Жена для отщепенца, или Измены не будет (СИ) - Марина Бреннер
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— То маслобойня ТОЛЬКО МОЯ! — нетерпеливо перебила Эмелина, прижимая руки к груди — Годится?
Ланнфель кивнул, про себя отметив, что загребущие ручки супруги вдруг стали похожи на паучьи лапки. Вот — вот, и вырвутся острые коготки, пробив нежную, розовую кожу подушечек тонких пальцев…
— Годится, Эмми. Но если вдруг выиграю я, то ты сегодня же ночью встанешь на колени и будешь умолять меня, чтоб я тебя отодрал по самое не хочу. Годится?
И вот тут наметанному глазу бывшего казематника стало явно видно, как борются теперь в драгоценной супруге, желая разорвать её на части, сразу три Чудища: природная Бильеровская алчность, Астсоновская честность и приобретенная в Пансионе некоторая «салонная» выучка.
С одной стороны, очень хочется, да и выгодно, но ведь с другой — то стороны негоже молодой льерде внимать таким соблазнам…
Наконец, Эмелина решительно кивнула, немного отодвинувшись и застилая обшитое кожей сидение большим, чистым, носовым платком:
— Годится, льерд Приезжий. Кидайте вы первый.
…Меж тем, экипаж, ровно покачиваясь, немного замедлил движение.
Размытая непогодой дорога опасно осклизла, и возчику приходилось быть очень и очень осторожным именно на этом отрезке пути…
Глава 17
До имения доехать оставалось совсем немного.
Общая дорога, соединяющая Призон и провинции, немного повернувши вправо, грозила уже оборваться, закончившись у широкого, нового, аккуратно уложенного шлифованным камнем, пути к поместью Ланнфель.
— Всё, Серебрянка, — едва сдерживаясь от ехидного хихиканья, объявил торжественно вольник — Продулась ты, причём в пух. Скидывай камни, выкладывай себе «склеп». И готовься платить…
Эмелина яростно замотала головой, натужно побагровев лицом. Сжала кулаки, вдавив в розовые ладони острые, побелевшие ногти.
— Нетушки, — зашипела, аки раскаленное масло на сковороде — Последний кон, льерд. Решающий. И маслобойня МОЯ! А вы обрыбитесь, Погорелец! Не видать вам ни… ничего! Кидайте. Кидайте, говорю!
Медленно положив ногу на ногу и закуривая, Диньер степенно кивнул:
— Хорошо, дорогая. Седьмой кон. Он же последний. Но форы не будет, ты её профукала. Теперь всё решаю только я. Годится?
— ДА! — рявкнула магичка, тяжело дыша — Да, ДОРОГОЙ.
Ланнфель хищно оскалился.
Такой, вот именно ТАКОЙ — багровой от гнева, с нервно дёргающимися плечами, осыпанными серебром волос, с тонкими, побелевшими «паучьими» пальцами и хриплым дыханием, строптивица невероятно нравилась ему!
Собственно, эта пепельнорозовая дрянь привлекала вольника и раньше. Да что там говорить… Ржавой, ядовитой иглой тварь впилась в сердце и плоть в ту самую минуту, когда маленький медальон с шелковым портретом внутри, лёг в его ладонь.
Но теперь…
Ааа, сука! Именно теперь он был готов, отбросив и камни эти, и свои понятия особой «чести» отщепенцев, воров, каторжан и казематников, прямо здесь прижать льерду Стервозу к жесткому сидению, задрать ей ноги, да и отшарахать до боли, до помутнения разума…
Да, прямо так. Против её драгоценного желания. Против всех Законов — её, Мира, Богов… Даже против своих Законов. Всем можно бы поступиться, только чтоб узнать, какова на вкус Эмелина Ланнфель… Каков её ИСТИННЫЙ аромат.
