Шляпа, полная неба - Терри Пратчетт

Еще одна порция гробового молчания в ответ.

— На самом деле это не слишком помогает, — сказала тетушка. — Но я ведь ведьма, а значит, ужасно любопытная, и мне нестрепимо хочется узнать побольше.

Это тоже не возымело никакого действия. Тетушка Вровень со вздохом поднялась на ноги.

— Я оставлю суп, но имей в виду: когда он остынет, Освальд захочет забрать миску.

Она вышла и спустилась вниз.

Пять минут в комнате все оставалось без движения, потом раздалось еле слышное дребезжание: суп двинулся в обратный путь.

Рука Тиффани змеей метнулась к столику и вцепилась в поднос. Даже когда твой обычный разум (он же Здравый Смысл) и Задний Ум парализованы горем, кто-то ведь должен вспомнить о том, что ты весь день ничего не ела.

Когда Освальд наконец умчал прочь опустевшую миску, Тиффани осталась лежать в темноте, глядя в пустоту.

Последние несколько дней ее внимание занимала новизна этих чужих краев, но теперь жестокий смех словно прорубил трещину в этой ненадежной защите, и новизна утекла туда, а на ее место хлынула тоска по дому.

Тиффани скучала по звукам, овцам и тишине холмов. Она скучала по виду из окна своей комнаты: темным, едва различимым очертаниям холмов на фоне звездного неба. Она скучала… по частичке себя.

Но они посмеялись над ней. «Какую шляпу?» — спросили они и засмеялись еще громче, когда она подняла руку, чтобы коснуться невидимых полей, а ее рука нащупала лишь пустоту…

Восемнадцать месяцев Тиффани прикасалась к ней каждый день, а теперь шляпа исчезла. И путанку сплести у нее не получается. И платье у нее зеленое, а все остальные ходят в черном. А Аннаграмма еще и щеголяет множеством украшений, черных и серебряных. И все, все девочки принесли с собой свои путанки, очень красивые. И ничего, что толку от них никакого!

«Может, я вовсе никакая не ведьма, — думала Тиффани. — Да, я одолела Королеву, потому что мне помогли маленькие синекожие человечки и память о матушке Болен, но, возможно, волшебство тут ни при чем».

Теперь она и представить не могла, как это сделала. Тиффани тогда почувствовала, что какая-то ее часть уходит вниз, просачивается сквозь подошвы башмаков, в землю холмов, в глубь веков — и возвращается гневным ревом, от которого содрогнулось небо:

…Как смеешь ты вторгаться в мой мир, мой край, мою жизнь…

Но разве умозрительная шляпа хоть раз чем-то помогла? Может, старая ведьма просто одурачила Тиффани, внушив, что шляпа существует. Может, она и правда не совсем в своем уме, как говорит Аннаграмма, и не понимает, что к чему. Может, Тиффани лучше вернуться домой и делать «Нежную Нелли» до конца своих дней…

Тиффани перекатилась, сползла с кровати и распахнула чемодан. Достала грубую шкатулку, открыла ее в темноте и сжала в руке счастливый камушек.

Она надеялась почувствовать что-то, какую-то искорку, вроде дружеского поглаживания. Но не почувствовала ничего. Только шершавость с одной стороны, гладкость на месте скола и острую грань между ними. И клок овечьей шерсти тоже не помог, лишь руки от него стали пахнуть овцами и пуще прежнего захотелось домой, а на душе стало еще тяжелее.

Всхлип был такой тихий, что услышать его можно было бы только вблизи. Он был легкий, но летел на крыльях душевной боли. Тиффани отчаянно, мучительно хотелось услышать свист ветра в траве холмов, почувствовать слои веков под ногами. Ей необходимо было вновь ощутить то, что она ощущала всю свою жизнь: что она стоит на земле, на которой Болены живут уже тысячи лет. Ей не хватало голубых бабочек, и овечьего блеяния, и мягкого стука копыт по траве, и огромных пустых небес.

Дома, если ей было грустно, Тиффани всегда могла подняться по склону туда, где остались четыре ржавых колеса и пузатая печка. Стоило посидеть там немного, и любая тоска уходила.

Но теперь она так далеко оттуда. Слишком далеко. Ее переполняет ужасное, невыносимое горе, а излить его некуда. И это неправильно.

А где же магия? Ну да, конечно, ей говорили, что надо терпеливо обучаться основам ремесла, но много ли ведьмовства в ее повседневных делах? Тиффани усердно училась, очень старалась, и что? Кем она стала? Хорошей девочкой, у которой всегда наготове парочка снадобий и притирок. Человеком, на которого можно положиться. Совсем как тетушка Вровень.

