Полынь и мёд - Лина Манило
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Я же говорил, что ты не только красавица, но и умница. Пойдём.
И берёт меня за руку, но вдруг останавливается и делает то, что напрочь выбивает весь кислород из моих лёгких.
Он меня целует.
Просто обхватывает своими ручищами моё лицо и накрывает губы поцелуем, от которого задыхаюсь. Я уплываю, а воздуха в груди до смешного мало, но не вдохнуть, когда Рома так близко, а его горячее тело в считанных миллиметрах от моего. И я на миг забываю обо всём на свете, отдавая всю себя во власть мужской силы. Забываю, что хотела когда-то сопротивляться, что обещала остановить. В груди распускается цветок – наверняка лилия. Его горящие ярким огнём блестящие лепестки рассыпают кругом искры, и я слепну от их разноцветных переливов, тону в ощущениях момента.
Хватаюсь за широкие плечи, как за единственный шанс на спасение, а под кожей ладоней перекатываются стальные мышцы, и даже тонкая ткань рубашки не способна скрыть жар сильного мужского тела. Рома такой горячий, и я пылаю рядом с ним настолько ярко и сильно, что впору испугаться. Но рядом с ним, в этот момент, я чувствую себя такой смелой, способной мир перевернуть, разрушив старое до основания.
Жёсткие губы сминают мои, стирают следы помады и сопротивления. Я инстинктивно открываю рот, а Рома пользуется предоставленной возможностью: наши языки сплетаются в диком танце, сталкиваясь и кружа вокруг, привыкая и приноравливаясь, и из груди рвётся сдавленный стон, и не разобрать, где я, а где он. Мы будто становимся единым организмом, врастаем друг в друга корнями, обрастаем общей корой. И этот поцелуй кажется таким правильным, естественным, хотя ещё пять минут назад я была уверена, что не хочу с этим мужчиной иметь ничего личного, лишь строгие деловые отношения.
Рома не первый мужчина, с которым я в этой жизни целовалась, но, кажется, что и не было никого до, а этот поцелуй – первый и единственно правильный, необходимый, как глоток кислорода и свободы.
Он целует так нежно, так жарко, и я плавлюсь воском, растекаясь лужей в ночной тишине, держусь за волшебные ощущения и широкие плечи Литвинова. Он такой большой и красивый, надёжный и бескомпромиссный, и мне хочется быть слабой рядом с ним, хочется согнуть свой железный стержень и больше никогда не вспоминать о том, что привыкла быть сильной.
– Это чтобы ты глупости себе не выдумывала, – произносит, нехотя отрываясь от моих губ, а в голосе лишь удовольствие. Ничем не прикрытое и настолько выпуклое, объёмное, что, кажется, можно дотронуться. – Пойдём скорее сестру твою спасать.
Мне хочется рассмеяться в голос и расплакаться одновременно. Я не понимаю, что происходит и почему именно в самый волшебный вечер за последний год Света должна была слететь с катушек.
Ворота приоткрыты, и Литвинов толкает их ногой, осматривая попутно широкий двор. Он держится чуть впереди, крепко схватив меня за руку, и я впервые понимаю смысл фразы: «Быть как за каменной стеной». В ярком свете фонаря можно рассмотреть едва покрывшиеся зеленью пышные кусты, а на кривых ветках деревьев распустились цветочные бутоны. Красиво и пахнет приятно, но за закрытой дверью дома слышны крики и чьи-то вопли. И музыка, конечно же. Она орёт предельно громко, а ритм рэпа бьёт по мозгам, будто отбойный молоток дробит уголь. И в таком шуме Света спит? Может быть…
Нет, не стану думать о том, что ей может быть настолько плохо сейчас, что понадобимся не мы с Литвиновым, а бригада скорой помощи.
Я рвусь вперёд, тороплюсь увидеть сестру, потому что уже успела понапридумывать себе столько страхов, что впору у психиатра лечиться. Когда бью кулаком по деревянной двери, находящиеся по ту сторону никак не реагируют на нас – продолжают веселиться, как ни в чём не бывало.
– Да что ж за катастрофа? – бурчу себе под нос, снова тарабаня по бесчувственному куску дерева.
Рома берёт меня за плечи, отодвигает чуть в сторону и ка-а-к двинет по двери ногой в тяжёлом ботинке, что, кажется, сейчас крыша рухнет и стены осыпятся. В доме моментом стихают голоса, а я соображаю, что можно ведь было снова позвонить на номер Юлика – вдруг бы та девушка снова трубку сняла и впустила нас по-хорошему.
– Кого там хер лысый принёс? – доносится с той стороны, а замок щёлкает. В проёме двери показывается красное лицо парня лет двадцати с модным хвостиком на почти выбритом черепе. – Кого надо? Вы соседи? Шум мешает?
Он явно не рад гостям, но кого это волнует?
– Светлана Ларионова у вас? – спрашивает Рома, а парень вскидывает на него взгляд и будто бы даже трезвеет.
– Светка, что ли? Дрыхнет на втором этаже. А вы вообще кто такие?
Он такой взъерошенный и ошалелый. Особенно в сравнении с Ромой, который выше его примерно на голову, если не больше.
– Родственники мы её, – говорит Литвинов мягко, но настойчиво отталкивая парня в сторону.
– Вот правда, лучше не спорь, мы очень злые, – шёпотом объявляю коротышке, а тот хлопает осоловелыми глазами с покрасневшими веками. – С моей сестрой всё нормально?
– Ну, перебрала чуток, вырубилась, – бормочет, по всей видимости, хозяин дома, а Рома зыркает на него так, что мне даже жаль становится мальчишку.
Сколько же они тут выпили? Стойкий аромат алкоголя и табачный дым клубятся туманом, а веселье снова набирает обороты. Пьяные крики, взрывы хохота и назойливая музыка отражаются от стен, сливаясь в общий гул. То тут, то там можно увидеть парочки, обжимающиеся так неистово, словно через минуту мир рухнет на их головы. Какие-то несчастные спят вповалку в самых неожиданных местах, и что-то мне подсказывает, что гульба здесь длится не первый день.
– Задницы бы вам надрать, – бурчу себе под нос, а Рома усмехается, снова беря меня за руку.
Словно боится в этом гормонально-алкогольном хаосе меня потерять.
Деревянная лестница с резными очень красивыми перилами вьётся вверх спиралью, и мы поднимаемся, стараясь не перецепиться через какого-нибудь пьянчужку, что решил уснуть прямо на ступеньках.
– Я такие вечеринки только в американских подростковых мелодрамах видела, – говорю,