— Расскажи мне, Эмми, — едва справясь с собой, горячо выдохнул, мерно протрясая камни в кулаке — Перспектива спать со мной НАСТОЛЬКО ужасна? Неужели в первый раз было так уж плохо? Но ведь ты сама так захотела, я не настаивал…
— Не отвлекайтесь, — перебила льерда, следя бегающими глазами за предстоящим «кидком» — Хватит месить, кидайте… Но, если хотите знать… что ж. Я скажу. Да, мне было плохо. Больно. И очень мерзко потом… Хотя, льерд! Вам — то что за печаль? Сами же говорили, что я в вашу постель на пару раз. И что в Призоне вас ожидает целая толпа горячих красоток! Только вот чего это, пока мы по городу шлялись, я этой толпы не видела, а? Врун вы, льерд Приезжий, вот что я вам ска…
Рождающееся на губах Эмелины назидание оборвалось её же резким визгом, поскольку громоздкий экипаж, внезапно резко дёрнувшись, тяжело и плавно повалился набок.
— Да что за! — заревел вольник ровно взбесившийся медведь, повалившись плашмя на спину и неуклюже прижав к себе верещащую супругу, вцепившуюся острыми ногтями в его плащ — ДА МАТЬ ЕГО! Эмми!
Льерда Ланнфель, ошарашенная произошедшим и пару раз ещё визгнув, забарахталась на поверженном теле супруга, уперев колени в его живот.
— Эмми! — морщась от боли, рявкнул Диньер — Не вертись, я тебя прошу… Да, бл… Долбанная ты Серебрянка! Просто! Не шевелись, мать его!
Надсадно хрипя, Эмелина постаралась прийти в себя и принять какое — то более удобное положение.
К счастью, добротный, хоть и несколько старомодный экипаж, подаренный супругам щедрым папашей Бильером, был довольно просторен.
Пользуясь этим нежданно пригодившимся теперь обстоятельством, льерд, насколько мог осторожно отстранил от себя жену.
Уложив её рядом, резко сел, крепко уцепившись за ручку находящейся теперь над головой дверцы, здорово шарахнувшись лбом о толстую, деревянную перекладину.
— Что это, — наконец вымолвила льерда Ланнфель, приподнявшись на локтях — Что… случилось?
Ничего не ответив, вольник, неудобно изогнувшись, изо всех сил ударил обутой в тяжелый сапог ногой прямо по дверце.
Та, хрипнув, открылась, впустив внутрь холод, морось и обеспокоенные, близкие выкрики возчика:
— Льерды Ланнфель! Вы целы?
— Целы, мать твою, — завыл Диньер дурниной, выбираясь наружу — Убью падлу! Нарочно завалил, идиот грёбаный! Чего? Да пошёл ты со своим колесом…
Быстро выкарабкавшись и вывернув из петель вместе с частью наружной обшивки многострадальную дверцу, окриком подозвал к себе отчаянно оправдывающегося возницу.
— Эмми, — позвал Ланнфель, вновь склоняясь в темноту — Иди на руки ко мне. Цепляйся за меня. Но не дергайся. Хорошо? Нигде не болит?
— Нет! — поспешно ответила льерда, обнимая мужа за шею и подаваясь вперед — Всё хорошо… Я не ударилась, верно говорю. Ох…
Ланнфель обеспокоенно глянул ей в лицо:
— Что? Больно? Где?
Эмелина отрицательно помотала головой, переводя наполненный ужасом взгляд с лица мужа на поверженный транспорт:
— Экипаж, льерд… Мы остались без экипажа! Ох! Это всё равно, что остаться без ног… Ой, ой, ой! Лошадь цела хоть, а?
Тут же, получив клятвенные заверения возчика, что и лошадь цела, и экипаж пострадал несильно, потому что упал боком в мягкую грязь, а на обозе с покупками так «вообще ни царапинки, льерда досточтимая!», покивала головой и внезапно…
…глухо разревелась, уткнувшись лицом в грудь мужа, прямо в сырой и грязный, разодранный почти пополам, плащ.
— Эмми, — принялся горячо шептать Ланнфель, неумело качая супругу, как ребенка — Не реви, ну? Ну же, Эмелина… Поправим экипаж, там только колесо, как я
