За Отчизну (Часть 2) - Сергей Царевич

- Но почему, брат Ян, ты хочешь взять путь на Судомерж? - возразил Брженек Швиговский. - Нас и там накроют: ведь у панов Гынца и Дивучка и у пана Страконицкого войско все конное. - Встречи с конницей этих двух противников нам все равно не избежать. Куда бы мы ни пошли, они все равно нас нагонят. Если так, то мы должны встретить панов там, где мы можем разъединить их. Поэтому я и выбираю путь на Судомерж. Там между двумя реками все пространство занято большими прудами. Рыцарской тяжелой кавалерии среди этих прудов будет трудно развернуться. Мы же, укрывшись за боевыми возами, сможем хорошенько их потрепать. Понятно, брат Брженек? - Да, пожалуй, ты прав, брат Ян. Но тогда нам надо, не медля ни минуты, сниматься и двигаться на Судомерж, чтобы поутру найти удобное место для возового укрепления. - Иди и подымай всех, брат. Трогаемся. Спустя полчаса весь отряд выступил, резко изменив направление. На рассвете Ян Жижка получил известие, что его противники, узнав об изменении маршрута отряда, также переменили направление. Пан Дивучек бросился со своей конницей восточное Судомержа, а иоанниты наступали с запада. 25 марта неподалеку от деревни Судомерж Ян Жижка, ехавший далеко впереди отряда, остановился у большого высохшего пруда. Не слезая с коня, Жижка внимательно оглядел всю местность вокруг. Утро уже наступало. Берега пруда Шкареды были уже покрыты молодой весенней травой, и эта яркая зелень еще больше оттеняла темно-коричневую поверхность сухого дна. У края озера возвышалась плотина.

Ян Жижка вместе с Брженком Швиговским осмотрели пруд и шагом въехали на плотину. - Здесь мы поставим наше возовое укрепление - тогда железные паны смогут атаковать нас только через пруд. Вот тут мы их и встретим. - И, выпрямившись в седле, Жижка отрывисто приказал:-Встречай возы, ставь крепость и размещай людей! Брженек дал шпоры коню и помчался навстречу приближающемуся по берегу отряду. Как только телеги одна за другой въезжали на плотину, лошадей отпрягали, а телегу ставили боком к фронту, причем каждая телега скреплялась с соседней специально для этого устроенными цепями. Бока телег заставлялись крепкими щитами с бойницами для арбалетов и луков, а в некоторых-для маленьких пушек, тарасниц. Другие щиты спускались до земли для защиты сидящих за телегами воинов. Впереди каждой телеги торчало по нескольку крепко приделанных копий против атакующей конницы. Все женщины и дети были сосредоточены внутри укрепления; там же стояли и отпряженные лошади. Некоторые женщины также вооружились луками и арбалетами, а подростки-мальчишки разместились на телегах, держа в руках самодельные пращи с запасом камней. Без лишних слов, без малейшей торопливости, спокойно и сосредоточенно воины, начальники, старики, женщины и дети быстро стали готовиться к сражению. Ян Жижка сам обходил каждую телегу, осматривал каждого воина и по-хозяйски ворчал на малейшую небрежность. Проходя мимо телеги, у которой расположилась семья Дубов, воевода услыхал за своей спиной внезапный грохот доспехов, сопровождаемый крепким проклятием. Ян Жижка с любопытством оглянулся и увидел, что Ян Рогач поднимается с земли, стараясь освободить свои длинные зубчатые шпоры, запутавшиеся в каких-то тряпках. - И кто это здесь разбрасывает? Запутался вот шпорами и полетел на землю из-за проклятого бабьего тряпья! - Рогач, свирепо ругаясь, дергал ногами, но никак не мог освободить свои шпоры от длинного женского покрывала. Подбежала Текла: - Позвольте, я его сниму. Прошу прощения, это мое покрывало. Я расчесывала голову и случайно его здесь положила. - И старушка поспешно освободила ноги пана Рогача от злополучного покрывала. Ян Жижка раскатисто хохотал над неловкостью Рогача и уже собрался идти дальше, как заметил, что на него в упор глядит девушка, как будто желая что-то сказать, но не решаясь. - Ты, дочка, хочешь сказать мне что-нибудь? - просто и благодушно обратился воевода к девушке. - Чего робеешь? Говори. Девушка стала от смущения пунцовой и не могла вымолвить ни слова. - Да говори же! - нетерпеливо повторил Жижка. - Пусть пан простит мою глупость... Я увидела, как пан Ян Рогач запутался в тетином покрывале, и мне пришло в голову, что, если набросать перед плотиной по дну озера в камыше все наши женские