Возвращение «Пионера» - Шамиль Шаукатович Идиатуллин

Это невозможно.

Только я уже посчитал.

Но величину еще одной опасности я посчитать не мог.

Вокруг кометы, не переставая и не уставая, грохотала шрапнельная буря, миллионы сталинградских битв каждую секунду на каждом кубическом метре. Удар миллиграммовой пылинки оставляет в алюминиевом листе сантиметровую дырку. Обе станции «Вега», которые пролетят мимо кометы, когда она минует орбиту Земли и повернет обратно, защищала от таких ударов двойная металлическая обшивка. У нас было стекло, пусть и бронированное, тройное и с гасящей удар прослойкой. Но таких частиц мы могли поймать не одну и не сто. И никто не обещал, что вес у них будет миллиграммовым.

– Уверен, – ответил я. – Бортинженер, заводи. Пилот, струна слева, пять-пять-три, впритирочку к ней. Заходим без паузы, нырок на полсекунды. Дышим, погружаемся, пять секунд. Айда.

Я почти угадал. Зря волновался, зря бормотал «Не тормози!», когда на счете «ноль» рисунок созвездий перед носовой панелью чуть скособочился – вот и струна, – и «Вырубай!», едва ощутив знакомую щекотку. Олег не сбросил скорость, а сманеврировал – мы цепанули струну и тут же отскочили от нее в трех тысячах километров. Успели развернуться, ударить комете в скулу – почти в упор, почти макнувшись в кому, так, что долетевшее газовое завихрение качнуло «Пионер».

И опять успели рассмотреть бочину кометы со слишком быстро сползающим к хвосту пятном попадания.

– Зар-раза, – пробормотал я, пытаясь не зареветь.

– Может, слегка хоть зайдет, – сказала Инна.

– Там же цепная реакция, пары активных ионов достаточно, – неожиданно многословно подхватил Олег.

– Смеетесь? – спросил я и тут же устыдился.

Они же меня утешали. И себя.

Остальных теперь утешать бесполезно.

– Это что, всё, что ли? – тихо спросила Инна.

– Да ну на фиг, – обиженно сказал Олег.

Я быстро вытер морду, едва не выдавив линзы из-под век, и принялся лихорадочно считать.

– А если на встречном… – начала Инна.

– Погодь, – попросил я вполголоса, проверяя результаты. – Погодь-погодь, ща…

– Ну да, – начал Олег. Инна шикнула на него.

Но я уже досчитал. И спросил:

– Инна, я правильно понимаю, что полбака есть примерно?

– Полбака, – проворчала Инна, но цепляться к словам не стала: – Да, пятьдесят три процента, аккумуляторы – восемьдесят девять.

– Ага. Народ, с фланга заходить бесполезняк, вариант один: выходим наперерез, выставляем резонанс и фигачим в ейную харю в упор. Поля умножаются, поражающий эффект вырастает на порядок, только так есть шанс прошибить кому.

– Сперва минами и тут же всем кораблем? – уточнил Олег. – Или сразу как Николай Гастелло?

Он не шутил.

Я подумал и сказал:

– Не. Тогда, если не получится, переиграть не сможем.

– Если все топливо высадим, все равно не сможем, – заметила Инна.

Я подумал, дважды проверил, говорю ли я так не со страху, а потому, что правда так считаю, ни фига не понял и сказал как мог проникновенно:

– Пока живы, сможем хоть что-нибудь. А вот если помрем – уже ничего не исправим. Так что это на крайний случай. Входим в резонанс – и бульк.

– Так все равно уйти не успеем, – ответила Инна. – Как бы близко от струны комета ни шла, все равно не впритирку же. Сколько там самое близкое, ты же помнишь – три километра, пять?

Одиннадцать, снисходительно подумал я и очень убедительно сказал:

– Там слабое взаимодействие возникает, другой вид поля, в нем возможно механическое перемещение – и тоже с резким ускорением. Фигакнем, Олег по газам – и мы в струне. Да, Олег?

