Девственница (ЛП) - Райз Тиффани

Теперь сестры окружили троицу и быстро оторвали девушку от ее родителей. Да, конечно, они должны были быть ее родителями, и эта девушка присоединялась к ордену. И все же это казалось неправильным. Девушка едва выглядела на двадцать один год. И какая красотка... миниатюрная, она не могла весить больше ста фунтов.

- Не делай этого, дорогая, - прошептала Элли. - Садись обратно в машину и уезжай...

И будто услышав ее девушка посмотрела вверх на окно и прищурилась. Элли застыла. Неужели девушка ее видела? Вероятно. Да и какое это имеет значение? Девушка подняла руку и помахала ей. Элли не знала, что делать, поэтому помахала в ответ. Мать-настоятельница повернулась и посмотрела на окно, но Элли уже скрылась из виду. Она задыхалась от волнения, сама не зная почему. Только девушка, красивая молодая девушка, которая помахала ей. Нечего паниковать.

Тем не менее, Элли подошла к другому окну в комнате и выглянула наружу.

Сестры выстроились в две ровные линии, словно почетный караул, и девушка шла между ними к парадной двери монастыря. Элли знала, что будет дальше. В главной часовне будет церемония, и девушка будет переодета в свое облачение и покрыта. Она выберет себе новое имя - сестра Мэри или что-то в этом роде - и произнесет свои клятвы. А к обеду она станет сестрой святой Моники.

Ее прежняя жизнь закончится. Даже ее имя исчезнет.

На полпути к двери девушка остановилась, развернулась и побежала обратно к машине. Она обняла мать и отца. Бедняжка. Должно быть, она до смерти напугана, убита горем и рыдает...

Не так ли?

Девушка, используя мать в качестве своего рода щита, снова подняла глаза к окну и посмотрела прямо на Элли. А затем - и Элли была полностью уверена, что ей это не привиделось - девушка подмигнула ей.

Элли усмехнулась и покачала головой. Затем собралась. Если мать-настоятельница сказала ей один раз, себе она говорила тысячу раз - веди себя прилично.

Она оторвалась от окна и тут же решила забыть, что видела эту прекрасную девушку и ее таинственное подмигивание. В конце концов, она собиралась стать монахиней, а монахини должны были соблюдать обеты. Обеты послушания и обеты целомудрия.

Но опять же, когда такая мелочь, как обет целомудрия останавливал Элли?

Глава 11

Гаити

Женщина поднялась с земли, отряхнула песок с колен и смахнула слезы с лица.

- Спасибо вам за помощь, - сказала она. - Приятного дня.

С холодной отрешенностью она наклонилась и подняла холщовую сумку за ручки, развернулась и пошла прочь от него. Кингсли это не понравилось. Совсем.

- Как тебя зовут? - спросил он, нагнав ее трусцой.

- Почему ты спрашиваешь?

- Без причины.

- Если у тебя нет причин желать знать мое имя, то и у меня нет причин называть его тебе.

Кингсли поморщился. Она подловила его.

- Прости. У меня нет причин для большей части того, что я делаю. Если ты спросишь, почему я вообще нахожусь на Гаити, я не смогу ответить.

- Тогда я не буду спрашивать, - ответила она. Она снова начала идти.

- Могу я понести твою сумку? - спросил он, подстраиваясь под ее темп, чтобы не отставать от нее. У нее были великолепно длинные ноги и энергичная походка. - Она выглядит тяжелой.

- Она очень тяжелая. И нет, ты не можешь нести ее за меня.

- Ты бы хотела, чтобы я отстал от тебя? - спросил он, не желая признавать свое поражение, но готовый признать его в случае необходимости.

Она остановилась и посмотрела на него. Долгим изучающим взглядом. Он был рад, что был в темных очках, ее взгляд был таким пронзительным, таким проницательным, что он почти отшатнулся от нее.

- Нет, - наконец ответила она. - Тебе не нужно оставлять меня в одиночестве.

- Тогда я пойду с тобой, если позволишь.

- Позволю, - ответила она и снова начала идти. Кингсли шел рядом и перестроил свою стратегию.

- Я Кингсли, - сказал он.

- Правда?

- Да. Так меня зовут.

- Просто Кингсли?