покрывала, рыцари в них запутаются не хуже пана Яна Рогача и попадают в грязь, а наши в это время будут их рубить и бить топорами. Улыбка постепенно сходила с лица Яна Жижки, и при последних словах девушки оно было уже совершенно серьезным. - Клянусь честью, выдумка хороша! Молодец, дочка! А ну, брат Енек, собери у всех наших женщин покрывала и прикажи разбросать их перед крепостью среди камыша. Собрать все, сколько есть! Ян Рогач с недовольным видом, но без секунды промедления принялся выполнять приказание воеводы. Скоро все дно пруда перед плотиной было покрыто сотнями покрывал. Ян Жижка наблюдал за выполнением своего необычного приказания и, вспомнив об авторе идеи, обернулся. Девушка все еще стояла рядом и тоже глядела, как разбрасывают покрывала. - Как тебя звать, дочка? - Божена. - Спасибо тебе, Божена, за добрую мысль. Ты здесь с родней? - Я сирота. Меня взяла к себе еще в Праге семья Дубов. - Какой Дуб? Войтех, что ли? Оружейник пражский? - Да, пан Ян. - Вот оно что! Так это, значит, ты украла сердце моего Ратибора? Знаю я всю вашу историю... Да ты не смущайся, не красней. Вот придем в Табор, так я сам с Войтехом поговорю. Думаю, что в моей просьбе он не откажет. Так что... - Пан воевода! Железные паны показались с двух сторон! Перед Яном Жижкой стоял запыхавшийся дозорный. - К оружию! - пронесся клич воеводы. Укрепленный лагерь мгновенно затих. Каждый занял свое место и приготовился к встрече врага. Скоро на горизонте показалась длинная, поблескивающая металлом полоса, извивающаяся, как гигантская змея. Ратибор со своей сотней стоял неподалеку от Брженка Швиговского. Тот стоял, вытянувшись во весь рост, и неподвижно глядел, прикрыв от солнца глаза ладонью, на приближающуюся рыцарскую конницу. - Тысячи три, наверно, будет! - сквозь зубы процедил Брженек. На противоположном берегу пруда уже совершенно ясно обозначилась железная стена всадников, и скоро точно такая же стена появилась позади первой. Ратибор видел, как железная колонна рыцарей спустилась с берега на сухое дно пруда и, устремив копья вперед, начала прибавлять ходу, а затем, перейдя в галоп, поскакала прямо на возовое укрепление. Но, едва проскакав сотню шагов, громадные кони, отягченные закованными в железо всадниками, стали проваливаться в вязкий сырой ил. Лошади падали на колени, всадники летели через их головы, задние ряды налетали на упавших лошадей и, в свою очередь, падали. Видя невозможность атаковать плотину в конном строю, рыцари бросили коней и кинулись в атаку с обнаженными мечами в руках, издавая грозный воинский клич.

Увязая в липком, вонючем месиве, рыцари все же упорно сплошной толпой бежали к плотине. Наконец первые сотни спешенных рыцарей и несколько конных добрались до разбросанных покрывал. Хотя нервы Ратибора были напряжены до предела, но он не мог удержаться от смеха, когда увидел, как на всем бегу рыцари стали путаться в лежащих покрывалах, спотыкаться и падать в грязь, беспомощно пытаясь вновь встать на ноги. Доспехи рыцарей с головы до ног были покрыты грязно-коричневым илом. В этот момент разом грянули гауфницы, тарасницы и гаковницы, а лучники и арбалетчики выпустили на атакующих сотни стрел. Мальчишки, не отставая от своих отцов и братьев, с громкими криками поражали врага градом камней. Но всё новые и новые волны закованных всадников вливались в узкое пространство озера и пытались достигнуть плотины. Озеро в этот момент напоминало исполинский муравейник. Над головами сидевших за щитами Ратибора и Брженка Швиговского раздался знакомый громовой голос: - Вперед, детки, за чашу! За мной! И через щит перемахнула дюжая фигура Яна Жижки; в руке воеводы была его знаменитая палица. И сразу же все четыре сотни воинов с цепами, копьями, топорами и мечами в руках бросились через возы вниз с плотины в гущу рыцарей. Ратибор бежал впереди вместе с Брженком Швиговским. Перед ними в руках знаменосца полыхала по ветру братская хоругвь с чашей. Мчавшийся рядом с Яном Жижкой огромный Прокоп запел боевой гимн таборитов, тут же подхваченный сотнями голосов. Рыцари, не ожидавшие столь стремительного удара, были ошеломлены и растерялись. Рослые, здоровые крестьяне молотили своими страшными цепами по рыцарским шлемам и доспехам, с одного удара превращая их в лепешку. Тяжелые топоры лесорубов и мастеровых с лязгом прорубали латы и кольчуги. Ратибор действовал топором, не спуская глаз с Яна Жижки. Воевода пробивал себе дорогу среди сгрудившихся рыцарей. Рядом с ним шли Прокоп Большой, Прокупек, Ян Рогач и другие. Мимо Ратибора промчались Войтех и Штепан с криком: "Чаша! Чаша!" За громоподобным басом Войтеха почти не было слышно тоненького голоса Штепана. Войтех бежал с тяжелым двуручным мечом, а Штепан, со щитом на левой руке, размахивал легким поясным мечом. - Ого!