Юность олигархов - Павел Генералов

— Ты что это тут, сопляк, расплевался! А ну, вали, пока я тебе!..

Антошка вжал голову в плечи и припустил рысцою, так и не услышав, что такое ему обещает разъярённая бабёнка в толстом овчинном тулупе, которой его плевок угодил прямо на коробки с товаром.

Ну неужели ему сегодня так и не повезёт?

Повезло. Супруги Сыромятниковы уже прибыли. Палатка была ещё закрыта, но из–под двери валил пар. Жизнь, сволочь такая, кажется, продолжалась.

— Здрасьти, тётя Тамара, здрасьти, дядя Юра, — заискивающе сказал Антошка, втискиваясь в тесный ларёк.

— А-а, явилси–не запылилси! — скрипуче приветствовала его Сыромятникова. Мрачный Сыромятников по обыкновению не ответил.

Они были парой как из американского мультика. Длинная мегера Сыромятникова была такой худой, что казалось, вот–вот переломится сразу в нескольких местах. И это при том, что ела она много, жадно, неопрятно и во время еды теряла всю свою женскую привлекательность, если таковая, конечно, когда–то имелась в наличии.

У неё наверняка глисты, — думал Антошка и про себя именно так ее и называл — Глиста.

Сыромятников же походил на борца сумо, но только был совсем маленький — ниже Антошки. Он тоже всё время что–то жрал, бросал в себя куски мяса, картошку, овощи и всё, что оказывалось в зоне доступности для его цепких толстых лап, поросших редким чёрным волосом. Сыромятников был как ненасытная топка, в которую для поддержания огня нужно непрерывно метать всё новые и новые поленья.

Антошке, в семье которого царил культ питья, а не еды, Сыромятниковы представлялись людьми с другой планеты. На той планете не только деревья и дома были съедобными, но и люди расхаживали такие же: шоколадные, мармеладные, фаршированные яйцами и утиным паштетом.

— Тёть Тамар, — Антошка помог Сыромятникову переставить котёл с кипятком. — А ничего нет…

— Чего ничего?

— Ну, поесть?

— Ну ты, Красная Шапка, просто какая–то прорва, — усмехнулась Глиста. — Ты ж вчера уже ел! Ладно, держи, — она передала ему замасленную бумажную тарелочку с лопнувшим ещё вечером чебуреком.

Круги жира, будто чебуречьи слёзы, застыли неаппетитными жёлтыми кружками. Антошка сглотнул и в секунду слопал холодное тесто с маленьким упругим мяском в середине. Жёлтые кружки он аккуратненько соскрёб и тоже отправил во взбодрившийся желудок:

— Спасибо! — поблагодарил он, облизывая пальцы.

— Нет такой валюты! — уже в миллионный раз повторил свою излюбленную шуточку Сыромятников. Глиста в миллионный же раз хихикнула. — Ну что, жана, позавтракаем?

Глиста кивнула, доставая из–под прилавка судки. Антошка сглотнул еще раз. Внутренности его жалобно застонали.

— Иди, поскреби перед стойкой! — приказал Сыромятников. — Лом возьми у соседей, они вчера не отдали. И чтобы ни одного бугорка!

— Иду, — покорно ответил Антошка. Он вышел из палатки и жадно втянул воздух ноздрями. На улице по–прежнему пованивало помойкой и сыростью, а из палатки донёсся пьянящий аромат мясного рагу.

— Прикрой дверь, морозу напустишь, — послышался голос Глисты.

Лопата жалобно скрежетала о заледенелый наст, без малейшего, впрочем, эффекта. Пришлось сначала тяжелым ломом сколоть все бугры и наросты и лишь затем отковырять все мелкие ледышки и перекидать за высокий сугроб. На всё про всё ушло минут сорок. Сыромятниковы как раз успели закончить свой обильный завтрак и начать выпекать новые чебуреки. Аромат разносился далеко вокруг.

Антошка снова сглотнул слюну. Однако ничем поживиться, похоже, пока не предвиделось. Разве что, наконец, Сыромятниковы отдадут ему сегодня, как обещали, заработанные за два месяца деньги. Тогда можно пойти в пирожковую, заправиться бульончиков и взять три, нет пять пирожков с картошкой.

Спрятав лопату и лом в подсобку, Антошка бочком втиснулся в помещение:

— Тёть Тамара! Вы ж деньги мне сегодня отдать обещали… За два месяца, — Глиста как раз замешивала тесто для новой порции чебуреков и сделала вид, что не расслышала Антошкиных слов.

— Тёть Тамара!

— Ох, достал ты меня до самой утробы! — огрызнулась Глиста, зыркнув на Антошку недобрым взглядом. — Юра, разберись с ним. Прикинь, сколько мы там ему задолжали, — и она противно хихикнула.

Сыромятников вытащил из глубокого брючного кармана сложенную вдвое толстую пачку купюр: Антошка успел заметить, что снаружи были крупные, а внутри — мелкие.

