Москва в жизни и творчестве М. Ю. Лермонтова - Татьяна Иванова

Яркой противоположностью звучит призыв Лермонтова: из монастыря! Лермонтов от лица русской талантливой молодежи с «пылким» сердцем, поставленной в годы реакции, после разгрома декабристов, в условия вынужденного бездействия, требует свободы личности.

Середниковские впечатления имели большое значение для творчества юноши-поэта. Летняя жизнь Лермонтова в усадьбе Столыпиных связана с московской, но в то же время она имела свои специфические особенности. Середниково – уголок Москвы, но уголок своеобразный. Небольшие середниковские периоды жизни поэта близки к его жизни на Поварской и Молчановке, связаны с занятиями в пансионе, с лекциями в университете, с впечатлениями от спектаклей в театре. Все созданное Лермонтовым в Середникове переплетается с московской тематикой, – написанное в Москве зачастую вдохновлено и навеяно Середниковым.

В Середникове, как и в Москве, Лермонтов должен был слышать не мало рассказов о войне 1812 года. Они бытовали в усадьбе и окрестных деревнях. Многие из семьи Столыпиных были участниками этой войны. Брат владельца Середникова Афанасий Алексеевич, любимый дед Лермонтова, – герой Бородина[225].

Среди крестьян и дворовых память об Отечественной войне была еще достаточно свежа. Тридцать семь человек местных крестьян служили в ополчении 1812 года[226].

Имена этих маленьких незаметных героев не дошли до нас. Мы знаем только, что священник середниковской церкви Михаил Петрович Зерцалов имел бронзовую медаль «1812 год»[227].

Очень может быть, что летом в Середникове было написано «Поле Бородина» – первая попытка юноши-поэта дать картину героической битвы русского народа. Лермонтов создал стихотворение в духе старинной оды, где лишь местами можно уловить отклики слышанных им рассказов. Несколько лет спустя эти реалистические мотивы, обогащенные новым содержанием, лягут в основу «Бородина», написанного рукой уже зрелого мастера.

С Середниковым связаны имена героинь многих лирических стихотворений Лермонтова.

А. Г. Столыпина

В саду была яблоня, которую Лермонтов в стихотворении «К гению» называет «моей». Она связана с детской любовью поэта к его двоюродной сестре Аннет Столыпиной[228]. Вернувшись в Москву и полный воспоминаниями об Аннет, он нарисовал ее вензель на одной из первых страниц своей ученической тетради.

Тема любви к Аннет переплетается в стихах Лермонтова с темой поэта и вдохновения.

Стихотворение, связанное с Аннет, названо Лермонтовым «К гению». Он говорит о вдохновении, о звонких струнах лиры и тут же вспоминает о своей детской любви. На балконе маленького деревянного домика в захолустной деревеньке отца Лермонтова дети сидели вечером, при луне, может быть, в последний раз перед разлукой. Осенью Лермонтов должен был ехать с бабушкой в Москву.

Но ты забыла, друг! когда порой ночнойМы на балконе там сидели. Как немой,Смотрел я на тебя с обычною печалью.Но помнишь ты тот миг, как я под длинной шальюСокрывши голову, на грудь твою склонял –И был ответом вздох, твою я руку жал –И был ответом взгляд и страстный и стыдливый!И месяц был один свидетель молчаливыйПоследних и невинных радостен моих!..[229]

Прошло два года, и они снова встретились в Середникове. За это время Лермонтов много передумал и перечувствовал. Аннет выросла. Она ему показалась новой, чужой.

Не привлекай меня красой!Мой дух погас и состарелся, –

писал пятнадцатилетний Лермонтов под впечатлением новой встречи с Аннет. Он не знал тогда, откуда пришли эти строки, что вызвало их. Только много времени спустя он понял, что стихотворение было откликом на встречу с Аннет, и в тетрадке, куда оно было переписано, сделал пометку: «(А. С.). (Хотя я тогда этого и не думал)»[230].

Чувство к Аннет не прошло, но он не в силах любить ее так, как прежде, потому что сам стал другим. В Середникове оно вспыхнуло с новой силой. Лермонтов и Аннет встречались в саду под цветущей яблоней. Когда юноша приехал на следующий год, то нашел дерево засохшим. Летом 1830 года он писал:

Дереву

Давно ли с зеленью радушнойПередо мной стояло ты,И я коре твоей послушнойВверял любимые мечты;Лишь год назад, два талисманаСветилися в тени твоей,И ниже замысла обмаваНе скрылося в душе детей!..Детей! – о! да, я был ребенок! –Промчался легкой страсти сон;Дремоты флёр был слишком тонок –В единый миг прорвался он.И деревцо с моей любовьюПогибло, чтобы вновь не цвесть;Я жизнь его купил бы кровью, –Но как переменить, что есть?

