Завлаб клана Росс - Олег Языков

Поев ушицы, мы споро устроили примитивную копчушку и развесили в дыму оставшиеся куски рыбы на заточенных палочках. Охотник набросал в маленькое пламя коптильни каких-то шишек, пообещав, что вкус будет специфический. На том мы и уснули…

После одобренной всем коллективом общества охотников и рыболовов икры, мы провели еще несколько вылазок на природу. Они были необходимы. Я немного снизил интенсивность, но продолжал упорно изучать новые базы. А выходы в лес давали прекрасный отдых и расслабон.

До крайнего случая, когда мы с Лямым в лесу случайно напоролись на луассу. Пошло бы дело чуть-чуть иначе, и можно было бы уверенно говорить о полном расслабоне сфинктера и вскипевших мозгах…

Глава 3

В большом и низком зале забегаловки, которую все здесь уважительно называли «таверна «Окраина», было темно, терпко пахло дымком и горелым деревом винтажных факелов, с лёгким треском полыхавших на бревенчатых стенах, и перебивающим все другие запахи ароматом туземной приправы под незатейливым названьем «тухляк». Пахла эта приправа э-э… и в самом деле специфически, но вкус придавала прожаренному на открытом огне мясу — закачаешься!

Я акульей ухваткой оторвал от истекающего соком и жирком горячего куска мяса еще один полноразмерный шмат, и просто таки отвалился в нирвану, прикрыв от переполняющих меня чувств глаза и пережевывая сдобренное вулканическим огнем тухляка фирменное блюдо «Окраины». Живой! Сытый. Пьяный. Эх-х, хорошо-то как! Руки немного дрожали. Отходняк, понимашь…

— Больше так не делай, Стас, — проскрипел тихий голос. — И не вздумай кому сказать…

— Не скажу, Лямой, не сомневайся… Самому страшно стало. — Я налил из глиняного кувшина местного пойла из зеленых древесных шишечек. Махнул разом, передернул плечами, на выхлопе гаркнул «ёп-п-ть!» Этот самогон здесь держали только для меня. Больше никто его пить не осмеливался. Не могли залить в глотку семидесятиградусное самодельное топливо для аэробайков и средство для разведения костров. Э-эх, а еще колонизаторы! Покорители планет, называется. Вы еще чистый девяносто шести градусный медицинский спирт не пили, горячие парни с Фронтира…

Так что мы сейчас обмывали с хромоногим туземцем, подвизавшимся у меня егерем и проводником, наше счастливое возвращение из леса, общее количество голов и конечностей, полностью совпадающее с тем, что и было у нас перед выходом в экспедицию, и прибавившиеся к трофеям несколько шкур и черепов местных хищников. А руки у меня подрагивали при воспоминании о луассе, здоровенной и крайне опасной твари, немного похожей своими очертаниями на земную росомаху, только светло-бежевую по окрасу, метр сорок в холке, с восьмисантиметровыми клыками и способностью ментально воздействовать на своего противника и выключать ему мозги. Или на жертву беззащитную, что будет вернее на все сто процентов. Нет у луассы тут противников, вот ведь в чем дело. Одни жертвы… Я менталистом или псиоником себя не считаю, но метрах на восьми враз заледеневшими хребтом и затылком инстинктивно почувствовал эту скотину и с разворота сразу начал стрелять. Не рассуждая. И повезло в том, что одна двадцатиграммовая пуля вошла луассе прямо в пасть. А то бы она сейчас наслаждалась видом новых трофеев — наших шкур и черепов. Да-а…

— Ну, давай еще по семь капель, и тебе хватит, Лямой… И так уже поплыл. С возвращеньицем тебя, охотник!

Потёкший Лямой кивнул и выпил. Я тоже глотнул и занюхал галетой.

— А скажи, охотник, у вас в лесах еще есть звери, которые как луасса способны воздействовать на человека? Отводить ему глаза, дурить голову? Нет? Как интересно… А эта тварь откуда тогда взялась? Одна во всем мире. Впрочем, и у нас вроде бы удавы гипнотизерами подрабатывают… Чудны дела твои, господи! Ну, мне еще один кусок этого замечательного мяса, и я тебя подброшу в твой кишлак на «Муле». Что? Кишлак — это дивной архитектуры населенный пункт. Как твоя деревня. Весь в садах, парках и прочей зелени, это да… В лесу ведь живете, этого у вас не отнимешь. Шкуры и черепа нужно привести в порядок, охотник. Это, как обычно, за твоей родней. Вставай, вставай, не спи в тарелке, Лямой. За полчаса долетим…

Размягчился я тут душой, рассупонился. На «Мастер-пилота малых кораблей» уже сдал и приступил к изучению баз по средним кораблям. Поднял медицину до шестого уровня, сейчас долблю объемные инженерные базы. А в перерывах, для отдыха, щелкаю всякую мелочь — «Снайпера» там, для охоты, понятное дело, водолаза для собственного любопытства и подводной охоты опять же, рисую тушью и сепией, музицирую. Ага, задумал сделать и освоить гусли. Как древнерусский певец и сказитель Боян буду. В общем — выделываюсь пока. А что? Мне на самом деле все это интересно. А надоест, вон — космос. Он большой. Забот, дел всяческих и планет там много.

