Зумана - Е. Кочешкова

Шут улыбался, слушая Элею, однако, все, что говорила королева, было неважно… На самом деле он просто радовался ее смеху, любовался этим милым лицом, которое так хорошело от улыбки и румянца. И чем дольше Шут смотрел на свою чудесную гостью, тем очевидней становилась ему оглушительная, невозможная истина. Ясная, как день за окном…

Та истина, которую давно можно было бы понять, позволь он себе это понимание.

"Боги!.. — все внутри у него замерло, и мир поплыл цветными пятнами. — Да я схожу с ума… Нет! Нет!!!"

Но он мог хоть закричаться, а факт оставался фактом — из неприступной ледяной жены Руальда Элея превратилась для него в женщину, улыбка которой наполняла жизнь смыслом…

Это открытие потрясло Шута настолько, что он совершенно перестал слышать, о чем говорит Элея.

— Патрик? Эй! Ты в порядке?

О да… Он в порядке. Насколько это возможно для человека, который осознал, что желает лишь одного… быть рядом с той, чья судьба столь же далека от его собственной, как небо от земли… Что жаждет бесконечно видеть не кого-нибудь, а саму наследницу Белого трона.

Сердце его ударяло в грудь, точно взбесилось, Шут не знал что сказать. Он мог только смотреть на нее, отчаянно до слез вглядываясь в каждую черточку лица, которое вдруг стало совсем иным, чем прежде. Таким родным. Таким… единственным…

"Господи, я ли это?.."

— Пат?

"Элея… королева моя… Как же так вышло? В какой момент? Я слепой дурак… Руальд оказался прав, тысячу раз прав… тогда, в подземелье Брингалина. Ты всегда была в моем сердце. И это т ы держишь меня на краю обрыва. Ты, а не чувство долга, не ребенок, не желание стать магом… Все пустое… Все лишено смысла. Все, кроме тебя, моя светлая… Кроме тебя…"

— Патрик, тебе плохо? — Элея протянула руку и осторожно коснулась его плеча. Так осторожно, словно Шут был соткан из стеклянных нитей. И эти медовые глаза… почудилось ему, или они действительно наполнились неподдельной тревогой?.. Он замер, боясь прервать хрупкое мгновение, наполненное такой неожиданной и такой бесценной нежностью. И все смотрел, смотрел в янтарную глубину, не умея оторвать взгляда, вымолвить слово… погружаясь все глубже… — Патрик…

Шут и сам не заметил, как встал и, дрожа, взял ее руку в свои ладони.

"Моя королева…" — в горле стоял горячий комок, и хотелось упасть перед ней на колени, чтобы вновь, как тогда год назад, ласковые пальцы прикоснулись к его голове…

Глаза в глаза.

Ему показалось, он видит в них целый мир. Мир, полный света и любви. Такой дивный, такой близкий…

И эта горячая ладонь в его руке… Шут не видел, но чувствовал, как солнечный поток энергии струится из пальцев Элеи в его тело, возвращая ему жизнь.

"Моя королева… Боги, как же ты прекрасна!.. Почему я понял это только сейчас?"

На подоконник с шелестом слетела птица, ударив крыльями о стекло. Шут вздрогнул и отвел глаза.

И сразу это наваждение — не иначе!.. — ослабло.

Впрочем, он уже понял, что пропал. Врать себе больше не было никакого смысла.

Шут глубоко вдохнул. Прикрыл веки на мгновение.

— Пат? — милая… она ничего не понимала. Пугалась. Ждала от него ответа.

— Все в порядке, Ваше Величество, — Шут сглотнул и, не решаясь больше смотреть Элее в лицо, уставился на подол ее платья. — Простите… Я… просто расчувствовался что-то, — он таки взметнул глаза на королеву и жалобно улыбнулся, будто извиняясь за свою слабость. — Простите, — и поднес ее ладонь к губам, бережно коснувшись ими тонких белых пальцев.

Элея покачала головой, она тоже не смотрела на него и, казалось, была растеряна. Ее взгляд блуждал в каких-то неведомых далях.

Когда королева ушла, Шут еще долго лежал, уткнувшись лицом в мягкий рукав, и вдыхал едва уловимый запах ее духов и чего-то еще, нежного и дарящего покой.

"Как же так? — думал он, слушая громкий стук своего сердца, которое все никак не желало успокоиться. — Столько лет я был рядом с ней. Столько лет терпел ее насмешки, думал, что она мила, красива, но… не более того. А на самом деле…" — он перебирал в уме все их встречи, разговоры, взгляды. И давние, и те, которые имели место после побега из Золотой. И чем больше Шут думал, тем больше убеждался, что все годы испытывал настоящее счастье, лишь когда она была рядом. Неосознанное, недозволенное счастье. Скрытое от него самого так глубоко, что со стороны и то было заметней…

Он никогда не признался бы себе в этом прежде.

Никогда. Нет! Нет…

Но предательство Руальда все перевернуло.

Король вычеркнул их из своей жизни — сначала Элею, а потом и Шута. Изменил судьбы некогда самых близких своих людей до неузнаваемости. Их характеры и взгляды на мир стали иными…

И в этом новом мире не было и половины прежних границ.

Шут перекатился на спину. Разметав руки в стороны, просто лежал и смотрел в потолок, глупо улыбаясь. Он не искал больше ответов на свои вопросы, потому что знал теперь, чего хочет.

И что должен.

"Я найду твоего сына, мой король. Найду и верну тебе. А потом вернусь сам. На Острова. И до конца жизни буду самым верным слугой этой женщины. Мне ведь не дозволено большее. В отличие от тебя. Ну и пусть. Зато я буду рядом с ней. Всегда…"

5

— О, Пат! Сколько же можно спать? — голос Ваэльи выдернул Шута из его странных видений. Сладко потянувшись, вновь ощутив нежное прикосновение новой рубашки, он улыбнулся и промолвил:

— А я и не заметил, как задремал, — пожалуй это было одно из тех немногих пробуждений, когда он не испытал смертельной тоски от возвращения в реальность. Шут сел, потирая глаза ладонью.

Ваэлья оглядела его придирчивым взглядом и довольно хмыкнула:

— Кажется, кому-то давно стоило навестить нашего бедного больного сиротку, потерявшего смысл жизни.

Шут смутился. Он открыл рот, чтобы возразить, но в последний момент понял, что ничего кроме глупостей сказать не сумеет и лишь пожал плечами, продолжая робко улыбаться.

— Вставай, дружок. Обед стынет, — Ваэлья похлопала его по ноге, укрытой одеялом и выплыла из комнаты такая довольная, точно повстречала по меньшей мере какого-нибудь небесного посланника.

Дважды звать не пришлось. Таким голодным Шут не был уже очень давно… с прошлой жизни.

В гостиной, залитой солнечным светом, вовсю суетилась Ваэльина кухарка. Эта женщина, прозываемая Микой, была ничем не примечательна не только на первый, но даже на двадцать первый взгляд — тихая, молчаливая, невысокого роста, непонятного возраста. Она носила неприметные платья, волосы убирала под скромный чепец и на глаза появлялась только, когда приходило время подавать еду. Но боги, что это была за еда! Всякий раз, смакуя очередной кусок Микиной стряпни, Шут неизменно осознавал, как мало значит внешняя оболочка… как много сокрыто внутри. Ваэлья умела разглядеть в людях жемчужины их талантов или просто характеров. Как умел это и капитан Дени, и мадам Сирень, шившая свои наряды не для тела, но для души.