Не глядя на него, Сыромятников, помуслякав палец, отсчитал несколько мелких бумажек и протянул Антошке:

— Хоть носки себе новые купи, а то воняешь как… — так и не подобрав определения, Сыромятников нажал кнопку электрической мясорубки: та утробно заверещала и зачавкала, поглощая нарезанные крупно куски мяса и цельные луковицы.

Антошка дважды пересчитал деньги, хотя, конечно же, их количество от этого незамысловатого действия совсем не увеличилось. Как ни считай, а выходило, что ему заплатили за один неполный месяц, а не за два, как ожидалось. Это был настоящий грабёж!

— Чё это? Чё это? — Антошка готов был зареветь от обиды. — Вы же мне за два месяца зарплату должны.

— Какую зарплату? Ты бы прикинул, сколько ты сожрал за эти два месяца! Вот и выйдет вся твоя зарплата!

— Так вы же мне сами давали? — опешил Антошка.

— Давали, да не дарили. Всё, разговор закончен. Не нравится, вали отсюда, — отрезал Сыромятников.

— Других найдём. Вон Сашок просился, — добавила Глиста.

— Да я! Я сожгу вашу грёбаную чебуречную! — отчаянно выкрикнул Антошка, выскакивая на улицу.

— Ур–рою! — процедил ему вслед Сыромятников.

— Вернётся, никуда не денется, — вякнула Глиста. — Захочет жрать — приползёт! Ишь, Фантомас! Разбушевался!

Антошка шёл по рынку и подвывал, как побитый щенок. Слезы застывали на морозе, неприятно стягивая кожу. Хуже всего было то, что он понимал — никуда ему не деться, всё равно придётся горбатиться за чебуреки на Сыромятниковых. Или на какого–нибудь другого дядю. Не было во всём мире ни единого человека, который мог бы ему помочь. Не к ментам же идти за управой!

— Антон! Ты чего это сопли по щекам размазываешь? — Антошка уже и забыл, когда его называли полным именем. И даже не сразу понял, что обращаются именно к нему.

Он поднял глаза и узнал этого парня, из «Царь–шапки», Гошу. Сначала Антошка махнул рукой: типа отстань, но потом понял, что вот — перед ним человек, которому хотя бы можно пожаловаться на этих гадов Сыромятниковых.

— У тебя закурить не найдётся? — для начала поинтересовался он, шмыгая носом.

— Да нет, я в общем–то не курю почти. Вон, давай в палатке купим. Ты что куришь?

— Всё курю. Но если угощаешь, то лучше «Явы» золотой…

Гоша купил пачку и протянул Антошке:

— На, трави молодой организм. Если не жалко.

— Да меня нечем уже не отравишь, у меня желудок лужёный, — с дурацкой гордостью отпарировал Антошка не шибко в тему.

— Ну, так что стряслось с Красной Шапкой? Какой волчара обидел?

Слово за слово Антошка рассказал всю историю: как договаривался с Сыромятниковыми, как вкалывал на них целыми днями, подкармливаясь почти объедками. Он не удержался и снова горестно всхлипнул, вспомнив о том, как эти самые объедки у него же из зарплаты и вычли.

— Ладно, пойдём разберёмся, — Гоша ободряюще похлопал пацана по плечу.

Антошке было и страшновато, и почему–то весело представлять себе, как этот парень разберётся с Сыромятниковым и его Глистой. Хотя в глубине души он и не очень верил, что изо всего этого что–нибудь путное выйдет. На всякий случай он шёл на полшага позади Гоши.

— Эй вы, чебуречные души! — беспрекословной рукой забарабанил Гоша в запертую изнутри дверь.

— Чего там надо? — раздался рык Сыромятникова, и дверь немного приоткрылась.

Захлопнуться вновь ей не было суждено — Гоша успел сунуть в образовавшуюся щель носок своего подкованного «Доктора Мартенса»:

— Открывайте, жулики–тунеядцы! Справедливость будем вершить по революционным капиталистическим законам! Открывай, твою мать! — рявкнул он не своим голосом.

Дверь распахнулась.

Разглядев за Гошиным плечом физиономию Антошки, Сыромятников растерянно обернулся к жене, которая тут же заверещала:

— Гони их в шею, Юра! А то сейчас милицию вызову! Работать только мешают! У меня вон люди в очереди стоят. Люди, посмотрите, что средь белого дня творят!

Это она нагло врала: перед прилавком не наблюдалось ни единого человека, но должна же она была как–то апеллировать к общественному мнению? Да и с чего это она так взбаламутилась? Не иначе как просекла грядущие неотвратимо неприятности. Как та драная кошка, что чужое мясо сожрала.

— Слушайте сюда, дауны чебуречные! — в голосе Гоши и вовсе теперь зазвучали тяжелые стальные нотки. — Будем производить экспроприацию экспроприаторов!