Тайны Елисейского дворца - Жюльетта Бенцони

– Как только приехала, закрылась у себя в комнате и запретила себя беспокоить.

– Могу ее понять. Позовите мне Аделину. Я буду ждать ее в библиотеке.

Де Нарбонн едва успел устроиться в кресле, как вошла камеристка. На ее лице, обычно таком спокойном, были заметны следы недавних слез. Граф ласково улыбнулся Аделине:

– Неужели все так плохо?

– Хуже и быть не может, господин граф! Я еще никогда не видела мадам в таком состоянии.

– А возможно повидать ее? Или она сейчас спит?

– Как бы я хотела, чтобы она поспала!

Лакей распахнул дверь, и в библиотеку вошла Лаура.

– Я слышала, как вы подъехали. Пойдемте ко мне, де Нарбонн!

Граф молча последовал за ней, испуганный ее видом. Лаура, судорожно кутавшаяся в красную с золотом кашемировую шаль, казалась тенью самой себя. Бледная, со следами слез, с опухшими глазами, из которых они снова готовы были потечь, с длинными распущенными волосами она была воплощенной трагедией, Федрой и Андромахой, ждущей от богов только смерти.

Они вошли в просторную спальню Лауры, ставни были закрыты, но де Нарбонн поспешил открыть их и впустить солнце. Лаура села в ногах кровати, указав де Нарбонну на одно из кресел, обитых золотистым шелком. Без вежливых предисловий, Лаура сразу спросила:

– Как себя чувствует ваша матушка?

– Лучше. Тревога была безосновательной. Я спросил бы вас, как вы, если бы ответ не был написан большими буквами у вас на лице. И признаюсь, ответ меня пугает.

– Как мило с вашей стороны тревожиться обо мне, тогда как некоторые…

– Постойте, не продолжайте. Некоторые отправили меня к вам. Или почти что так.

– Что вы хотите сказать?

– Что меня подняли с постели еще до света, хотя я и сам бы приехал к вам. Не скрою, что не ждал ничего хорошего от вашего «семейного» вечера, но, увидев вашего мужа, понял, что случилось что-то серьезное, и догадался, что именно.

– Догадаться нетрудно, если знать и его, и Каролину.

– Дело не в этом… Дело в том, что ничего, собственно, не было!

Опустошенная, измученная Лаура никак не откликнулась на его странные слова. Потом все-таки спросила:

– Что вы имели в виду? Я не поняла.

– Что же тут непонятного? Ничего не было, – повторил он и достал из кармана письмо Жюно. – Из него вы узнаете больше.

Держа кончиками пальцев записку, он протянул ее Лауре, но она не взяла ее, взглянув с гневным презрением.

– Что еще он там навыдумывал?

– Выдумывают, но не такое. Дайте себе труд прочитать.

Жюно приехал к Нарбонну, едва занялся день… Стоило хотя бы взглянуть, что написано в записке… Короткой, всего в несколько строк…

«Я хотел только сказать тебе, что природа за тебя отомстила. Я внезапно посмотрел другими глазами на эту женщину и не смог к ней прикоснуться. Простишь ли ты меня? Я хочу, чтобы ты знала, что ни минуты не сожалел о холодности. Уверен, что никогда никого не любил, кроме тебя!.. Александр».

Короткая записка, но Лаура читала ее и перечитывала, стараясь понять, вникнуть в смысл. И когда наконец подняла глаза, в них застыл недоуменный вопрос, который она и задала тихо и недоверчиво:

– Это может быть правдой?

Обрадованный исчезновению горькой складки у губ, де Нарбонн рассмеялся:

– Раз уж вы настаиваете, расшифруем загадку. Жюно написал вам, что, вопреки жажде Каролины, он не смог ответить ей. В обычной жизни подобные случаи проходят без последствий, но мужчины стараются их скрыть. Но этот случай особый, и Жюно рискует многим.

– Чем же?

– Рискует стать смешным. Каролина, без сомнения, в ярости и способна пустить сплетню, что бывший сержант Буря стал импотентом. Разумеется, постаравшись обойти уши своего супруга.

– А об ушах «Кота в сапогах» она в состоянии подумать?

– Когда она в ярости, она не думает ни о чем. Не забывайте, они одной породы с императором. А в этот час она в ярости, не сомневайтесь.

– Ах, как мне это нравится, – проговорила Лаура, сама не заметив, что даже голос у нее изменился, подтвердив, что говорит она чистую правду. – И я благодарю вас от всего сердца за вашу верную дружбу и новое ее доказательство. А теперь подтвердите ее советом: скажите, что мне делать? Я в полной растерянности. Только не советуйте взять любовника. Это последнее, чего бы мне хотелось.

– Ну, так не будем о любовниках! А выпьем для начала по чашке вашего горячего душистого шоколада и попробуем восхитительных бриошей. Не забывайте, что я уже далеко не молод и успел промерзнуть до самых костей.