Вслед за стихотворением, помеченным 1830 годом, следует заметка: «Мое завещание (про дерево, где я сидел с А. С.). Схороните меня под этим сухим деревом, чтобы два образа смерти предстояли глазам вашим; я любил под [этим деревом] ним и слышал волшебное слово: люблю, которое потрясло судорожным движением каждую жилу моего сердца. В то время [ветви] это дерево, еще цветущее, при свежем ветре, покачало головою и шопотом молвило: безумец, что ты делаешь? – [Оно засохло]. Время постигло мрачного свидетеля радостей человеческих прежде меня. Я не плакал, ибо слезы есть принадлежность тех, у которых есть надежды; – но тогда же взял бумагу, и сделал следующее завещание: „похороните мои кости под этой сухой яблоней; положите камень; – и – пускай на нем ничего не будет написано, если одного имени моего не довольно будет доставить ему бессмертие!..“»[231]

Лермонтов встречался с Аннет в Петербурге, и они вместе тепло вспоминали Москву. Она рассказывала ему, как бережно хранят нарисованный им на стене портрет Лермы на Молчановке, у Лопухиных.

Е. А. Сушкова

«Я не люблю – зачем скрывать!»

Лермонтов «К С.»

«Эта женщина – летучая мышь, крылья которой зацепляются за все встречное», – писал Лермонтов о Сушковой[232]. Его слова оказались пророческими: «крылья» «летучей мыши» зацепились за самое дорогое для поэта – за его добрую славу в потомстве – и бросили на нее свою тень.

Е. А. Сушкова-Хвостова – злой гений Лермонтова. Ложный, фальсифицированный образ поэта, созданный сю, вошел в сознание не только читателей, но и биографов Лермонтова.

Отношения Лермонтова с Сушковой имели два этапа. Первый – встречи в Москве и Середникове весной, летом я осенью 1830 года.

Сушкова – приятельница друга Лермонтова – Александры Михайловны Верещагиной. Она часто бывала в Москве у Верещагиных и летом в Середникове у Столыпиных.

Сушкова была на два года старше Лермонтова. Она не первый год выезжала и относилась к Лермонтову с превосходством светской барышни. Ей нравилось иметь среди своих поклонников остроумного, живого и талантливого мальчика-поэта.

Второй этап относится к декабрю 1834 года, когда Лермонтов встретился с ней в петербургском свете. Теперь их роли меняются. Гвардейский офицер, только что выпущенный из школы, единственный наследник богатой бабушки, представлял завидную партию для отцветающей красавицы. «Она была в тех летах, когда еще волочиться за нею было не совестно, а влюбиться в нее стало трудно»[233],-пишет Лермонтов. Сушкова пытается увлечь поэта и женить его на себе. Лермонтов, заметив это и чувствуя к ней сильную неприязнь, решает скомпрометировать ее в глазах света и тем заставить говорить о себе. Весь роман развертывается в течение месяца, и, чтобы положить ему конец, Лермонтов пишет Сушковой анонимное письмо. Он разоблачает самого себя от лица неведомого доброжелателя.

«Записки» Сушковой в той части, где она описывает свои отношения с Лермонтовым, – месть за оскорбление, которого она не может простить. В своих воспоминаниях Сушкова изображает себя предметом постоянной и неизменной любви Лермонтова, его музой-вдохновительницей, так, что на нее падают лучи славы великого русского поэта. В то же время она создает фальсифицированный портрет Лермонтова-человека, рисуя его таким, – и она это хорошо знает, – каким было бы наиболее неприятно для него остаться в памяти потомков. К сожалению, ей удается и то и другое. Ее имя входит в биографию Лермонтова, заняв там не надлежащее ему, преувеличенно большое место. Искаженный «сушковский» образ поэта прочно врезается в сознание позднейших поколений.

Биография Лермонтова создавалась очень медленнб. Опубликованный через 16 лет после смерти поэта отрывок из «Записок» Сушковой[234] «Воспоминания о Лермонтове» был первым, что появилось о нем в печати[235].