Водоворот чужих желаний - Елена Михалкова

– Мама не бывает в Ростове, – устало сказала Катя, потирая ноющие виски. – Что ей там делать? Приезжать маме, конечно, нельзя, только я не знаю, как ее в этом убедить.

Свекровь взволнованно ходила по комнате, шелестя подолом цветастого халата.

– Собственную мать убедить не можешь? – фыркнула Седа. – Всех нас подставишь!

– Да не всех нас, а меня! – выкрикнул Артур. – Меня, черт возьми!

– Не орать! – Диана Арутюровна бросила на сына такой взгляд, что тот отшатнулся. – Тихо! Что-нибудь придумаем. Вот что: Катерина позвонит матери и скажет, что сама приедет на Новый год. Вот и все.

– А если ее мать весной захочет приехать? – заныла Седа. – Что тогда?

– А если летом? – поддержал ее Артур.

Катя медленно обвела их недоумевающим взглядом.

– Какой весной? Каким летом? – оторопело спросила она. – Я думала, мы летом уже вернемся в Ростов! Вы же говорили…

И замолчала. Артур, Седа и Диана Арутюновна смотрели на нее так, что она отчетливо поняла: ни в какой Ростов летом они не вернутся.

– Вы же говорили, что ваш дядя Тигран поможет разобраться с теми бандитами! Что же он не помогает?

– Не твое дело! – отрезал Артур. – Не помогает – значит, не может. Летом мы будем здесь жить, о возвращении и думать забудь.

Мать бросила на него предостерегающий взгляд, перехваченный Катей.

– А я что буду делать? – растерянно спросила она. – А как же моя мама? Я ей по телефону с трудом вру, а при встрече и подавно не смогу…

– Захочешь, чтобы Артур был жив и здоров, – сможешь, – жестко сказала свекровь.

– А то хорошо устроилась! – Красивое лицо Седы исказилось. – «Ой, я мамочке соврать не смогу!» Деньги на операцию могла брать, а соврать, чтобы мужа спасти, нет?

– Седа!

Катя ушла в свою комнату, не говоря ни слова, ощущая себя не просто выжатой – выцеженной по капле. Ей казалось, что вздумай она лечь на пол – сквозняк подхватит ее и унесет в открытую форточку. А в квартире останутся крепкие, живые, сочные Седа, Артур и Диана Арутюновна.

«Ты не можешь на них сердиться, – сказала себе Катя себе. – Они ни при чем. Они просто пытаются защитить Артура, и ты должна делать то же самое».

Она легла на диван, поджав ноги. Усталость и отчаяние навалились на нее, словно накрыв с головой тяжелым, пыльным покрывалом, под которым не хватало воздуха. Из-за закрытой двери доносились сердитые голоса. Катя тихонько заплакала и так, плача, и уснула.

Поднимаясь на другое утро по лестнице на восьмой этаж, она услышала женские голоса на лестничной клетке и замедлила шаги. Что-то насторожило ее. Разговаривали возле квартиры Вотчина. Катя бесшумно прошла еще один пролет и застыла на месте.

– Господи, кошмар-то какой, а?! Ну что же такое творится, господи?! Боже, накажи ты этих мерзавцев, чтоб всем жить стало легче!

– Анна Петровна, а когда милиция приедет?

– Я двадцать минут назад позвонила, обещали скоро быть. Да разве вы наших ментов не знаете? Может, они и вовсе не приедут! И лифт кто-то сломал… Поленятся пешком идти – и не будет никакой милиции!

– Да что вы, Анна Петровна! Чтобы на убийство милиция не приехала – такого не бывает!

– Еще как бывает, голубушка, поверьте мне! Я уж столько на своем веку повидала… А все равно – как увидела Олега Борисовича, так сердце и застыло. Дверь-то к нему в квартиру открыта была, вот я и прошла. А он лежит. И кровь с головы натекла!

– Ой, батюшки!

– Вот вам и «ой». Убили нашего Олега Борисовича, не пожалели! И собачку его не пожалели!

– Неужто и ее убили?

– Да нет, собачка-то цела! Но раз хозяина убили – значит, и ее не пожалели! Пропадет теперь собачка!

– Верно, верно, Анна Петровна. Ой, что творится, что творится…

Катя бесшумно спустилась вниз по лестнице и вжалась в стену возле своей квартиры, заслышав шаги внизу. «Олега Борисовича убили, – стучало у нее в голове. – Олега Борисовича убили…»

Первым ее побуждением было броситься прочь от этого места как можно дальше. «Оперативники начнут опрашивать всех жильцов, и, если я скажу, что гуляла с его собакой, у меня попросят документы. Прописки нет, начнутся вопросы. Так могут и на Артура выйти. Этого нельзя допустить, нужно уходить немедленно, пока милиция не приехала. Сделать вид, что я ничего не знаю».

