Ни океанов, ни морей (сборник) - Евгений Игоревич Алёхин

и вглядывался, пытаясь разглядеть моих друзей, и никого не видел. Я обошел все кладбище, но не нашел место Леджика. В результате посидел немного на одной могилке, посмотрел на фотографию покойника, отдохнул и пошел домой.

Пока я наливал себе суп, мачеха звонила отцу. На кухне я поставил тарелку на стол и услышал, как она говорит в гостиной:

— Пришел.

Я отправил в рот пару весел, и мачеха уже протягивала мне радиотрубку. Я взял телефон свободной рукой.

— Да? — спросил я и стал слушать многозначительную тишину.

Наконец отец спросил:

— Как ты?

— Нормально.

Отец еще секунду молчал.

— Думаешь, тебе уже можно пить?

Я об этом не думал.

— А я и не пью, — сказал я.

— Есть уверенность? — спросил он.

У меня такой уверенности не было, поэтому я просто молчал. Отец сказал:

— Часто для людей похороны — лишний повод, чтобы нажраться.

Я повертел ложкой в тарелке и, поскольку отец молчал, сказал:

— Это не обо мне.

— Сегодня будешь дома? - спросил он.

— Не позже часа приду, — ответил я.

Он сказал:

— Ну ладно.

— Ну ладно, — сказал я.

И отключил трубку.

После супа я ненадолго прилег и уже очень скоро проснулся, потому что постучали в окно моей комнаты.

— Спит, что ли?

— Дрочит, наверное.

Я поднялся. Голоса принадлежали Мише и Тимофею. Миша стоял с той стороны окна и вглядывался в мою комнату. На улице было светло, а в комнате полумрак, поэтому я их видел, а они меня нет. Через открытую форточку все было слышно, и я сказал:

— Сейчас я выйду.

Миша по голосу определил, разглядел меня и сказал, в упор прислонившись к стеклу:

— Выходи, бездельник.

Я так понял, что они уже выпили. Оделся и вышел.

— Извини, я проспал совсем немного, — сказал я, пока мы шли к их дому. Мне хотелось сказать им, что я был у Матвеевой, и что она оказалась хорошим человеком, но почувствовал, что нужно сохранить это между нами. Между мной и Настей. И я просто добавил:

— Пришел к тебе чуть позже. Вы уже уехали.

— Да нас Юра забрал в семь утра, — сказал Миша.

Вот же обидно, что я не был с ними. Но тут не только моя вина. Их забрали в семь.

— Нечестно получилось, — сказал я. — Искал вас на кладбище, но не нашел.

— Да какая уже разница, — сказал Тимофей.

Я толкнул плечом Мишу, кивнув на Тимофея. Миша пожал плечами. Нужно было сказать какие-то слова, но это должен был сделать я. А я не знал этих слов. И я просто разок неловко приобнял Тимофея, и скоро мы пришли.

В квартире Леджика было много народу. Естественно, родственники, знакомые, зеваки, кое-кто из технаря Леджика, кое-кто из моего и Мишиного класса.

Мы протиснулись в комнату, где стоял гроб, и я впервые увидел Леджика после его смерти. До этого в гробу так видел только свою мать, но это было не то. Прошло уже восемь лет, к тому же Леджик был моим сверстником. И сознательно это был первый настоящий покойник. Поэтому я стоял и пытался что-то почувствовать. Люди входили и выходили. Матери и дочери. Соседи. Валентина Ивановна Иванова — учительница по черчению и рисованию в нашей школе — качала головой. Тимофей немного постоял возле гроба и вышел. И скоро я обрадовался, что Тимофей вышел.

Потому что зашел Дима Коробкин, встал возле гроба, взял Леджика за руку и сказал:

— Эх, Леха, прощай!

Он это сказал не тихонько, а так, чтобы все слышали. Мне захотелось исчезнуть с лица земли. Я немного знал Диму, все мы его немного знали, но он не был никому из нас другом. Он был на несколько лет старше, кто он и чем занимается, я не знал. То ли простой гопник, то ли непростой. Мы пару раз пили вместе, он остроумно шутил и показался мне неглупым.

И тут он выдает такое:

— Да, Леха, что же ты сделал. Посмотри, тут твои друзья и родители. Мы пришли проститься с тобой…

Чтобы не провалиться сквозь землю, я заткнул уши. Миша стоял рядом и курил, глядя перед собой.

Откуда этот Дима взялся, он сошел с ума — и кровь била мне в виски.

Сначала гроб несли четыре мужика, потом несли мы с Мишей и два мужика. Потом вместо мужиков взялись Тимофей и Дима Коробкин, а мы с Мишей отказались от сменщиков. И тут Дима еще раз выдал:

— Раз, два, три, — сказал он.

Я просто не мог ничего сказать. Я ждал, когда скажет Миша.

— Раз, два, три… Осторожнее, ребят, несем, несем. Вот так, аккуратно.

— Дима, замолчи, — сказал Миша.

— Заткнись, — сказал Тимофей.

— Заткнись, — сказал и я.

Несли гроб по улице, потом погрузили в кузов и поехали на кладбище. Мне стало не по себе, немного закружилась голова, я стоял у оградки, пока гроб на веревках спускали в могилу. Миша подошел и сказал мне:

— Знаешь, кого я сегодня буду убивать?

— Диму Коробкина? — с надеждой спросил я.

— Нет, — Миша ткнул пальцем, указав на какого-то мужика в грязном шарфе. — Этот пидор не дал мне проститься с другом. Я просто хотел постоять там, а он меня оттолкнул. Я убью его.

Но я уже не мог слушать. В глазах у меня вдруг потемнело, я уселся прямо на землю и прислонился к оградке.

— Жука? Жу-ук?

Сильно устал. Я слышал, как Миша протискивается сквозь людей и зовет Тимофея:

— Тима, иди сюда!

Я ведь всего несколько дней назад вышел из больницы. Две недели валялся с ушибами и сотрясением.

Леджик дал мне вести его «Урал» с люлькой, а сам сел сзади. Мы катали вдоль берега, люлька перевешивала и тянула в сторону, а я совсем не умел водить и погнал мотоцикл прямо в обрыв. Леджик тянул меня сзади и орал, чтобы я крутил руль и тормозил. Но я чего-то запаниковал и не мог расцепить рук, вместо этого наоборот дал газу. Леджик тянул меня сзади, но у него ничего не выходило. Он спрыгнул, а я полетел в обрыв с высоты третьего этажа. Game Over — мелькнуло у меня перед глазами, я отпустил руль и отправился в свободный полет. Я упал,