Колдун 2 (СИ) - Вэрди Кай

— Возраст? — бросил врач, напоминая о заданном вопросе.

— Одиннадцать лет, — прикинул по памяти возраст девочки Федор.

— Одиннадцать лет? — вдруг взволновался доктор. — Вы отец Катюши? Ну слава Богу!

— Подождите… Какой Катюши? — нахмурился Федор. — Мою дочь зовут Тамара.

— Девочка была без сознания, и даже сейчас не может говорить, — просветил его полковник. — Ей дали имя Катюша. Пойдемте. Если она ваша дочь, мы исправим в документах имя.

Полковник выскочил из кабинета, с такой силой толкнув дверь, что та ударилась о стену, и широким стремительным шагом ринулся по коридору. Федор отстал мгновенно — он так быстро ходить не мог. Заметив направление, в котором удалился главврач и где в последний раз мелькнули полы развевавшегося халата, он, стараясь догнать полковника, что было сил похромал за ним следом, надеясь не заблудиться.

Впрочем, опасался он напрасно: вскоре до него долетел голос полковника, распекавший медсестер:

— Я, кажется, вполне внятно требовал мерить температуру Сомкину каждые два часа! Почему график выполняется с нарушениями? … Что вы мне тут блеете? Вы распоряжение получили? … Часы висят перед вашими глазами! Вы в состоянии понять, что значит через каждые два часа? … А то, что человек умрет по вашей вине, если вы не заметите лихорадку? … Да вы не только померить должны были, а немедленно бежать за мной в случае повышения температуры! … Жданкина обложили бинтами с синим йодом? … Что значит закончился? Вы что, простейший раствор приготовить не в состоянии? … Вы Жданкина видели? На нем же живого места от ожогов нет! Он в танке горел! … Вы понимаете? За вас, между прочим, горел, вас защищая! А вам сложно два литра раствора развести? … У него трещины пойдут, гангрена начнется! Вон из отделения для критических больных! Чтобы я вас здесь больше не видел! И немедленно позвать мне старшую сестру! — видимо, полковник в принципе не мог разговаривать тихо, двигаться медленно и думать о чем-либо, кроме своих подопечных.

Федора, подходившего к повороту коридора, едва не сбила с ног выскочившая из широких белых дверей женщина в белом халате, на бегу вытиравшая слезы. Вздохнув и проводив взглядом незадачливую медсестру, мужчина несмело приоткрыл дверь и с опаской заглянул в коридор, остро пахший чем-то медицинским.

В середине коридора был устроен пост для медсестер, возле которого стоял полковник и внимательно рассматривал записи в толстых тетрадях. Справа от него стояла бледная девушка и что-то тихо ему объясняла, еще одна торопливо подавала первой то один листочек, то другой, судорожно вытягивая их из рассыпанной на столе стопки. Еще две сестрички носились по палатам с градусниками в руках.

— Хорошо. Раствор синего йода приготовить немедленно. Жданкина обложить пропитанными раствором бинтами и следить, чтобы не подсыхали. Увижу хоть клочок подсохшего бинта — выкину из госпиталя к чертовой матери! И вниз, в отделение дизентерийных больных раствор отнесите. Подготовьте чистые постели. Тарасова, Киянова и Мельникова переведите в девятнадцатую палату в ожоговом, Иванова и Демьянова в реабилитационную к Павлу Ивановичу, он скажет, где у него есть места. К вечеру ожидается новое поступление, самолет прилетит. Харитонову жаропонижающие в обед отмените, оставьте только утром и вечером. Если температура начнет подниматься выше тридцати восьми, немедленно мне сообщить. Рискунову оставьте рану открытой, пусть на воздухе чуть подсохнет, а то кожа преть начала, но следите, чтобы мази того же йода было достаточно. От гноя очищать каждые три часа, тщательно обрабатывать и следить за покраснением. Если покраснение выйдет за черту, которую я отметил, немедленно сообщить. Елизаровой влить литр крови и следить за кровотечением. Больше давайте пить, в питье добавить отвар крапивы, и следить за температурой, — быстро, без переходов распоряжался доктор, листая страницу за страницей.

— Зима же, Максим Петрович… Где я крапиву возьму? — едва не плача, почти прошептала медсестричка, взглянув умоляющими глазами на полковника.

