Т А Й Н А Ц А Р Я И О А Н Н А - Петр Хомяков

– Да откуда вы знаете о моей судьбе и моих пристрастиях, черт побери?!

– Частично от вашего начальника. А частично, как бы это точнее сказать, из архивов цыганской службы безопасности.

– А что есть и такая? И у нее имеются даже архивы?

– Архивов, конечно же, нет. А нечто, подобное такой службе, разумеется, есть. Ведь мы, помимо всего прочего, причастны и к обороту золота. А вы на этом поприще, вернее, на противодействии этому обороту прилично засветились в начале своей карьеры. Не так ли?

– Знаете, барон, все это напоминает фантастику.

– Вот и считайте это фантастикой, Семен Платонович. Если вам так удобнее.

– Хорошо, барон. Повторяю. Я подумаю. Это все, что я вам могу обещать. Ну и, разумеется, сохраню в тайне все, что услышал сегодня от вас.

– Надеюсь хотя бы на это.

– Как мы свяжемся?

– Вот мой мобильный телефон для самых конфиденциальных разговоров.

Барон протянул Мыльникову картонный прямоугольничек, где был записан телефонный номер.

И ничего больше.

– Я обязательно позвоню завтра, или, максимум, послезавтра – обещал Мыльников, собираясь уходить. – Да, кстати, кого спрашивать, звоня по этому телефону?

– Романа Николаевича. Это я. Извините, не представился сразу.

– Спокойной ночи, Роман Николаевич, – сказал Мыльников.

Барон посмотрел на него с очевидной тоской и ответил неожиданным образом:

– Надеюсь, она будет спокойной.

Глава 9. Погони, перестрелки, интриги

Накаркал, чертов цыган, – раздраженно подумал Мыльников, просыпаясь утром в холодном поту. Ночь была просто отвратительной. Все время снилась какая-то чертовщина. Во рту было сухо, как с похмелья. Голова была просто чугунной.

А главное, все это было совершенно беспричинно. И это особенно злило. В самом деле, у Мыльникова не было никаких проблем. Более того, полученная от барона информация, которой он имел основания доверять, позволяла майору не наделать крупных ошибок и ловко вывернуться из щекотливого положения, в которое его поставил начальник.

Сволочь, – вдруг с неожиданной злостью подумал Мыльников. Он уже давно приучил себя хладнокровно относиться к мелким пакостям, исходящим от ближних. И этот взрыв собственных эмоций его неприятно удивил. Ибо по опыту он знал, что эмоции чаще всего вредят тому, кто ими охвачен.

Вдруг он поймал себя на мысли, что все последнее время ведет себя неправильно. Циничный, осторожный, хладнокровный «старый полицейский» как будто бы потеснился, уступая место в душе Семена Платоновича молодому Сене Мыльникову. Упорному, твердому, но вместе с тем наивному, провинциальному интеллигенту, запоем читающему помимо книг по специальности Светония, Тацита, Карамзина и Ключевского.

У него не было других объяснений этой метаморфозе, кроме любви, меняющей его на глазах. Но сегодня даже мысли о Тамаре не вызывали положительных переживаний.

Какое-то эмоциональное похмелье овладело им. Он вдруг осознал, что вся его жизнь была неким эрзацем. Он многого добивался и достойно парировал многие вызовы Судьбы. Но все было как-то не так. Все время какие-то паллиативы.

И это преследовало его с самого начала. Он хотел поступить на Географический факультет на кафедру океанологии. Но на эту сверхпрестижную кафедру не прошел. Хотя на факультет поступил. Потом совершенно случайно выбрал специализацию по геоморфологии россыпей, которая его совершенно не интересовала.

К счастью, работать по этой специальности ему сразу не пришлось. После окончания МГУ он попал в армию. Служба не тяготила его. Тем более, что быт офицера ВВС был по советским меркам весьма неплох. Но в авиации он постоянно чувствовал себя человеком второго сорта. Наземной «обслугой» аристократов-«летунов».

Ладно, черт с ней, с армией. Служба закончилась, и Семен подался на Север.

«Север, воля, удача, страна без границ.Снег без грязи, как долгая жизнь без вранья»,

– кстати вспомнилась строка из Высоцкого. Какая воля, какая удача, какое такое отсутствие «грязи»!

Все тускло, тоскливо, бесперспективно. И так же подло, трусливо и лицемерно, как и на остальной территории великой красной империи. Возможность пойти в милицию он воспринял как шанс. И на тебе, этот шанс обернулся необходимостью два года прятаться в шахте.

А потом?! Это подлое чувство постоянной опасности, не отпускающее даже, когда реальной опасности нет. Из-за этого чертова страха он упустил массу возможностей в начале 1990-х. А ведь мог бы сейчас быть долларовым миллионером. С его то опытом и знанием таких тонкостей жизни, которое в те годы имели лишь единицы.

Да что там миллионер. Даже просто в рамках своей новой специальности он всю жизнь занимался не тем, чем хотел. После возвращения из Кузбасса хотел попасть в адвокатуру, а проработал в прокуратуре, суде, милиции.

Но ведь были в жизни и светлые моменты, – вдруг одернул себя Мыльников. Его женщины, например.

Да все мои женщины были просто лекарством от страха, не более того, – отчаянно возразил он самому себе. Но женщина не должна быть лекарством. Она должна вдохновлять на подвиги и свершения.

И если она хороша как лекарство, то непременно рано или поздно надоест, как напоминание о болезни, которую призвана лечить. Потому-то все женщины Мыльникова, он вдруг четко это осознал, были лишь подобием его идеала. И внешне и духовно они были все тем же эрзацем, паллиативом, обладая массой изъянов, на которые Мыльников сознательно закрывал глаза. А он столь щедро одаривал их материальными благами скорее не по широте души, но все из того же страха, чтобы отвязывались без скандала.

Дуры, хабалки! Все то, что я им всем отдал, сейчас бы бросить к ногам Тамары. Вот она, женщина моей мечты! Вот идеал, которому стоит служить и ради которого стоит рисковать.

Вот только лишнего риска мне сейчас не хватает, – резко одернул себя Мыльников, с тяжелой головой и мятым лицом входя на утреннюю планерку в кабинет начальника.

Взглянув на шефа, он злорадно отметил, что тот тоже выглядит не лучшим образом. Выражение лица подполковника Егорова было таким, как будто он по ошибке съел что-то очень горькое. Как быстро понял Мыльников из дальнейшего, причины для этого были весомые.

– У нас опять ЧП, – без вступления произнес подполковник. – Этой ночью два убийства.

Он сморщился в страдальческой гримасе. И вдруг взорвался тирадой.

– Это черт знает что!!! По количеству тяжких преступлений на душу населения мы скоро станем первыми не только в области, но и в России. Где профилактическая работа?! Где предупреждение преступлений?! Где, я спрашиваю?! А раскрываемость?!