Аграфы и их наемники меня больше не беспокоили. Угу, а вы бы разве не просчитали, кто на «Коровку» напал? Но сделали мы все более-менее чисто — убили всех нахрен. Подчистили в космосе следы и сожгли транспортник наемников в какой-то безымянной звезде. Наш грузовик и экипаж аграфам не интересен, их интересуют только коробочки семян и я. А до меня им сейчас не добраться. Потерялся я, как снежинка в сугробе зимой…

Во, кто-то нашел! Стучат, однако. Пошел открывать.

— Здорово, Стас!

— Привет, охотник! Чего пожаловал? А-а, вижу… Шкуры принес. Вали вон туда. Пиво из мальсы будешь? Самогонку тебе нельзя. Нет у вас какого-то фермента в кишках, спиваетесь вы больно легко, ребята. А на тебе семья, да и род… Как твои, кстати? Это хорошо, что хорошо.

Мы вышли на веранду моего нового деревянного дома, присели в тенечке у стола, и я выставил сразу запотевший кувшин пива и две местные пивные кружки толстого стекла. Лямой достал кожаный мешочек с измельченной травой лоу, подсушенные листья, похожие на те, что у нас укрывают кукурузный початок, свернул длинную самокрутку и раскурил её при помощи штуки, один в один смахивающей на автомобильный прикуриватель.

— Дай посмотреть, — лениво произнес я, протягивая к нему руку. — Не видел такую зажигалку. Где взял?

— Нашел, — невыразительно проскрипел Лямой. — Стас, внучку посмотришь?

— Конечно, посмотрю… — рассеянно пробормотал я, рассматривая прикуриватель. Даже с моими недоученными инженерными базами я не смог догадаться, где она была произведена. Или с какого устройства скручена.

— Интересная штучка, не видел такой, — вернул я зажигалку. — Как там моя подруга поживает?

Нею, внучку хромого охотника, четыре дня назад тяпнула зеленая гадюка. Не самая страшная здешняя змея, да и сезон их особой ядовитости уже прошел. Но маленькому ребенку бы за глаза хватило. Что там у неё за вес, у крохи, — чуть больше пуда всего. К счастью, дети запищали, прибежали девочки постарше, наложили жгут, разрезали щиколотку и с кровью выдавили часть яда. А тут и я рядом случился. В общем, откачали.

Лямой улыбнулся и принялся хвалиться внучкой. Она, мол, вся такая-рассякая. Совсем преобразился старый туземец. Вообще-то, люди племени рухвалов напоминали мне сморщенных как древесная кора земных бушменов. Только в рубашках, штанах и высоких ботинках. За годы колонизации планеты они успели понять, что в штанах и в обуви в лесу легче. Особенно со старой винтовкой. Так вот, а улыбка неведомым образом убирала лишние шарпеевские складки с лица старого рухвала, и оно вполне напоминало человечье. Только он человеком не был. Маленькая, морщинистая загадка природы.

Я подлил загадке природы еще пивка и откинулся на спинку кресла-качалки, покрытую чьей-то шкурой. В лесу ведь живем — вокруг одно дерево, мясо и шкуры. Редкие поселения колонистов еще не успели повредить природе Метафара и поднять пыль от распаханных бескрайних полей, глубоких карьеров, навонять дымом из фабричных труб. Это еще вполне себе дикая планета. Тут мне пока хорошо.

Мы особо не спеша допили кувшин, я разложил на дощатом полу новые мягкие шкуры, чтобы они расправились и отлежались, задвинул зубастые черепа в угол и пошел выгонять из-под навеса «Мула».

Пока атмосферник тихо гудел, крутил себе маневровыми патрубками, прогоняя очередной тест, и раскочегаривал до нормы реактор, мы с Лямым забросили в «Мула» пару мешков с его трофеями, долей охотника за прошедший месяц, и сумку с поделками из меха, шкур, цветных ниток и самодельной бижутерии женской половины его рода. Они, кстати, высоко ценились и стоили как бы ни больше, чем получал за свои шкуры и клыки Лямой. Это его немного злило. Лямой загнал свой новый грузовой аэробайк в ангар и уселся на правое кресло в мой атмосферник.

Перелетели в поселок. Оставили «Мула» щелкать раскаленными соплами двигателей на стоянке у «Окраины», а сами забежали на минуточку в таверну, перехватить на завтрак что-нибудь сделанное человеческими руками на дровяной печи, а не из туб с розовой зубной пастой в кухонном комбайне. Повезло, повариха сготовила нам яичницу-глазунью из шести яиц местной индоутки, а толстый Вескиз (я звал его Виски, и он терпел и позволял это) сам притащил спиртовку с закопченным кофейником. Факелов не было, свет бил в широко раскрытые окна, а на столах светились обычные лампы. Факелы горели только по вечерам, для антуража.