Прощай, Лоэнгрин! (СИ) - "Voloma"

В какой-то момент я отвлеклась, лениво перебирая в мыслях разговор с Хильдой. Меня забавляло то, как она относится к Иво, который судя по всему, был без ума от своей ненормальной работодательницы. Парень выглядел бы куда более мужественным, если не пристрастие к методам самолечения и даже латынь не добавляла ему загадочности.

Латынь…

“Salve fatum!” (“Приветствую, судьба!“ — лат.)

Эти слова, которые я так много раз слышала вместо приветствия в свой адрес, произнесенные тихим, чарующим шепотом. Они звучали как признание в любви, полные невыразимой тоски и облегчения, будто человек, погибающий от жажды, наконец-то, добрался до воды. Казалось, что Керо подшучивает надо мной, но вид у него был всегда серьезный.

Тогда что за манера наводить загадочности, используя мертвый язык?!

Но чего уж там кривить душой, это работало «на ура». От манеры поведения Керо я, буквально, млела до такой степени, что приходилось себя одергивать.

Другое дело — Рэгворд Полссон. Настроение и намерения, у этого мужчины были как на ладони. Искренность в последней ипостаси, вот только не особо приглядная.

Хорошая нагрузка на мышцы и отвлеченные мысли, всегда были для меня лучшим лекарством от темной, вязкой реальности, в которой я прибывала постоянно. Кроме того, наблюдать за мелкими проблемками людей, вроде тех, что населяли Швангау, было забавно, как и то, что многих засасывала подобная рутина, после чего публика делилась на тех, кто хочет острых ощущения и перемен, и тех, для кого острые ощущения вполне себе укладывались в покупку нового набора инструмента для сада или кухонной утвари.

Как легко, в последнем случае, давалось счастье!

Побывав, в свое время, на той и другой стороне, отведав излишеств и лишений, я с уверенностью могла сказать, что простые радости жизни, могут вытащить со дна самой глубокой пропасти, в которую, от отчаяния попадает каждый человек, хотя бы раз.

Радоваться, что у тебя на завтрак есть кусочек торта или пирожное, красивому виду, и что в принципе, ты можешь прожить еще один день, не чувствуя дыхания неотвратимости на затылке. Все это отвлекало от огромного желания забиться в темный угол и лить слезы, пока сознание не оставит в покое.

В преддверии очередного приступа самоуничижения, я пыталась вовлечь внимание в жизнь местного населения и проникнуться их интересами.

Швангау, укрытый толстым слоем снега, окончательно превратился в волшебную деревушку из старых детских сказок. Миловидные улочки вечером пестрели мягким светом крохотных лампочек гирлянд, которые тянулись от фасада к фасаду. С начала декабря, перед дверью каждого магазина была выставлена пухлая разряженная елка. А потому, мне хватало десяти минут бесцельной прогулки между домами, чтобы прогнать ком в горле.

Очаровательной суеты местной публике добавил грядущий рождественский концерт в Нойншванштайне. Ни больше, ни меньше событие года!

Куча дров уменьшалась на глазах, в то время как я, наконец-то, отвлеклась от невеселых мыслей. Но размышления о интересах местного населения погрузили в такую рассеянность, что бездумно я толкнула дверь мастерской и святая святых Рэгворда.

Очнулась я только стоя у широкого камина, который давно требовал основательной уборки. Реставратора по близости не было и я быстро сложила поленья поверх тех, что Рэгги сам себе натаскал, уже было собралась ретироваться восвояси, как мой взгляд упал на широкий стол, за которым мужчина, обычно просиживал, согнувшись в три погибели.

Широкая деревянная панель только только была расчерчена замысловатым узором, который красовался во всем своем великолепии на листе бумаги чуть выше, закрепленный на специальной подставке для удобства. Он был срисован для восстановления тех комнат, в которых создатель замка — Людвиг II не успел завершить ремонт, но эскизы остались.

Чуть дальше, у стены уже стояли две готовые деревянные панели, отполированные и покрытые мастикой, они должны были составить единый ансамбль с той, над которой сейчас работал мастер.

