Чаша Торна - Дмитрий Воронин

— наиболее опасной является способность обращения, которая до настоящего времени не изучена. При соблюдении ряда условий укушенный высшим вампиром человек может стать либо обыкновенным, либо высшим вампиром, также возможна смерть. Процесс превращения человека в вампира называют «вампирьей лихорадкой». На ранних стадиях (до суток) возможно лечение. Ни одно существо, кроме человека, заражению не подвержено. Эта способность является единственным источником пополнения рядов обычных вампиров, которые, даром обращения не обладая, естественным путем также не размножаются.

Обработанная кровь высших вампиров используется в некоторых обрядах магической медицины.

(Бестиарий: вампиры. Школа Сан)

* * *

— Высший вампир… — задумчиво протянул Рон, — Сомнительно… Тем более что Айрин-сан утверждает, что это был человек.

— Человек… — несколько неуверенно подтвердила Айрин. — Но… как бы это сказать, не совсем, что ли. Если бы это был вампир, я бы почувствовала, нас этому учили.

— Это ж сон был… — хмыкнул Брик.

— Не знаю… но я уверена, что это был не вампир.

Рон встал, бросил в костер несколько поленьев, взметнувших высокий столб искр, и снова уселся на снятое с лошади седло. Долгое время смотрел на огонь, размышляя о чем-то, затем вздохнул:

— Нда-а… и, кстати, друзья мои, как интересно получается… Айрин-сан видит во сне что-то, имеющее предположительно способности вампира, а Драйгар, мир его праху, говорил о Сером Паладине. А у того с вампирами особые счеты.

Внезапно Айрин вздрогнула и вцепилась пальцами в плечо Рона.

— Я знаю… меня… нас учили, что некоторые… маги используют кровь высших вампиров для одного обряда, редкого, можно сказать запретного, но… В общем, обряд позволяет как бы породниться с вампиром, приобрести ряд его свойств, ну там долголетие, умение быстро заживлять раны… Правда, я не слышала, чтобы кто-то сумел приобрести способность очаровывать. И еще… они, маги, после этого тоже… нуждаются… в смысле, кровь пьют.

— Если это правда, — мрачно заметил гном, и Рону показалось, что в глазах карлика промелькнуло нечто большее, чем просто гнев, — то эта девочка уже мертва.

— Значит, маг… — сказал Рон, не спрашивая, а констатируя факт.

— Не просто маг, — с дрожью в грлосе пробормотала Айрин. — Некромант. Практически неуязвимый, очень сильный и жаждущий крови некромант. Вот кто нам противостоит…

* * *

Айрин проснулась под утро разбитая, с головной болью и ломотой в костях — ночь прошла ужасно, все время лезли в голову мысли об увиденном во сне некроманте — теперь она была в этом уверена.

Девушка встала и подошла к гному. Тот, как обычно вызвавшись стоять на страже, сидел нахохлившись возле почти погасшего костра и невидящими глазами смотрел куда-то вдаль…

— Тьюрин, ты не спишь?

— Сплю, — буркнул часовой, давая понять, что обиделся.

— Ну прости… ты не хочешь вздремнуть часок? Мне все равно не спится, вот и покараулю.

— Э-э… ну, ежели вам не спится…

Из сидячего положения Тьюрин немедленно переместился в лежачее и заснул мгновенно, как могут все гномы. Его рука с короткими, толстыми, покрытыми волосами пальцами сжимала рукоять секиры, с которой воитель не желал расставаться даже во сне.

Айрин, усевшись на седло и плотнее запахнув плащ, смотрела на догорающие угли. Бросила несколько толстых поленьев — они тут же занялись, почти умерший огонь мгновенно охватил сухое дерево, возвращаясь к жизни, тьма вокруг стоянки чуточку отступила, не желая сдавать свои позиции, но и не вынося соседства с живым пламенем…

Роль часового — следить, однако сейчас молодая волшебница меньше всего задумывалась об исполнении этой обязанности. Она была далеко, там, куда возвращалась так часто мысленно и куда упрямо не хотела возвратиться телесно…

* * *

— Айрин! Айрин, отзовись! Я же знаю, что ты здесь!

Девушка… нет, тогда еще девочка, низко пригнувшись, постаралась спрятаться за стопкой огромных фолиантов и, разумеется глотнув с избытком лежащей на этих раритетах пыли, оглушительно чихнула.

— Ага, вот ты где… Живо иди сюда, тебя сам Архимаг разыскивает, а ты тут неизвестно чем занимаешься. Да знаешь ли ты…

Дора, толстая женщина лет сорока, которую все за глаза называли главной надсмотрщицей и которая сама величала себя главной домоправительницей, возвышалась над заваленным старинными книгами и рукописями столом подобно башне. Огромные руки, упершиеся в жирные бока, вечно встрепанные волосы, широко расставленные ноги, а особенно выражение лица ясно давали понять — сейчас будет крик. Девочка вся сжалась, ожидая бури, но, видимо, какие-то соображения все же помешали хозяйке сорваться, и она неожиданно спокойным голосом продолжила:

— Ладно. Немедленно беги в свою келью, переоденься, да смотри умойся, а то похожа на…

Дора некоторое время подбирала эпитет, хотя на язык так и просилось слово «свинья». Конечно, она была домоправительницей, но «всего лишь». А девочка, хоть она еще и мала, — будущий маг, вне всякого сомнения, и устраивать ссору с санией, хоть и будущей, которой к тому же интересуется сам Архимаг, по меньшей мере неблагоразумно. Еще наябедничает…

— …на поросенка. Беги, не заставляй господина ректора ждать.

Айрин, ощутив, что гроза миновала, мухой пролетела мимо Доры и, чуть не споткнувшись, взлетела по лестнице, ведущей из подвала библиотеки в читальный зал. Здесь сейчас было пусто, да и в другое время обычно тоже — немногие проявляли желание дышать пылью столетий, копаться в старинных записях в поисках крох интересного и полезного.

Промчавшись мимо пустых столов, за которыми должны были бы сидеть прилежные ученики, буде таковые найдутся, девочка добралась до второй лестницы, ведущей наверх, туда, где располагались спальные кельи. Там была и ее крохотная, но зато собственная, комнатушка, где лежал нехитрый скарб.

Небольшая комната с каменными стенами была на удивление теплой. Окно было застеклено — на этом в школе Сан не экономили, хотя стекло считалось довольно дорогим. Но что более всего удивило бы посетителя, заглянувшего в эти стены, так это тонкая струйка воды, весело журчащая в мраморном рукомойнике, — новшество, введенное в школе почти сто лет назад, но в миру имевшееся разве что в самых богатых домах. На полу лежала толстая соломенная циновка, такая же, только поменьше, покрывала узкую кровать — поверх были накинуты два шерстяных одеяла, одно служило простынею, вторым в холодные ночи следовало укрываться. Обстановку дополнял старенький шкафчик, порядком рассохшийся и покоробившийся от времени.