Другая жена - Патрик Квентин

— Эта книга мне здорово помогла, мистер Хардинг. Совершенно случайно я взял ее как-то вечером после визита к вам. И мне на глаза попалось это фото — и это имя. Не могу сказать, что я это нашел. Мне просто повезло, и все.

Я заставил себя поднять голову и взглянуть на него.

— Значит, вы ее выследили?

— Не было ничего проще позвонить в полицию Клакстона, — к моему безмерному удивлению, он улыбнулся. — Честно говоря, мистер Хардинг, я немало поломал с вами голову. Приходилось слышать о всяких случаях амнезии. Но с таким специфическим — надо же, забыть имя собственной жены — еще не встречался. Подозревал вас во всем, в чем можно. И несколько увлекся. Такого полицейскому допускать не следует, не так ли? Всегда твержу это, но не помогает. Приношу свои извинения.

Наклонившись вперед через стол, взял у меня из рук книгу и положил ее на ровную стопку бумаг.

— Вы, разумеется, знали, что вашу первую жену звали Анжелика Робертс. Но точно так же, разумеется, вам и в голову не пришло совместить ее с этой историей. Вы три года ее не видели, верно? Думали, что она Бог весть где, в Европе, бесконечно далеко и не может иметь вообще ничего общего с Джимми Лэмбом.

Я ошеломленно уставился на него, не зная, что ответить. Верно ли я слышу? Как он может так говорить? Неужели он настолько глуп, как мне показалось вначале? Или это только новый жестокий коварный трюк, на который я могу попасться?

Отчаянно ища выход, я как можно нейтральнее повторил:

— Так вы ее выследили?

— Ну, конечно, не было ничего проще. Она была в Клакстоне, у отца. Полиция ее навестила, а после разговора позвонили мне. И тогда ваша загадка разрешилась, мистер Хардинг. Ее заявление в том, что касается вас, все поставило на свои места. Знала, что вы в Нью-Йорке, и не возражала, чтобы Лэмб отнес вам свой роман, но взяла с него слово, что упоминать о ней не будет. И позднее, когда он проник в круг семьи Кэллингемов, требовала от него соблюдать обещание. Утверждает, что вас никогда не видела и других контактов не поддерживала. И вообще решительно от вас отмежевалась. Предпочла бы вычеркнуть вас из своего прошлого.

Анжелика! Я почувствовал ее вдруг так близко, словно оказалась рядом со мной в тесном кабинете Трэнта. Я знал, разумеется, я знал, чтó она сделала, но безумие этого поступка, донкихотство и безмерное великодушие превышали границы моего понимания. Когда в Клакстоне ее задержала полиция, понимала, что в руках ее вся моя жизнь. И дала показания в мою пользу. Вопреки всем доводам здравого рассудка, вопреки отвращению, возникшему при нашей последней встрече, решила сохранить для меня Бетси, сохранить Старика Кэллингема… «Анжелика!» — потрясенно восклицал я в душе. И чувство ужасной утраты все усиливалось во мне.

Снова я взглянул в умные глаза Трэнта, и ощущение невероятной удачи на этот раз смешивалось с другим, гораздо более серьезным — чувством страха за Анжелику.

— Так это была она — ваша Анжелика Робертс.

— Да, она. Призналась во всем. Призналась, что купила этот пистолет; призналась, что поругалась с Лэмбом; призналась, что он ее выгнал; призналась, что уехала из города после убийства. Признала все.

Смертельный страх за Анжелику отступил перед победным облегчением.

— Но не в убийстве.

— Нет. Вы слишком много хотите, мистер Хардинг. Она утверждает, что, явившись к ней в ту ночь часов в одиннадцать, Лэмб приказал ей убираться: мол, возвратившемуся хозяину понадобилась квартира. Она собрала чемодан и, раз ей некуда было идти, пошла в кино, потом в какой-то отель. На следующий день вернулась за вещами и поездом уехала в Клакстон.

Держался он серьезно и невыносимо участливо.

— Мне очень жаль, мистер Хардинг. Для вас, конечно, это потрясение. Но нам пришлось ее задержать. Это не составило никаких проблем, претензий с ее стороны не было. Сейчас ее везут сюда поездом, прибудут где-нибудь к вечеру. Если хотите ее видеть, вам, разумеется, будет разрешено свидание.

— Значит, она арестована?

— Она задержана, для дальнейшего расследования.

Встав, подал мне руку. Как всегда, сделал это в самый неподходящий момент. Как-то сразу мне опротивел своим упорным отказом вести себя как полицейский. Опротивел своим непонятным сочувствием, своей извращенной привычкой никогда не подчеркивать преимущество, своей непонятной манерой становиться на сторону другого. По моей реакции он тысячу раз мог понять, как глубоко я во всем этом запутался. Любой другой полицейский на свете немедленно начал бы допрос. Но не Трэнт. Тот, разумеется, не мог вести себя так примитивно.