Я рассматривала их, как завороженная, не в силах поверить, что человек способен сотворить нечто подобное с деревом. Будто оно было мягким, словно пластилин. Бездумно сняв перчатки, я растерла покрасневшие от холода руки, согревая их дыханием.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

— Какого черта, ты здесь забыла? — сердитый низкий бас, заставил меня вздрогнуть и похолодеть от ужаса.

Получается, что я дважды пропустила тот момент, когда этот громила подкрадывается ко мне.

Волчьи глаза смотрели на меня исподлобья настороженно и злобно. Именно так!

Я не понимала отчего незнакомый человек может испытывать подобную неприязнь, если только исключить тот факт, что я лишила его зуба. Но тема физического урона не поднималась больше, даже, самой фрау Гроссмахт, которая за Рэгги могла глотку перекусить.

— Дрова принесла…, - только и смогла промямлить я, ощущая, что надежда на то, что грозный вид мистера Полссона только прикрытие и на самом деле он человек не злой, постепенно таяла.

— Я же сказал, чтобы ноги твоей здесь не было! Что ты тут все вынюхиваешь?

Он бесцеремонно прошел мимо, шепотом перебирая самые отборные ругательства. Мужчина сдернул шапку с головы от чего его волосы неаккуратно разметались по плечам, укрытым теплым жилетом, но Рэгги тут же ловко подобрал их с хвост и скрутил жгутом.

Прицел его слов был ясен, но я не собиралась поддаваться на провокацию.

— Простите, я отвлеклась, а потом увидела Вашу работу и залюбовалась.

Дружелюбный ответ, казалось, только добавил масла в огонь и Полссон с силой сжал челюсти.

— И без того хватает твоей вечно довольной физиономии, когда ты шныряешь по замку. Кто бы мог подумать, что профессия уборщицы такая вездесущая. Мне здесь зрители не нужны. Это к Мартину. Что ты здесь трогала? — Рэгги удобно утроился на стуле, после чего нацепил очки на нос, придирчиво осматривая рабочее место, будто я что-то могла стащить

— Ничего…, - обида комом стала в горле, но голос не дрогнул. И на том спасибо. Мужик явно был на отдельной, от цивилизованного мира, волне. Но вот, я предательски шмыгнула носом, что вполне можно было списать на вечный бой с насморком при таком морозе.

— Правда, ничего!

Полссон обернулся и посмотрел на меня исподлобья.

— Дверь там! — бросил он и тут же отвернулся, чтобы вооружиться крохотным зубилом.

— Простите, мистер Полссон, но если дело не в инциденте на кухне, хотя, Вы уже много раз отвергли мое предложение оплатить стоматолога, тогда в чем? Откуда такая предвзятость? Куда проще было бы просто игнорировать присутствие друг друга и позволить мне выполнять свои обязанности.

Рэгги замер с инструментом в руках и странно выпрямился на стуле, будто готовился в любой момент с него вскочить.

— Отчего это ко всем ты обращаешься "гер", "фрау", а я вдруг «мистер»?

— Что? — суть вопроса не сразу дошла до меня.

В мастерской повисла угрожающая тишина.

— Акцент, — я опасливо сделала шаг назад, но поняла, что угроза исчезла, когда Рэгги хмыкнул, и я готова была поклясться, что он улыбнулся. — Я не должна извиняться за хорошее настроение, к тому же есть люди, у которых действительно не по делу рот до ушей постоянно…

— Поверь мне, у Хильды на то, очень веские причины, — Полссон развернулся ко мне лицом и придирчиво осмотрел с ног до головы. — Так, что еще раз тебя увижу здесь, оторву уши, конечно, если к ним не приросла эта отвратительная шапка. Тебе еще раз показать где дверь?

Когда я вышла из мастерской, вымощенный камнем двор уже покрылся тонким слоем снега. Крупные хлопья медленно порхали в воздухе, настраивая на спокойный лад, но внутри меня бурлило адское варево из обиды и злости, вызывая дрожь во всем теле, а потому оставшиеся поленья я раскидала за каких-то пятнадцать минут, успев до темноты.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

Построив еще с утра огромные планы на ужин, который должен был готовить Бронель, я забыла за свои намерения и бросилась в комнату, чтобы в волю нарыдаться.