полчаса, хватит?
— Надеюсь. Извините.
— Надя! — Там останавливает её, — не спеши, мы подождем. Ты… помолись за нас тоже, если… если можно.
— Можно. Бог один. Он есть любовь.
Любовь.
Нет, только не это… Только не любовь.
Повторяю, понимая, что это бессмысленно.
Я уже увяз в ней, как в сладком меду, увяз так, что не выбраться.
Я люблю её эту девушку с нежным чириканьем, мягкими руками, сладкими губами.
Я никогда не видел ее лица, но это не важно.
Все не важно.
Я люблю…
Глава 18.
Это очень больно — любить. Я это знаю. И мой брат знает. Мы с ним остаемся вдвоем на этой смотровой площадке у обрыва, и думаем о любви. Каждый о своей. Почему-то я уверен, что Тамерлан тоже думает о любви.
— Почему люди не летают, а, Там?
— Почему не летают так, как птицы? Вспоминаешь классику, да?
— А почему нет? Сейчас бы расправил крылья и полетел.
— Ты можешь прекрасно полететь и без крыльев.
— Каким образом? — снова усмехаюсь, заранее понимая, что он скажет.
— Простым. Займёшься реабилитацией, и не будешь дурить.
— Давай об этом дома поговорим, хорошо?
— Хорошо. Ты… ты сегодня с утра вроде был в другом настроении, что случилось?