Обещание поцелуя - Стефани Лоуренс

Маленькая комната была слабо освещена: единственными источниками света был огонь в камине и лампа, стоявшая на низком столике. Около камина расположились два кресла; с одного из них поднялся Себастьян и лениво направился к ней со своим обычным надменным выражением на лице.

— Добрый вечер, малышка.

Хелена захлопнула за собой дверь и услышала, как щелкнул замок.

— Как вы смеете? — Она вошла в пятно света и увидела, как улыбка исчезла с лица Себастьяна. — Как вы смеете присылать мне это? — Она протянула ему записку. Ее голос дрожал от ярости. — Вы развлекаетесь, преследуя меня, однако я заявила вам с самого начала, что никогда не буду вашей, милорд! — Ее глаза полыхали огнем, слова хлестали, как пощечины, от ее вежливости ничего не осталось. Она сделала шаг к нему. — Поскольку вы не желаете принять мое решение, мой упорный отказ от вас, мне придется объяснить вам, зачем я приехала в Лондон и почему никогда не буду вашей любовницей.

С каждым словом Хелена чувствовала себя увереннее, распаляя себя все сильнее.

— Меня послали в Лондон искать мужа — вы это знаете. Причина, по которой я согласилась, заключалась в том, что я мечтала вырваться из когтей моего опекуна, человека властного, богатого, непреклонной воли и бесконечных амбиций. Скажите мне, ваша светлость, не знакомо ли вам это описание? — Она изогнула бровь, губы ее скривились в презрительной гримасе, холодно-яростной. — Я приняла решение использовать эту возможность, чтобы сбежать от мужчин, таких, как мой опекун, таких, как вы, которых не заботит ничто — ничто! — и которые используют женские чувства, чтобы манипулировать ими себе во благо.

С его лица исчезло всякое оживление.

— Малышка…

— Не называйте меня так! — воскликнула она, сжимая кулаки. — Я не ваша! Не ваша, чтобы командовать, не ваша, чтобы пользоваться мною как пешкой на вашей шахматной доске! — Она снова взмахнула запиской. — Не думая обо мне, не щадя мои чувства, лишь для того, чтобы удовлетворить свою прихоть, вы хватаетесь за перо и, угрожая мне, заставляете плясать под вашу дудку! Чтобы потом посмеяться надо мной.

Себастьян попытался возразить, но она остановила его яростным взмахом руки.

— Нет! На этот раз вы дадите мне высказаться и выслушаете до конца. Мужчины, подобные вам, — элегантны, богаты, могущественны, и по этой причине вы подчиняете всех своей воле. А как вы достигаете этого? Путем манипулирования! Это ваша вторая натура. Вы научились манипулировать людьми, и для вас это так же естественно, как дышать. Вы ничего не можете поделать с собой. Посмотрите, как вы «управляете» своей сестрой, а я абсолютно уверена, что вы скажете, будто желаете ей только добра, как утверждает и мой опекун, хотя все его махинации преследуют одну цель — получить выгоду для себя.

Себастьян слушал ее молча. Ее злость разгоралась в почти видимое пламя. Она отпустила поводья и понеслась, закусив удила. Ее взгляд прожигал его насквозь.

— Мной управляли так полжизни, полжизни так манипулировали! Я больше не желаю этого терпеть. В вашем случае, как и в случае с моим опекуном, манипулировать другими — особенно женщинами — это часть вашей натуры. Это ваше естественное состояние, и вы не в силах его изменить. И последним человеком на земле, которого я буду рассматривать как кандидата в мужья, будет мужчина с таким характером. Она бросила в него запиской, непроизвольно он поймал ее. — И впредь не смейте посылать мне подобных вызовов! — Ее голос дрожал от злости и возмущения, она никак не могла успокоиться. — Я не желаю ни слышать, ни видеть вас снова, ваша светлость!

Резко развернувшись, Хелена направилась к двери. Себастьян наблюдал, как она открыла ее, вышла, и дверь за ней закрылась.

Он посмотрел на свою записку, развернул ее, разгладил. Перечитал. Затем смял и щелчком отправил в огонь. Пламя мгновенно поглотило ее.

Себастьян повернулся и зашагал к двери.

Глава 5

Ночью начался дождь и продолжался до самого рассвета, ровный неослабевающий ливень, заливший водой улицы и сделавший небо свинцово-серым.

Себастьян провел утро дома, занимаясь делами поместья, затем отправился в «Уайтс» на ленч и немного поболтать. Но беседа была такой же серой, как и погода, и во второй половине дня он вернулся на Гросвенор-сквер.

— Что-нибудь желаете, милорд? — спросил Уэбстер, его дворецкий, стряхивая с плаща воду и передавая его лакею.

— Нет. — Себастьян направился в библиотеку. — Если кто-нибудь зайдет, скажи, что я приказал меня не беспокоить.

— Да, ваша светлость.

Лакей открыл для него дверь. Себастьян перешагнул через порог и остановился. Дверь закрылась за ним. Он поморщился и направился к буфету.

Наконец, держа в руке графин с янтарной жидкостью и бокал, он опустился в кожаное кресло перед камином и протянул промокшие ботинки к огню. Он глотнул бренди, надеясь, что алкоголь и огонь согреют его и уймут дрожь, причиной которой была вовсе не погода.

Хелена — что ему теперь с ней делать?

Он был согласен со всем, в чем она обвиняла его; к сожалению, все, что она говорила, было правдой. Он не мог отрицать этого. Не стоит притворяться, будто умелая манипуляция людьми не лежала в основе власти его предков и такие люди, как он — бывшие воины-завоеватели, — использовали это средство теперь, на рубеже двадцатого столетия. Если предоставить людям возможность, большинство из них предпочло бы покорно подчиниться ему, нежели встретиться с ним лицом к лицу на поле брани.

Хелена, если уж говорить честно, во многом похожа на него.

И было ясно и совершенно очевидно для человека с такой редкой интуицией, как у него, что она слишком долго была предметом манипуляций у своего опекуна, манипуляций слишком назойливых и абсолютно неприемлемых для нее, обладающей неожиданно сильной волей.

И он прекрасно понимал, что вынужденное подчинение чужой воле, особенно если учесть знание средств, обеспечивающих такое подчинение, достаточно сильно отразилось на гордой и мятежной душе Хелены. И в конце концов её терпение лопнуло. Ее воля была реальным фактом, который нельзя было недооценивать, — к такому открытию он пришел накануне вечером.

Избалованный дамами, которые в большинстве своем сначала дулись на него, а затем позволяли ему утешать их, он был совершенно не подготовлен к яростному сопротивлению Хелены. Ее горячая отповедь, однако, заставила его призадуматься.

Вот это и привело его сюда — надежда найти утешение в бутылке и тишине, ожидая, когда решение придет само собой. Вот так обстояли дела…

Он не мог в одночасье стать другим человеком, и если ее упрямый ум настроен против любых, отношений с такими, как он, и если ей невыносима сама мысль стать его женой… что, скажите, он мог поделать?