-невольно усмехнулся Ратибор.-Бакалавр-то наш каков! Ратибор заметил, как в одном месте завязалась особенно ожесточенная сеча. Сквозь молниеносно вздымающиеся и опускающиеся с металлическим стуком клинки, мечи и топоры виден был рыцарь в богатых, отделанных золотом доспехах, с пышным белым султаном на шлеме. "Пан Гынец", - сообразил Ратибор и стал, нанося сокрушительные удары топором, пробиваться к рыцарю. Много раз его оттискивали назад, но в конце концов, удачными ударами свалив двух противников, Ратибор оказался лицом к лицу с паном Гынцем. Рыцарь что-то кричал своим воинам, но его слова были заглушены беспрерывными ударами стали о сталь, яростными воплями и исступленными проклятиями сражающихся. Ратибор, сжав зубы, ухватил покрепче обеими руками длинную рукоятку топора, размахнулся и со всей силы обрушил сокрушающий удар по шейной застежке панциря. Как оружейник, он знал, где самые уязвимые места в рыцарских доспехах. Топор со всего маху разрубил застежки панциря и глубоко вонзился в шею рыцаря. Пан Гынец упал па оба колена. - Готов пан Гынец! - сказал вслух Ратибор и в этот же момент от сильнейшего удара по шлему выронил топор и бессильно опустился на землю. Сколько он был без сознания, Ратибор не знал. Открыв глаза, он увидел себя лежащим ничком под чьим-то тяжелым телом в доспехах. Перед его лицом лежала на земле стальная рыцарская перчатка, запачканная кровью. С огромным напряжением сил Ратибор выкарабкался из-под придавившего его мертвого тела. Встав сначала на четвереньки, он, превозмогая страшную слабость, поднялся на ноги. В голове стоял шум, как будто в ней звенели миллиарды комаров. Тупая боль не позволяла повернуть шею. Осмотрелся кругом. Видимо, бои кончился. Солнце уже перевалило к западу. Все пространство, что мог охватить его взор, напоминало спящий лагерь утомившихся воинов и лошадей. Только одно было странно: люди лежали в самых диких, нелепых позах, а зачастую сплошными кучками друг на друге. Над головой противно каркало воронье. Очень много воронья. Но когда-то эту картину он уже видел. Где и когда?.. Да, Грюнвальд... Ратибор медленно выпрямился и, едва передвигая ослабевшие, словно неживые ноги, побрел через поле битвы, увязая на каждом шагу в топкой грязи. Какие-то воины ходили между убитыми, нагибались, вновь поднимались и шли дальше. Поле боя было тихо и безмолвно. Ратибор увидел вдалеке плотину и на ней возовое укрепление с колеблющимся над ним стягом, украшенным чашей. С огромным трудом он шел все дальше и дальше. Голова нестерпимо болела. Он постарался снять свой шлем. С правой стороны шлем был сильно смят. "Удар секирой, - промелькнуло в сознании, - но, видно, череп остался цел". С нечеловеческими усилиями он добрел до плотины и тут словно сквозь какой-то туман увидел, что кто-то со странным, словно детским плачем быстро сбежал сверху прямо к нему и крепко схватил его. Чьи-то руки, но уже твердые и сильные, подхватили под локти, и он почувствовал, что его осторожно повели вверх по насыпи. От боли он не мог поднять голову и видел только бурую землю, а рядом с собой чьи-то ноги. Сбоку кто-то шел и всхлипывал так жалобно-жалобно... Наконец он наверху. Его бережно посадили на что-то мягкое. На темя положили мокрые тряпки. Стало легче. Осторожно поднял голову и оглянулся. Он-в палатке. Рядом с ним стоит с кувшином в руках и с полотенцем Божена, тут же Блажек. Напротив-носилки из жердей; на них лежит с бледно-желтым лицом, со сложенными на груди руками, с закрытыми глазами, Брженек. В руках-зажженная свеча. За палаткой кто-то резким голосом сказал: - Теперь, детки, на Табор! Милостью господней мы, четыре сотни божьих воинов, положили две тысячи железных панов и с ними самих пана Гынца и магистра иоаннитов. Наших легло не так много, но наихудшее то, что потеряли мы брата Брженка Швиговского.