— Дам вам знать сразу, как ее привезут, мистер Хардинг. Я позвоню. Будете дома?

Мы с Бетси собирались на ужин к Старику. Придется что-то придумать.

— Да, — сказал я. — Буду дома.

Он опять улыбнулся.

— Не расстраивайтесь раньше времени, мистер Хардинг. Ведь бывает, что люди в одиночку ходят в кино. Возможно, она говорит правду. А если сумеет представить алиби, ее немедленно отпустят.

Если докажет алиби! Это что, намеренный вызов? Знает ли этот человек все, что было? Пока я его не понимал. Но постепенно начинал осознавать ужас своего положения, до меня начало доходить, что это хуже, чем просто крах. Ибо Анжелика спасала меня, принося себя в жертву. Единственное, что могло ее спасти, — это алиби; и оно же было единственным, что могло меня уничтожить.

Лейтенант Трэнт все еще стоял с протянутой рукой. Я взглянул на него и подумал: «Нужно все ему рассказать. Нельзя допустить, чтобы Анжелика так безумно рисковала. Если не скажу, буду ненавидеть себя до самой смерти».

Я уже открыл рот, чтобы заговорить, но не успел: меня опередил Трэнт.

— Так я вам позвоню, мистер Хардинг. Где-то около десяти.

И он меня отпустил.

15

Итак, я ничего не сказал. Хотел, но Трэнт не дал мне шанса. Когда я в тоске возвращался домой, нашел вот эту зацепку, уговаривая себя, что это снимает с меня ответственность. Я даже начал придумывать доводы, которые оправдали бы мое дальнейшее молчание. В конце концов, это была идея Анжелики, не моя. Насколько я мог судить, она решила использовать в качестве алиби свой визит в кино, а я тут ни при чем. С моей стороны было бы просто глупо выложить все, прежде чем поговорю с ней. Как бы там ни было, она невиновна, а людей не осуждают за преступления, которых они не совершали. Трэнт может за пару дней найти убийцу, и ее отпустят. Раз уж она решила спасти меня и если ставка так высока, почему мне не быть достаточно умным, чтобы не воспользоваться такой возможностью и не предоставить ей все остальное.

Это почти удалось. Входя в квартиру, я чувствовал себя спокойно. В будущем — в каком-то туманном будущем — мне придется что-то предпринять, но пока лучше выждать. Конечно, придется сказать Бетси, что Анжелику арестовали, — это все равно будет в газетах. Но и только. И ничего не случится, пока у меня не сдадут нервы, как едва не случилось в кабинете Трэнта.

Бетси была дома. Я застал ее в спальне — она как раз одевалась на ужин к Старику. Когда я сказал ей об Анжелике, окаменела от ужаса. Я вел себя так естественно, что Бетси понадобилось несколько секунд, пока до нее дошло, что я действительно имею в виду Анжелику, ту Анжелику, которая должна была оставаться где-то в Европе.

— Но если Джимми знал Анжелику, если она была здесь, в Нью-Йорке, почему он не сказал нам о ней?

— Судя по всему, он пообещал ей это. Бэтси, сегодня вечером ее должны привезти в Нью-Йорк. Трэнт спросил меня, не хочу ли я ее видеть. Полагаю, нужно с ней встретиться. Ничего, если к отцу ты поедешь одна?

— Конечно, нет. Будет лучше, если расскажу ему прежде, чем он прочитает в газетах. Будет в ярости, когда узнают, что она была замужем за тобой и вообще. — Огорченно взглянула на меня: — Это она сделала?

— Меня не спрашивай.

— Ах, какой ужас — так возвращаться! Как так можно загубить всю жизнь? Почему, Господи, не… Прости, Билл. Она несчастная женщина. Ты, разумеется, должен сделать для нее все, что сможешь.

Сев на постель, стала надевать чулки.

— Для тебя это страшно. — Она трагически сжала губы. — И для Рикки тоже. Что бы ни происходило, нельзя допустить, чтобы хоть что-то дошло до Рикки. Рикки никогда не должен об этом узнать — никогда.

Я сокрушенно расхаживал по комнате, пока она завершала свой туалет. Когда собралась, зашла в кухню сказать кухарке, что приготовить мне на ужин. Я проводил ее до дверей. На прощанье она меня поцеловала.

— Не волнуйся, милый, действуй.

Обняв ее, я заметил мелкие беспокойные морщинки на ее переносице.

— Ты сказал, что Анжелика купила этот пистолет?

— Да.

— Значит, когда Трэнт рассказал тебе, ты не знал, что речь идет об Анжелике?

— Она назвала другое имя.

— Ах, так? — Она улыбнулась мне, явно успокоившись. — С Богом, милый. Постараюсь все уладить с отцом. И скажи от меня Анжелике: я надеюсь, все обойдется.