Катя быстро сбежала вниз по лестнице и увидела, что возле подъезда разворачивается на асфальтовом пятачке машина. «Быстро, быстро, – подгоняло что-то изнутри. – Тебя никто не видел, никто не знает. Ты ни при чем». Она прошла мимо машины, чувствуя, как скользнул по ней взглядом один из вышедших оперативников, и стараясь не переходить на бег, направилась к остановке.

Снег под ногами превратился в грязную жижу, вымешенную ногами десятков людей. Катя прошла по жиже до остановки и остановилась перед большой лужей, которую по краям обходили прохожие, пытаясь не сорваться со скользкого бордюра в черную муть. Снежинки падали на эту муть, и через секунду их уже не было – белое превращалось в черное, исчезало на глазах. Кто-то все-таки оступился и, подняв брызги, выругался, а по поверхности лужи пошли волны.

Катя представила Антуанетту, брезгливо поднимавшую лапки над каждой лужицей. Сейчас она там, в квартире, возле тела мертвого хозяина. Или спряталась под диваном, когда в ее дом вошли чужие люди – много чужих. Может быть, ее возьмут соседки. А может, и не возьмут, и тогда Антуанетту отправят в приют. Если ей повезет и кто-то захочет приобрести взрослого терьера, то у нее появятся новые хозяева. Но это потом. А пока она в квартире, где убили Олега Борисовича.

– Это всего лишь собачка, – прошептала Катя, пытаясь убедить себя обойти лужу. – Чужая. Я даже не люблю маленьких собачек!

Прохожие огибали Катю, застывали на секунду перед лужей и сворачивали в стороны.

«Наши проблемы – как грязная холодная лужа», – вспомнила Катя слова своей новой знакомой.

– Не как лужа. Как водоворот, – вслух сказала она.

Затем развернулась и пошла обратно к дому, на ходу вытаскивая телефон, чтобы позвонить на работу и предупредить, что задержится.

В квартире Вотчина работала оперативная группа. Когда Катя тихонько постучала в дверь, отчего-то опасаясь звонить, и изнутри что-то неразборчиво крикнули, она толкнула ее и вошла в прихожую. Тотчас навстречу ей выскочил низкорослый хмурый мужик в мятом костюме, заросший щетиной, и грубовато рявкнул:

– Куда? Нельзя на место преступления! Родственница?

Катя начала говорить, что нет, не родственница… И тут из-за двери, поскальзываясь на линолеуме, выскочила Антуанетта и с отчаянным визгом ринулась к девушке. Она подпрыгнула, как мячик, и Катя подхватила крошечное дрожащее тельце, прижала ее к себе. Тонька спрятала взъерошенную голову у нее под мышкой, и, плача и скуля, начала рассказывать на своем собачьем языке, что случился ужас, и ей было очень страшно, хотя она тявкала, тявкала изо всех сил и боялась, что ее ударят, а потом бросят одну…

– Разве я тебя оставлю? – спросила Катя, глотая слезы. – Собачонка ты глупая, мелкая…

– Мелкая, а лаяла на нас так, что мы чуть не оглохли, – заметил вышедший в прихожую опер. – Барышня, вы у нас кто?

– Меня зовут Екатерина Викулова, – сказала Катя. – Я знала Олега Борисовича. Я могу вам чем-нибудь помочь?

Сорок минут спустя Катя, не веря, что ее отпускают без всякой дополнительной проверки, вышла из кухни, где с ней беседовал следователь. Антуанетта мелко семенила внизу, не отставая ни на шаг.

– Посмотрите картины, – попросил следователь. – Может быть, что-то пропало?

Катя вошла в комнату, в углу которой возле кресла небрежно накрытое простыней лежало тело. Она покосилась в сторону простыни, но следователь мягко взял Катю под локоть.

– Вы не бойтесь, не бойтесь. Посмотрите внимательно на стены. Вы сами говорили, что он не раз показывал вам свою коллекцию.

– Кажется, все на месте. – Катя растерянно обвела взглядом нагромождение полотен. – Даже иконы. Странно…

– Вот и нам тоже странно.

– Подождите…

Она прошла в соседнюю комнату, движимая неясным чувством, и уверенно отстранила оперативника, закрывавшего ей проход к полке с деревянными фигурками.

– Что? Что такое? – спрашивал опер.

Катя молча смотрела на полку. Что-то внизу коснулось ее ног, и она вздрогнула. Антуанетта!

– Здесь, – тихо произнесла Катя.

– Что – здесь?

– Здесь не хватает одной вещи.

– Какой?

– Деревянной русалки. Той, которая исполняет желания.

Лето 1984 года. Село Кудряшово

Пару месяцев спустя после смерти тракториста Мишка заглянул к Кольке Котику. Приятеля дома не было. В огороде хлопотала его молчаливая жена Наталья, похожая на полную унылую корову, и Мишка с ностальгией вспомнил, как хорошо, бывало, они сидели, уговаривая под водочку Натальины соленья.

– Что, Наташка, огурчики-то будешь в этом году солить? – с деланой веселостью спросил он.