Единственная наследница - Ева Модиньяни

– Вот здесь, – показал он рукой.

Там была поляна вокруг старого дуба, в стороне от дороги. Под кроной дуба они увидели цыганскую повозку, лошадь с охапкой сена перед ней, а слева тесную деревянную лачужку, покосившуюся от старости. Кто-то расхаживал в этой лачуге – слышался легкий скрип половиц.

Волнение овладело Пессиной при мысли, что цыганка уже ждет его. При свете молний, освещающих небо, он словно видел ее красивое лицо, ее черные андалузские глаза, ее гибкое, еще незрелое тело.

– Она ждет нас? – спросил он.

– Ждет вас, – уточнил парень.

– Если все пройдет хорошо, мы с тобой и дальше сможем делать дела, – возбужденно сказал он Чезаре.

– Все будет в порядке, хозяин, – уверенно ответил тот.

– Она там одна?

– Конечно, одна, – заверил его парень.

Немного помедлив, мужчина шагнул к лачуге, но тут Чезаре окликнул его.

– Энрико Пессина, – позвал он голосом твердым и ясным.

Тот обернулся, и тогда Чезаре изо всей силы нанес ему удар дубинкой по голове.

– Это тебе за сестру, – сказал он.

Раздался хруст пробитой головы, и Пессина медленно повалился назад, выкатив глаза и раскинув руки, словно в полете. Он рухнул замертво у порога.

С неожиданной для себя силой Чезаре поднял безжизненное тело и бросил его прямо в лапы медведя, единственного обитателя этой лачуги. И зверь, возбужденный блеском молний и оглушительными раскатами грома, с диким ревом вонзил в него свои страшные когти.

Когда цыган и Долорес прибежали с фонарем, все было кончено.

Долорес удалось успокоить разъяренного медведя, она увела его и привязала к повозке под хлещущим проливным дождем. Изуродованное когтями тело Пессины они оставили в хижине, не притрагиваясь к нему. Потом вернулись вместе с Чезаре в фургон, насквозь промокшие, уселись в нем на скамеечках.

– Как же это могло случиться? – хватался за голову руками цыган. – Что теперь с нами будет?

– Он был пьян, – сказал Чезаре. – Хотел помериться силами с медведем. Я думал, что он шутит.

– О боже, как это могло случиться! Грицли никого не трогал раньше! – рыдала Долорес.

– Что же нам делать? – в отчаянии спрашивал цыган.

– Следовало бы позвать карабинеров. – В голосе Чезаре мелькнуло сомнение – он будто и сам не знал, что делать.

– Даже если поверят, что это несчастный случай, Грицли тотчас убьют, – сказала Долорес.

– А я кончу в тюрьме, – добавил цыган.

– Я могу быть свидетелем, что вы здесь ни при чем, – предложил парень.

– Ничто не спасет от тюрьмы двух цыган с медведем, если они стали причиной смерти человека, – сказал отец.

А ливень все хлестал по крыше и стенам фургона, молнии бороздили небо, а гром гремел глухими раскатами. Яростная летняя гроза была в самом разгаре, но скоро должна была стихнуть.

Чезаре оставалось немного времени, чтобы убедить цыгана.

– Мертвого не воскресишь, – сказал он. – Карабинеры не вернут его с того света. Даже если убьют медведя, а вы пойдете на каторгу, он все равно уже не воскреснет.

– Что же тогда?.. – Все думали об одном и том же.

– Похороним его, – предложил парень. – Но сделаем это сейчас же. Никто из вас не виноват в этом ужасном происшествии. – И он не лгал. – Если судьба этого человека свершилась таким образом, вы не должны расплачиваться за это.

– Но жена и дети заявят в полицию. Они будут искать его, – засомневался цыган.

– У него нет ни жены, ни детей. Никто не будет плакать из-за него, если вы не заплачете. – Чезаре был спокоен, но он спешил. – Решайтесь же, и приступим к делу.

Цыган и Долорес молча переглянулись.