- У меня есть фамилия. На самом деле две. У тебя есть имя? Фамилия? Второе имя?

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

- Да.

- Хорошо. Если бы у тебя не было имени, я бы дал тебе одно. У меня есть лишние.

Это вызвало у нее улыбку. Небольшую, но он примет все, что сможет получить.

- Джульетта, - сказала она. - Меня зовут Джульетта.

- Прекрасное имя. У тебя есть фамилия?

- Да.

Когда она не ответила, он оставил эту тему разговора. Ему нужна была новая стратегия.

- Кстати, ты прекрасно говоришь по-французски. - Кингсли считал, что в таких ситуациях комплименты обычно срабатывают.

- А твой - нет, - ответила она. - Должно быть, ты живешь в Америке.

- Да. Я уже много лет не был во Франции. Так заметно?

- Заметно.

- Продолжай говорить со мной на своем идеальном французском и, возможно, мой французский улучшится.

- Мне нечего сказать. - Она снова замолчала.

Ей нечего сказать? Вот, черт. Кингсли мог бы с уважением отнестись к этому заявлению, и они бы пошли в тишине. Но ему не нравилась тишина, особенно с этой женщиной, ее голосом и идеальным французским. Поэтому вместо соблюдения тишины, он нарушил ее. Драматично.

- Сегодня утром я трахался с восемнадцатилетней девушкой, - заявил Кингсли. - И прошлой ночью, хотя был слишком пьян, чтобы запомнить большую часть.

- Ты все еще пьян? - В ее голосе звучало крайнее отвращение к нему, но, по крайней мере, она говорила, так что отвращение было лучше, чем ничего.

- Послушай, я вовсе не горжусь собой. Я не собирался ее трахать. Это была случайность.

- Случайность? - повторила она. У нее был низкий голос, и все что, она говорила, звучало как тайна. - Разве не такое оправдание мужчины используют, когда делают что-то глупое и не хотят брать на себя ответственность? Такого рода случайность?

- Она не сказала сколько ей лет.

- А ты спрашивал?

- Нет… - признался он.

- А сколько тебе лет? - спросила она.

- Тридцать девять.

- Достаточно взрослый, чтобы понимать.

- Да. Понимаю. Я больше никогда этого не сделаю, - ответил он, в надежде выманить у нее улыбку.

- Мне все равно, - ответила она. - То, что ты делаешь, не имеет для меня никакого значения.

- Я бы хотел, - ответил он.

- Почему?

- Я хочу тебе понравиться, - признался он. - Нравлюсь?

- Пока нет. Почему ты хочешь мне понравиться?

- Потому что ты самая красивая девушка, которую я когда-либо видел.

Она остановилась и повернулась к нему.

- Это глупая причина желать кому-то понравиться. - Она покачала головой и продолжила путь.

Кингсли смотрел ей вслед несколько секунд, прежде чем догнать ее.

- Знаю, - признался он. - Но я же мужчина и почему-то чувствую себя сегодня восемнадцатилетним.

- Эта восемнадцатилетняя девушка заразила тебя своей незрелостью?

- За это я могу винить только себя.

- Ты честный. По крайней мере, это я ценю, - сказала она, делая большие целеустремленные шаги. Женщина, которая не церемонится в выражениях и не тратит время впустую. Ему это в ней нравилось.

- Тебе нравится честность? Если хочешь, я могу рассказать о себе еще более ужасные вещи. У меня целый список.

- Думаю, что у меня уже достаточно работы здесь. - Джульетта дошла до того места, где тропинка раздваивалась, и свернула направо.

- Я произвел плохое первое впечатление.

- Видела и похуже.

- Можешь сказать, что мне нужно сделать, чтобы произвести лучшее впечатление? - спросил он. - Подарки? Задания? Приказы? Я могу выполнять приказы.

- Монашеский орден?

Он уставился на нее.

- Только не такого рода приказы. Прикажи мне сделать что-нибудь для тебя, и я сделаю это, чтобы доказать свою ценность.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

Джульетта снова посмотрела на него. Она тяжело вздохнула, словно он нащупал ее последний нерв и растоптал его.

- Сними одежду, - сказала она.

- Здесь? - Они стояли на развилке дороге возле деревни, а на пляже было две сотни туристов.