Волнующее приключение - Барбара Картленд

— Как хорошо! Боже, как хорошо! — громко воскликнула она.

— Полностью с вами согласен, — откликнулся Пьер Бувье, но смотрел он не по сторонам, а все свое внимание сосредоточил на личике девушки.

После приличествующей паузы молодой человек вдруг неожиданно спросил:

— Не скажете ли вы свои впечатления о вчерашнем вечере в кафе?

Заза давно ждала этого вопроса. Подумав немного, она произнесла озабоченно;

— Я совсем другого ожидала от друзей моего дядюшки.

— А что же вы ожидали?

— Того, что эти друзья будут именно такими, как мой учитель… — тут она быстро поправила себя, — ., как мой дядюшка описывал мне их — бескорыстными идеалистами, живущими только искусством, музыкой и поэзией в мире грез, созданном их воображением.

— Очень точное описание, — подметил Пьер.

— А прошлым вечером… — при воспоминании о жутких словах, произнесенных за столом, у девушки перехватило дыхание.

— Так вот я и хотел узнать ваши впечатления о прошлом вечере, — настаивал Пьер Бувье.

— Они ведь не могли говорить это всерьез, как вы считаете? — спросила Заза.

Пьер пожал плечами и ничего не ответил.

— Во всем этом было что-то фальшивое, театральное. В письмах к моему дяде они не упоминали о своих планах.

— А что же они, интересно, писали в письмах к профессору?

— Ну… о разных течениях в символизме, ну, конечно, о борьбе с ограниченностью буржуазной культуры… Но там не было ни единственного намека на насилие…

Девушка заметила, что Пьер Бувье слушает ее с напряженным вниманием. Это показалось ей немного странным.

— В письмах, которые мне показывал дядя Франсуа, речь шла только о таинствах души, видениях и мистических знаках, отраженных в поэзии и в искусстве.

— Ну, это обычный лексикон символистов, — согласился Пьер Бувье.

— Я в этом мало что понимаю, но мне кажется, что символисты хотят сблизить литературу и живопись с музыкой.

— Очень тонкое замечание. Я восхищаюсь вашим умом и проницательностью. Символистов интересует не столько материальный мир, сколько отражение его в сознании.

— Но ведь это не имеет никакого отношения к насилию! — воскликнула Заза. — Как эти люди могли так быстро перемениться?

Девушка в отчаянии всплеснула руками.

— Неужели вы думаете, что мой дядя способен кого-то убить?

Пьер Бувье помолчал, а потом задал ей очередной вопрос:

— Значит, вы придерживаетесь мнения, что все это несерьезно?

— А вы как считаете?

— Даже не знаю, что вам ответить. Я был изумлен и шокирован вчера, пожалуй, не меньше, чем вы. Конечно, все это может быть просто игрой в громкие слова.

— Я уверена в этом, — убеждала Пьера и себя саму Заза. Но тут же не удержалась от печального вздоха. — Я была так расстроена.

— Чем?

— Я рассчитывала послушать хорошую музыку и стихи, прочитанные их авторами, ведь там собрались лучшие современные поэты Франции.

Пьер Бувье таинственно улыбнулся и продекламировал нежно:

Ты соткана из солнечных лучей.

И озаряются глухие переулки

И мрачные дворы и лестницы,

Когда подходишь ты

К дверям обители моей тоски…

Заза издала восторженный возглас и захлопала в ладоши.

— Маларме!

— Вы угадали.

— Именно это я и ожидала услышать, хотя, признаюсь, нахожу его поэзию трудной для понимания. Я читала почти все, что он написал, и все думала, думала… но никак не могла понять, что же он хочет в конце концов сказать.

— А может быть, не надо ничего объяснять, а просто слышать музыку стиха и просто отдаваться своим чувствам?

Заза ничего не ответила. Может быть, зря она честно призналась Пьеру, что не совсем разбирается в символистской поэзии?

Между тем Пьер Бувье произнес с легкой усмешкой в голосе:

— Забудем про Маларме, и разрешите мне представить стихотворения, которое вам будет, пожалуй, гораздо понятнее.

Она вскинула на него глаза, а Пьер продекламировал с чувством:

Бог создал мир,

Ив мире этом

Он разместил и радугу,

И солнце, и луну,

И ваше личико,

Исполненное радости и света…

Заза была так ошеломлена, что некоторое время не могла произнести ни слова. Потом она» робко осведомилась:

— Это вы сами сочинили?

— Да. Прошлой ночью. Специально для вас. Она залилась краской, но постаралась овладеть собой и произнести спокойным голосом:

— Я вижу, что вы очень способный Поэт, потому что стихи ваши весьма хороши.

— Конечно, они хороши, — сказал Пьер без ложной скромности и добавил:

— Они хороши хотя бы потому, что посвящены вам.

— Я так польщена тем, что вы посвятили мне свои стихи! Никто Прежде мне не писал стихов.

— Мне все чаще начинает казаться, что вы прежде жили в какой-то высокой башне и ваш жестокий дядюшка не допускал к вам никаких менестрелей.

Заза подумала, что Пьер почти угадал. Поэты во дворец герцога Мелхаузена не допускались, а сама мысль, что кто-либо из придворных вдруг разразится стихами, заставила ее невольно улыбнуться.

Пьер не преминул поинтересоваться:

— Чему вы улыбаетесь? Надеюсь, вы не подсмеиваетесь над моей неуклюжей попыткой выразить свои чувства к вам в стихах?

— Нет, конечно, нет, — поспешила успокоить его девушка. — Просто я подумала, как отличалась моя жизнь в Мелхаузене от того, как я провожу время здесь.

— А вы все время жили в доме своего дядюшки?

— Нет. Я воспитывалась у других родственников.

— И они придерживались других взглядов, чем профессор?

— Да-да, абсолютно других. Они не интересовались ни музыкой, ни поэзией и не ценили свободу мышления.

— Значит, вы всего достигли своим умом?

— Я мало чего достигла.

— Позвольте не согласиться с этим, — покачал головой Пьер Бувье. — Но теперь я хотя бы стал кое-что понимать о вас, что раньше меня озадачивало.

Испугавшись, что Пьер стал на путь догадок, Заза постаралась сменить тему разговора.

— Я пыталась писать стихи, но мне показалось, что я гораздо ярче могу выразить свои чувства игрой на рояле. — Как бы я хотел послушать вашу игру!

— Вы должны послушать игру моего дяди. Вот он действительно прекрасный музыкант!

— И все же мне хотелось бы услышать, что способны сказать ваши нежные пальчики, — проговорил Пьер Бувье.

Заза была не в состоянии выдержать его обжигающего взгляда и отвернулась, глядя на пейзаж и думая о том, что эту волшебную картину она запомнит на всю жизнь.

Когда она вернется во дворец в Мелхаузен, вернется к прежнему унылому существованию, воспоминания об этих днях будут хоть как-то утешать ее.

— Почему вы так грустны? — спросил Пьер Бувье. — Что вас заботит?

— То, о чем я не хотела бы говорить сейчас, — быстро ответила Заза.