– Что со мной станет без тебя и без Грицли? – заплакала девушка.

– Делать нечего, закопаем его, – решил цыган.

Они положили тело Пессины на кусок брезента и отнесли в тополиную рощицу неподалеку. Торопливо вырыли глубокую яму заступами и опустили туда тело со всеми вещами. Аккуратно сровняв и утрамбовав землю, набросали сверху листьев и веток. Свет молний и шум грозы, которая к утру все же начала стихать, были единственными свидетелями. В просветы грозовых облаков уже проглядывали бледные звезды.

Воздух после грозы посвежел, дышать стало легче. Полегчало и на сердце у Чезаре, с которого было смыто тяжкое оскорбление.

«Закон, если он гуманный, не должен оставлять безнаказанным того, кто надругался над слабым», – Чезаре не знал, прочитал ли он где-то эти слова, или они только сейчас пришли ему в голову, но он твердо знал, что поступил так во имя этого своего убеждения.

– Возьми, – сказал он цыгану, протягивая ему увесистую пачку банкнот, которую сам не потрудился даже пересчитать.

– Почему мне?.. – растерялся цыган.

Они стояли рядом с повозкой. Ветер гнал облака на восток. Медведь покачивался, уже успокоившийся, и тянул к ним лапу, узнав хозяина.

– А ты бы хотел, чтобы мы закопали их вместе с ним? Возьми – они вам еще пригодятся.

– Но почему мне, а не тебе?

– Я уже взял свою долю.

Поверив его словам, цыган взял деньги и спрятал в карман.

– Только ничего не говори о них Долорес, – посоветовал парень, прежде чем уйти. – А лачугу эту сожги. Пусть думают, что ночью в нее попала молния.

Он прошел на место, где они закопали насильника: вода и ветер уже замели все следы. Чувствуя страшное изнеможение, он повернулся и медленно зашагал к дому.

Облака рассеивались, и ночное небо открывалось над его головой. А в тот момент, когда месяц показался на нем, Чезаре вынул из кармана серебряные часы. Фигурка женщины со струящимися волосами олицетворяла Фортуну – богиню судьбы. Он нажал кнопку, крышка открылась, и невидимый механизм заиграл мелодию, звонкую и чистую, как детский смех.

Много лет спустя он узнал, что это «Турецкий марш» Моцарта, и эта мелодия запала в его душу навсегда. Она стала символом того первого сведенного им счета. Было ли это возмездием или правосудием – кто возьмется судить?

Глава 11

Об исчезновении Энрико Пессины, владельца бараков за Порта Тичинезе, где начинались «серые районы», наполовину сельские, наполовину городские, которые нарождались тогда на промышленных окраинах, писали газеты, его искала полиция, но все напрасно. Этот человек, которого никто не любил, а многие ненавидели и боялись, исчез бесследно. Несколько дней о нем говорили все, в том числе и девушки в отделе упаковки фармацевтического общества Акилле Кастелли, где работала Джузеппина, но вскоре напрочь забыли.

Узнав об его исчезновении, Джузеппина так перепугалась, что едва не лишилась чувств. Она сразу вспомнила предсказания Раттаны и поняла, кто за нее отомстил. Не иначе, как он сам, этот внушающий ужас священник в поношенной рясе, со сверкающим взглядом и какой-то магнетической силой. Любой, кто узнал бы о его предсказании, согласился бы с ней. Истории об этом лишенном духовного сана священнике знал весь Милан. Как-то кондуктор в трамвае, придравшись к чему-то, предложил ему выйти. «Я выйду, – ответил ему Раттана, – но твой трамвай не сдвинется с места». И в самом деле, вагон как встал, так и ни с места – пришлось отправить его в ремонт. В другой раз кто-то спилил несколько деревьев на его участке, чтобы наколоть дров на растопку. Узнав об этом, священник воскликнул: «Пусть из этих деревьев, что он украл у меня, он сколотит себе гроб». И действительно, вор слег в постель со злокачественной лихорадкой и вскоре скончался.