История Сэмюела Титмарша и знаменитого бриллианта Хоггарти - Уильям Теккерей

Вопреки ожиданиям всех наших джентльменов, которые сидели мрачные, как на похоронах, мистер Брафф подкатил к конторе в своей карете четверней с каким-то приятелем, смеясь и перебрасываясь шутками.

- Джентльмены! - сказал он, войдя в контору. - Вы читали газеты. В них сообщается о событии, повергшем меня в глубокую скорбь. Я говорю в кончине нашего клиента, высокочтимого олдермена Пэша. Но если что и может утешить меня, так единственно мысль, что вдова и дети сего достойного человека в субботу, в одиннадцать часов дня, получат из рук моего друга мистера Титмарша, нашего главного конторщика, пять тысяч фунтов. Ну, а касаемо беды, приключившейся у господ Шадраха и Мешаха, тут горевать не о чем. В субботу ли, в другой ли? день, как только все обстоятельства дела будут выяснены и должным образом удостоверены, мой друг Титмарш выплатит им наличными сорок, пятьдесят, восемьдесят, сто тысяч фунтов - смотря по тому, во сколько будут исчислены их убытки. Уж они-то, по крайности, будут вознаграждены; и хотя для наших акционеров издержки, без сомнения, окажутся значительными, мы можем себе позволить такой расход, господа. Если на то пошло, Джон Брафф без особого труда и один мог бы взять на себя такой расход; нам надобно учиться встречать неудачи, так же как до сей поры мы встречали удачи, и сохранять мужество при всех обстоятельствах!

Приводить здесь слова, которыми мистер Брафф заключил свою речь, мне, признаться, не хочется, ибо я всегда полагал непочтительным поминать небеса в связи с обычными нашими мирскими делами, призывать же их в свидетели, изрекая ложь, как поступает пустосвят, уж такой страшный грех, что и говорить-то о нем следует с осторожностию.

Речь мистера Браффа каким-то образом в тот же вечер попала в газеты, и я просто ума не приложу, чьих это рук дело: ведь до самого появления вечерних газет ни один из наших джентльменов не выходил из конторы. Однако же речь была напечатана. И, более того, хотя, по слухам, Раундхэнд на Бирже ставил пять против одного, что деньги олдермена Пэша выплачены не будут, в субботу я выдал поверенному миссис Пэш наличными всю причитающуюся ей сумму, и Раундхэнд, безусловно, проиграл пари.

Рассказать вам, откуда взялись эти деньги? Думаю, что теперь, через двадцать лет, в этом нет беды; и, более того, это послужит к прославлению двух людей, которых ныне уже нет в живых.

В качестве главного конторщика я часто бывал в кабинете Браффа, и теперь он как будто снова был склонен отнестись ко мне с доверием.

- Титмарш, дорогой, - сказал он однажды, поглядев на меня в упор, - вы когда-нибудь слышали об великом мистере Зильбершмидте из Лондона?

Я, разумеется, о нем слышал. Мистер Зильбершмидт, Ротшильд своего времени (говорят даже, что сей прославленный банкир служил поначалу конторщиком в фирме Зильбершмидта) - этот самый Зильбершмидт, вообразивши, будто он оказался несостоятельным, покончил с собою; а меж тем, обожди он до четырех часов того же дня, он узнал бы, что располагает четырьмястами тысячами фунтов.

- Сказать вам откровенно, - промолвил мистер Брафф, - я нахожусь сейчас в положении Зильбершмидта. Мой бывший компаньон Хофф от имени фирмы выдал векселя на огромную сумму, и я вынужден был их покрыть. Четырнадцать кредиторов этой окаянной Лимонадной компании подали в суд; всем известно, что я человек богатый, вот все долги и взвалили на меня. И теперь мне нужна отсрочка, не то я не смогу платить; короче говоря, ежели до субботы я не раздобуду пять тысяч фунтов, наша Компания разорена!

- Как! Западно-Дидлсекская разорена? - воскликнул я, думая об ежегодной ренте моей матушки. - Быть этого не может! Мы же процветаем.

- Ежели в субботу у нас будет пять тысяч фунтов, мы спасены. И ежели вы расстараетесь и достанете их для меня, а вы это можете, я верну вам вдвое!

После чего Брафф подробнейшим образом ознакомил меня со счетами Компании и со своим личным счетом, которые с несомненностию подтверждали, что с этими пятью тысячами наша фирма устоит, а без них рухнет. Как он сумел это доказать, не важно; недаром же один государственный муж сказал, что ежели ему разрешат обратиться к цифрам, - он докажет все, что угодно.

Я пообещал еще раз попросить денег у миссис Хоггарти, и она как будто отнеслась к моей просьбе благосклонно. Так я и сказал Браффу, и в тот же день он сам ее навестил, да не один, а с супругой и с дочерью, и таким образом у наших дверей вновь появилась карета, запряженная четверней.