– Бедный мой друг! Представьте себе, ведь и я тоже! И мне даже захотелось есть!

Усевшись за накрытый стол, они замолчали и принялись за еду. Де Нарбонн с удовольствием наблюдал, как розовеет прелестное личико Лауры. Выпив последний глоток шоколада, Лаура спросила:

– Ну так каков же будет совет?

– Самый простой: вы губернаторша Парижа и обязаны жить светской жизнью. Так почему бы вам не устроить в Ренси охоту, которой славится ваше поместье?

– И пригласить супругов Мюрат, чтобы иметь счастье делать реверансы бессовестной Каролине, именуя ее вашим императорским высочеством? Она приедет со всем своим двором и станет еще противнее, оттого что не забудет о своем фиаско. В вашем сундуке с хитростями нет чего-нибудь поинтереснее?

– Пороюсь, – с долгим вздохом пообещал де Нарбонн.

Но долго мучиться ему не пришлось, ближе к полудню прискакал вестовой из Тюильри и привез большой конверт от обер-гофмаршала Дюрока. Их величества приглашали госпожу генеральшу Жюно провести две недели в замке Фонтенбло, где предполагалась целая череда празднеств не только в честь мира, но и в честь счастливой процветающей империи и ее славного оружия.

– Вот то, что нам нужно, – радостно воскликнул де Нарбонн. – Супруге губернатора города Парижа отведена почетная роль. Будет злословить Каролина или не будет, неважно! Вы превзойдете ее в блеске, а она проиграет из-за дурного настроения. Что вы на этот счет думаете?

– Думаю, надо поспешить к Леруа. А то мне нечего надеть! – с самым серьезным видом объявила бедняжка, у которой не закрывались шкафы и сундуки от всевозможных нарядов на все случаи жизни.

Но Лаура говорила совершенно искренне: платье, которое видели на ней два раза, переходило в разряд прошлогодних звезд.

Де Нарбонн ограничился милой улыбкой. Похоже, сама судьба встала на его сторону и желает отвлечь Лауру от ее несчастий. Весь двор соберется в Фонтенбло, а значит, и послы тех стран, которым в той или иной мере не безразличны победы Наполеона. Среди этих стран Австрия, а представляет ее весьма неординарный человек – граф Клемент-Венцель Лотар фон Меттерних[29].

В эту славную осень в воздухе Фонтенбло веяли волшебные чары. Император пожелал, чтобы празднества сменяли друг друга нескончаемой чередой, заставляя забыть о тяжелых годах войны, увенчанных не только победами, но сопровождавшихся еще и тяготами, смертями и горем. Император хотел заслониться от всех печалей веселыми развлечениями. Балы сменялись театральными представлениями, танцы охотами, и повсюду блистала Лаура так, как никогда.

Как только госпожа губернаторша появилась в Фонтенбло, то благодаря стараниям де Нарбонна и, к его большому удивлению, при поддержке Талейрана, который не танцевал на балах из-за больной ноги, но присутствовал как внимательный зритель, ее окружили весьма видные люди. Однако сама Лаура участвовала в празднествах механически, она была хорошо воспитана, давно привыкла к светской жизни и, несмотря на молодость, мало получала от нее удовольствия. Ей отравляла жизнь Каролина, «великая герцогиня», с удовольствием дающая ей понять, что они «не одного круга».

– Не обращайте внимания, – повторял Лауре де Нарбонн. – Она хочет отомстить вам за фиаско, которое заставил ее пережить Жюно.

– Боюсь, она ищет случая отомстить с лихвой! – вспыхнув, отвечала Лаура.

И вот настал вечер, когда Каролина, словно бы случайно толкнув Лауру, уронила свой веер у ее ног и сухо сказала:

– Чего ж вы ждете? Поднимите!

Поднимая, нужно было склониться до земли, а подавая, сделать еще и реверанс.

Лаура почувствовала, что бледнеет. Ей безнаказанно наносили публичное оскорбление. Но придумать, как поступить, она не успела – высокий красавец в бархатном фраке, украшенном орденами, среди которых поблескивал даже орден Золотого руна, наклонился и поднял веер. А потом, слегка отряхнув рукой в перчатке, передал не владелице, а с поклоном, протянул Лауре.

– Прошу вас, мадам…

– Это мой веер! – объявила недовольно Каролина.

– Я знаю, ваше высочество. Но вы приказали подать его вам этой даме. Прошу вас, мадам, – вновь обратился он к Лауре с поклоном.

В благодарность Лаура одарила его своей самой ослепительной улыбкой и подала великой герцогини веер с едва заметным намеком на реверанс: согнула колени, но чуть-чуть, едва заметно. Полина как раз подошла к подруге и рассмеялась. Великая герцогиня сделалась пунцовой. В ярости, которую она не пыталась даже скрыть, она отшвырнула веер, и он сломался.