— Мне все равно, где вы ее возьмете, хоть на подоконнике выращивайте! Не найдете в аптеке — спросите по домам, люди наверняка оказались заботливее вас и запаслись необходимым материалом! — строго взглянув на пискнувшую в согласии девушку, снова забасил полковник. — Кстати, и тысячелистник тоже поищите, заканчивается уже. Ковров! Что вы там разглядываете? Я вас тут уже час дожидаюсь!

Вздрогнувший от столь резкого перехода к его персоне Федор торопливо протиснулся в едва приоткрытую дверь и как мог быстро пошкандыбал к доктору, успев однако заметить ящики с какой-то зеленью на подоконниках. Лук он узнал, а вот остальное не разобрал. «Видать, частенько девчушкам травки добывать приходится…» — посочувствовал он медсестрам.

Дождавшись, пока Федор наконец добредет до поста, доктор в своей стремительной манере помчался к одной из палат и рывком распахнул дверь, которая уже вполне ожидаемо ударилась о стену.

— Катюша… — неожиданно тихо и ласково позвал доктор. Федор настолько ошалел от такой разительной перемены, что замер в дверях истуканом. — Катюшенька, просыпайся, моя хорошая, просыпайся. Смотри, девочки тебе кисельку сварили. Выпьешь глоточек? — врач ворковал, склонившись над кроватью и полностью загораживая собой обзор Федору. — Ковров, идите сюда, — также тихо и ласково продолжил он, не оборачиваясь.

Федор отмер и шагнул в палату. Та была совсем крохотной, на одну кровать. Он не узнал Тамару. Лежащий в кровати ребенок, опутанный бинтами, сквозь которые проступали самые разные пятна, не мог быть той живой, искрящейся девочкой, которую он помнил. Волос не осталось, голова замотана бинтами, из-под которых видна плохо зажившая рана на полщеки. Личико похудело и заострилось, запавшие глаза обведены темными кругами, сухие губы, щедро смазанные синим йодом, казалось, приобрели его цвет…

Первой реакцией мужчины было сказать, что это ошибка — эта девочка просто не может быть Тамарой, но тут маленькая пациента открыла глаза, и у Федора навернулись слезы: теперь он узнал девочку. Узнал и ужаснулся. Он видел много ранений, и раненых с поля боя вытаскивал самых разных, но тут… По ней словно танк проехал.

— Тамара, доченька… — нога у Федора подогнулась, и он бы упал, не поддержи его полковник. — Как же это… — по щекам мужчины покатились слезы.

— Тихо, Ковров, тихо… Будете себя так вести, больше к Катюшке не подпущу, — ласково улыбаясь, Максим Петрович закрыл его собой от Катеньки. — Выйдите из палаты и подождите меня. Катюшенька, девочка моя, устала, лапушка? — совершенно не меняя тона, ворковал доктор. — Сейчас я Олечку позову, она тебе сказку почитает. Только давай таблеточку сейчас выпьем, — он ловко растолок ложкой таблетку на кусочке бумаги, свернул его и высыпал порошок в рот девочке, немедленно приложив ей к губам стакан с водой. — Вот молодец, вот умница моя. Сейчас Олечка придет, сказку почитает. Подожди ее, ладно, лапушка? Сейчас…

Он поднялся и буквально на цыпочках вышел из палаты, по пути подхватив стоявшего в дверях Федора и оттащив его чуть в сторону. Аккуратно прикрыв дверь, гаркнул в своей обычной манере:

— Ольга! Ольга!

Послышались торопливые шаги, и из соседней палаты выскочила девушка с грязными бинтами в руках.

— Оля, я Катюшку разбудил. Дневную таблетку дал. Почитайте ей, поговорите, пока не уснет. Будет плакать — уколите морфий, но один кубик, только чтобы заснуть могла. Если терпит — не колите, ни к чему, — поморщился он. — Во сколько у нее массаж?

— Через полчаса, — бросив быстрый взгляд на часы, отозвалась медсестра.

— Хорошо. Тогда поговорите с ней, и не вздумайте колоть. Если сама сможет уснуть после массажа — хорошо. Нет — позовете меня, ясно? — нахмурился доктор.

Девушка кивнула, и, оставив на полу использованные бинты, схватила со стола книжку и исчезла за дверью палаты. Полковник повернулся к Федору.

— Пойдемте в мой кабинет, — и пошагал к выходу из отделения, на этот раз молча и медленно, подстраиваясь под торопливый шаг мужчины.