Операция «Дельфин» - Хайнц Конзалик

В голове полковника зазвенел сигнал тревоги. Если группа из трех лиц под чужими именами не только останавливается в Вашингтоне, но и получает доступ в Белый дом, то даже самый наивный человек должен сделать вывод: вероятнее всего, за этим кроются секреты государственной важности. А когда требовалось выведать у Белого дома такого рода секреты, Юрий Валентинович не знал ни сна, ни отдыха. И уж его никак нельзя было назвать наивным человеком!

А то, что его, пусть даже ненадолго, сумели ввести в заблуждение чужими именами, было для Ишлинского таким же унижением, как плевок в лицо. Поэтому указания доверенным лицам были составлены в грубом, подчас оскорбительном тоне и даже содержали скрытую угрозу. Его настроение несколько улучшилось, когда один из них сообщил ему следующее: «Вестовой в комнате для гостей Белого дома слышал, как женщина из этой группы за чашкой кофе сказала: „…дельфины…“ Остального вестовой не слышал, ибо просто проходил мимо.

Ишлинский сперва ничего не понял. Но поскольку он привык и был обучен, как при составлении мозаики подгонять друг к другу мелкие факты и получать цельную картину, то дал задание составить список всех дельфинариев. Получив его, он ужаснулся. Кто мог предположить, что в США столько такого рода цирковых заведений. Дельфины, похоже, стали любимыми животными у американцев. Ишлинский тяжело вздохнул и уже собрался было подвести черту под всей этой историей.

И все же подозрения его еще не до конца рассеялись, он нутром чувствовал, что здесь что-то не так. И колебался, не решаясь сдать в архив дело «Дельфин», ибо ему казалось очень странным, что этих троих принимали в Белом доме, но в отеле они остановились под чужими именами. Кроме того, доверенное лицо сообщило: предполагается – точно пока не установлено, – что их принимал сам президент. Слово «дельфины» вообще могло быть произнесено по совершенно безобидному поводу, может быть, женщина просто вспомнила о посещении дельфинария, но чутье подсказывало Ишлинскому, что в приемной президента обсуждались вовсе не номера, исполняемые дрессированными дельфинами, а совсем другие темы. Может, слово «дельфин» – это код? Название какой-нибудь секретной операции?

Ишлинский долго ломал голову над полученными донесениями и, наконец, вызвал к себе помощника военно-морского атташе, кабинет которого находился на этом же этаже. Капитан-лейтенант Пантелей Семенович Костюк, молодой, рыжеволосый уроженец одного из северных районов Эстонии, считавшийся лучшим среди тех, кто в один год с ним закончил Военно-дипломатическую академию, и именно поэтому получивший назначение на ответственный пост в важнейшее представительство СССР за рубежом, был явно польщен, когда Ишлинский дал ему прочесть это сообщение. Он несколько раз молча кивнул. Ишлинский удивленно посмотрел на него.

– Что с вами, Пантелей Семенович? – спросил он. – Вы в этом какой-то смысл видите?

– Пытаюсь вспомнить… – сказал Костюк, возвращая бумаги Ишлинскому. – В академии нам показывали фильм, снятый в Ялтинском дельфинарии. Чего только эти дрессированные животные там не выделывали: спасали утопающих, ныряли за брошенными в воду металлическими пластинами, прыгали через обруч, таскали за собой лодки. Мы тогда очень повеселились.

– Вряд ли следует предполагать, что эти трое вздумали пригласить президента США в дельфинарий, – резко оборвал его Ишлинский.

– После фильма один из инструкторов, работающих с дельфинами, прочел нам лекцию, – невозмутимо продолжал Костюк. – Он рассказал о том, что у этих животных хорошо развит мозг и после специальной подготовки их можно использовать в военно-морском флоте.

– Рыбу? – с издевкой спросил Ишлинский, не скрывая своего недоверия.

– Если позволите, товарищ полковник, я вам сейчас все объясню. Дельфин – не рыба, он относится к отряду китов.

– Для меня рыба – это все, что в воде плавает, – с раздражением ответил Ишлинский. Капитан-лейтенант Костюк промолчал: если полковник так считает, лучше ему не возражать. – Значит, военным морякам рыба может пригодиться, и не только для еды?

– С дельфинами связаны грандиозные планы, – сказал Костюк, остерегаясь выражаться более определенно. – Вполне возможно, что американцы уже значительно опередили нас.

– Пантелей Семенович! – воскликнул Ишлинский, уже готовый поставить своего подчиненного на место. – Это все из области фантазии!

– Пока да, товарищ полковник. Но мы знаем, что американцы здесь…

– Это я уже слышал! – перебил его Ишлинский.

– И не исключено, что те трое занимаются изучением дельфинов и докладывали президенту США о том, на какой стадии сейчас находятся их исследования.

– А у президента США нет других дел! – закричал Ишлинский и даже всплеснул руками. – Сотни миллиардов расходуются на создание новых систем вооружений, а он, видите ли, рыбами решил поинтересоваться…

– Дельфины…

– Большое спасибо, Пантелей Семенович, – с холодным презрением в голосе сказал Ишлинский. – Если у вас есть специальная литература, посвященная этим рыбам, то пришлите мне, пожалуйста, весь этот бред.

Через два часа вестовой принес корзину, битком набитую книгами, брошюрами, фотографиями и ксерокопиями газетных заметок. Ишлинский кивком поблагодарил его и, сидя в оцепенении перед грудой материалов, в сердцах назвал Костюка молодым идиотом.

Четыре дня и четыре ночи Ишлинский, как трудолюбивый крот, прогрызался через весь этот материал и в результате поклялся в душе никогда больше не называть дельфина рыбой. Затем он занялся списком всех американских дельфинариев, который составили его агенты. В конце концов он пришел к выводу, что только десять могут быть использованы как научно-исследовательские лаборатории: из них два – самые большие – в Майами и Сан-Диего и самый маленький – в бухте Бискейн. Ишлинский, как всегда, следуя зову интуиции, дал задания агентам, занимавшим самое разное положение в обществе. Им поручалось выяснить, выезжала ли из одной из этих лабораторий в Вашингтон группа в составе двух мужчин и одной женщины. Агентам были также переданы их фотографии, сделанные в момент выхода этих людей из бокового подъезда Белого дома с большого расстояния и поэтому получившиеся довольно нечеткими. Прибегнув к лупе, тот, кто хорошо знал Ролингса, Финли и Хелен, еще, пожалуй, мог их узнать. Остальные же могли сколько угодно вглядываться в мутные, стертые, почти бесконтурные очертания лиц, совершенно очевидно было только одно: у женщины были светлые волосы.

Именно так обстояли дела, когда Юрия Валентиновича Ишлинского вдруг в весьма завуалированной форме пригласили выпить аперитив в «Бистро Жака». Как и было условлено, ровно в четыре часа он сидел за маленьким, круглым мраморным столиком, прихлебывая «Пастис». Наконец через пять минут его позвали к телефону.