– Конечно! – бодро сказал Олег, и я понял, что он говорит это только для Инны, а сам все понял.

– Ну и зашибись. Экипаж согласен с планом?

– Да, – сказал Олег.

– Я задержу этого Фогга, – пробормотала Инна, явно передразнивая мои старые выкрики, – сама-то она этот мультик, говорит, не смотрела. – Согласен-согласен, куда деваться-то.

– Ура. Тогда так: дышим, нырок на три секунды, выход на позицию, заряжаемся, по моей команде входим в резонанс, фигачим этой дуре в харю, отскакиваем к струне и вырубаем резонанс.

– А дальше? – спросил Олег.

– А дальше посмотрим, – сказал я.

Я опять все правильно рассчитал – в смысле, оказался там и так, как хотел. А вот был ли в этом толк и смысл, знать, конечно, не мог ни я, ни кто иной, включая даже Обухова и Главного.

Мы вынырнули прямо в завитках комы – те не виделись, а ощущались – и сразу нахватали по морде раз и два. И три, совсем сильно. Корабль покачнулся, на панели обшивки выше моих глаз вспыхнули белые пятна, тут же залившиеся красным, как кровью. Я на них не смотрел. Времени не было.

Удар – страшный – корабль качнулся, огромная звезда астрой и тут же гвоздикой влипла в стекло прямо перед моими глазами. Я вздрогнул, избочился, чтобы пробоина не мешала смотреть, и продолжил считать – и разговаривать со своими.

Я вас не подведу, пообещал я экипажу, Обухову, Главному, Фае и бабушке и тут же вспомнил фотку мамы и папы – жаль, что нельзя было взять ее с собой. Все равно помню наизусть, подумал я и сказал каждому из них: я тебя не подведу. Потом сообразил, что бабушка по-русски этого не поймет, а как сказать по-татарски, я не знаю, поэтому пробормотал, не размыкая прижатых мембраной и составом губ: «Мин сине яратам». Ну, что успел вспомнить.

Комета была уже везде, хотя до нее оставалось больше тысячи километров.

Зажегся зеленый сигнал – Олег предлагал врубить монопольный двигатель.

Я ткнул красный – нет – и сразу включил отсчет до трех, поморщившись от новой пары ударов, колыхнувших состав от дна к люку.

Инна в табло не стучала, но движок врубила, едва обнулился счет.

Умничка, сказал я голубой цепочке и щекотанию в горле. Все, теперь успеем. Или сдохнем. Или всё сразу.

Я отщелкнул колпачок гашетки и приготовился. Времени показывать экипажу отсчет уже не осталось, но Олег, к счастью, с запросами больше не лез. Сосредоточился на подготовке маневра, наверное. Тоже умничка.

Ну давай, лети сюда, тварина, лети к папочке, папочка тебе сливку на нос посадит, вку-усную, иди-иди, не с-с-сы, еще пять секунд, четыре, три, опа, перебор, н-на, падла!

Я ударил в кнопку, чуть не сломав палец, успев другой рукой маякнуть Олегу «Уходим!», даже заорал это залепленным ртом – и тут меня шарахнуло.

Щекотка, дурнота, удар от Фарида в солнечное сплетение и отравление сливами, которые я переживал до сих пор, – прикосновение стебелька по сравнению с ударом башкой в бетонную стену.

Голова как будто лопнула, ребра съехались сцепленными пальцами, колени и локти, щелкнув, выгнулись в неправильную сторону, а тело подкосилось, как, говорят же, подкашиваются ноги. Все тело, сразу, в нескольких местах и очень больно.

Мы были одновременно и на огневой позиции, и в тринадцати километрах от нее, в точке соприкосновения со струной, в которой голубую цепочку разорвало зеленое звено – я уже не понимал, разорвало, разрывает или еще разорвет в будущем,