Но миссис Брафф не справилась со своей ролью: вместо того чтобы держаться гордо и независимо, она расплакалась на глазах у миссис Хоггарти, опустилась перед нею на колени и принялась молить ее спасти дорогого Джона. Тетушка тут же заподозрила неладное и, вместо того чтобы дать деньги взаймы, вызвала к себе мистера Смизерса, потребовала, чтобы я вернул ей квитанции на покупку акций, хранившиеся у меня, обозвала меня отъявленным мошенником и бессердечным обманщиком и заявила, что это я ее разорил.

Откуда же ч все-таки у мистера Браффа взялись деньги? Сейчас узнаете. Однажды, когда я был у него в кабинете, пришел старик Гейтс, фулемский привратник, и вручил ему тысячу двести фунтов от мистера Болса, ростовщика. Хозяйка велела ему, объяснил он, снести мистеру Болсу столовое серебро; и, отдавши деньги, старик Гейтс долго рылся у себя в карманах, пока наконец не вытащил пятифунтовый банковый билет, только что присланный ему дочкой Джейн, которая находилась в услужении, и стал просить у мистера Браффа еще одну акцию Западно-Дидлсекской компании. Он-то уверен, что дело еще уладится наилучшим образом. А как он услыхал, что хозяин, гуляючи со своей хозяйкой по саду, плачет, да клянет все, да говорит - мол, из-за нескольких фунтов, да что там, из-за нескольких шиллингов пойдет прахом первейшее богатство на всю Европу, - тут уж они с женой порешили отдать все, что у них есть, только бы выручить своих добрых хозяев.

Таков был смысл Гейтсовой речи; и мистер Брафф пожал ему руку и... взял у него пять фунтов.

- Гейтс, - сказал он, - вы еще ни разу в жизни не помещали деньги с такою пользою!

И он не ошибся, да только проценты со своей скромной лепты бедняге Гейтсу суждено было получить на небесах.

И это был не единственный случай. Сестра Браффовой супруги мисс Доу, которая с тех самых пор, как наш директор вышел в тузы, сильно его не жаловала, тут явилась к нам в контору, выложила доверенность и объявила:

- Джон, сегодня утром у меня была Изабелла и сказала, что ты нуждаешься в деньгах. Вот я и принесла свои четыре тысячи фунтов; это все, что у меня есть, Джон, и дай бог, чтобы эти деньги тебе помогли... тебе и моей милой Изабелле, ведь она была лучшей в мире сестрой... до... почти до самого последнего времени.

Она положила перед ним бумагу, а меня вызвали ее засвидетельствовать, и Брафф, со слезами на глазах, пересказал мне ее слова, ибо, как он говорил, он полностью мне доверяет. Вот почему я оказался в кабинете Браффа, когда всего лишь час спустя к нему пришел Гейтс.

Превосходнейшая миссис Брафф! Как она старалась ради своего супруга! Хорошая вы женщина, добрая! Но вы-то чистая душа и достойны были лучшей участи! А впрочем, для чего я это говорю? Она ведь по сей день почитает своего супруга ангелом и за все его злоключения любит его во сто крат сильнее.

В субботу, как я уже говорил, я выдал поверенному олдермена Пэша всю сумму полностью.

- Бог с ними, с деньгами вашей тетушки, мой милый Титмарш, - сказал Брафф, - бог с ней, что она отказалась от акций. Вы верный и честный малый. Вы никогда не поносили меня, как вся эта свора там, внизу, и я еще вас озолочу.

* * *

На следующей неделе, когда я преспокойно сидел за чаем со своею супругою, мистером Смизерсом и миссис Хоггарти, в дверь постучали и какой-то джентльмен выразил желание побеседовать со мною с глазу на глаз. То был мистер Аминадаб с Чансери-лейн, и он тут же арестовал меня как держателя акций Западно-Дидлсекского страхового общества по иску фон Штильца с Клиффорд-стрит, портного и торговца сукном.

Я вызвал из столовой Смизерса и заклинал его ничего 'не говорить Мэри.

- Где Брафф? - спросил мистер Смизерс.

- Брафф? Он теперь возглавляет фирму "Брафф и Был Таков", сэр. Нынче утром он завтракал в Кале!

ГЛАВА XI,

из которой явствует, что можно обладать бриллиантовой булавкой и,

однако же, не иметь денег на обед

В этот роковой субботний вечер, в наемном экипаже, приведенном от Воспитательного дома, увезли меня из моего уютного жилища, от моей дорогой женушки, которую по мере сил предстояло утешать мистеру Смизерсу. Он сказал ей, что я вынужден ехать куда-то по делам фирмы; и моя бедняжка Мэри сложила необходимые вещи в небольшой саквояж, повязала мне шею теплым кашне и попросила моего спутника приглядывать, чтобы окна кареты были закрыты, а негодяй, ухмыльнувшись, пообещал исполнить ее просьбу. Путешествие наше было недолгим; доехать до Кэрситор-стрит, Чансери-лейн, стоило всего шиллинг, туда-то меня и доставили.