А Тиффани думала… А кстати, что она думала? Наверное, что ее ждет серьезная ведьмовская работа, всякие там полеты на метле, чары и заклинания, и она будет отважно, но не зазнаваясь, стоять на страже добра, защищать мир от сил тьмы, ну и помогать бедным, конечно, ведь у нее доброе сердце. Но когда она рисовала себе эту картинку, бедняки в ней не страдали особо неприятными недугами, а носы их детишек не были настолько сопливыми. И уж точно в этой картинке не было никаких ногтей господина Заткачика. А то ведь некоторые обрезки норовили бумерангом вернуться обратно!

Во время полетов на метле Тиффани тошнило. Каждый раз. И путанки у нее не получались. Если так дальше пойдет, она всю жизнь будет ухаживать за людьми, которые, честно говоря, могли бы и сами о себе позаботиться. Ни тебе магии, ни тебе полетов, ни тебе тайн… знай только стриги ногти и вытирай сопли.

Тиффани была частью холмов. Каждый день она говорила им, что они такое. А они в ответ говорили ей, кто она такая. Но здесь и сейчас она больше не слышала их.

За окном пошел дождь, довольно сильный. Где-то далеко зарокотал гром.

А как бы поступила на месте Тиффани матушка Болен? Тиффани знала ответ, пусть даже отчаяние завернуло ее в свои крылья.

Матушка Болен никогда не сдавалась. Она всю ночь не смыкала глаз, разыскивая заблудившихся ягнят…

Тиффани еще немного полежала, глядя в пустоту, потом зажгла свечу и спустила ноги с кровати. То, что пришло ей на ум, не могло ждать до утра.

Она вспомнила фокус, который помогал ей увидеть шляпу. Если быстро помахать рукой позади тульи, рука слегка расплывалась, словно свет чуть задерживался, проходя сквозь невидимую ткань.

Шляпа ведь не могла исчезнуть…

Так, света от свечи должно хватить, чтобы ее увидеть… Если шляпа на месте, то все в порядке, и не важно, кто там что себе думает…

Тиффани встала на середину коврика. За окном горы прочертила вспышка молнии. Тиффани закрыла глаза.

Ветви яблонь в саду бешено раскачивались на ветру, ловцы снов и обереги звенели и громыхали…

— Меня видно, — сказала она.

Мир вдруг погрузился в полную, абсолютную тишину. Раньше такого не происходило. Тиффани на цыпочках отошла, обернулась и открыла глаза.

Вот она стоит, и шляпа на ней, такая же ясно различимая, как и всегда…

Вдруг Тиффани перед ней, девочка в зеленом платье, открыла глаза и сказала:

— Мы видим тебя. Теперь мы — это ты.

Тиффани попыталась крикнуть: «Меня не видно!», но ей нечем было кричать, у нее не было тела и не было рта.

Молния ударила где-то рядом. Окно распахнулось. Огонь свечи взметнулся фонтаном и погас.

А потом остались только тьма и шорох дождя.

Глава 6

РОИТЕЛЬ

Гром перекатывался над Меловыми холмами.

Джинни бережно открыла сверток, который мать дала ей в тот день, когда Джинни настала пора покинуть свой дом на Долгом озере. Это был традиционный дар, каждая юная кельда получает его от матери, навсегда оставляя родной курган. Кельда не может вернуться домой. Кельда ведь и есть дом.

И дар, который она берет с собой, — память.

В свертке лежали треугольный кусок выдубленной овечьей кожи, три деревянных колышка, тонкая веревка, скрученная из волокна крапивных стеблей, очень маленькая кожаная фляга и молоток.

Джинни знала, что делать, — мать на ее глазах проделывала это много раз. Молоток нужен, чтобы забить колышки вокруг очага, где огонь едва тлеет. Веревка — чтобы привязать углы кожаного треугольника к кольям. Кожа чуть провиснет над огнем, ровно настолько, чтобы удержать воду из маленького ведерка, которое Джинни собственноручно наполнила из глубокого колодца.

Опустившись на колени возле очага, она подождала, когда вода начнет просачиваться в самом низком месте и капать в очаг, и тогда подбросила дров.

Джинни знала, что за ней наблюдает множество глаз. Фигли притаились на темных галереях вокруг и над ней. Они смотрят, но ни один не решится приблизиться к кельде, пока она кипятит кожаный котел. Они скорее согласятся отрубить себе ногу. То, что делала сейчас Джинни, было чистейшими таинствиями.

Когда-то, задолго до того, как люди научились плавить медь и железо, ведьмовские котлы именно так и выглядели. Со стороны это казалось магией — как можно кипятить воду в куске кожи? На самом деле это просто, главное — заметить, что воды не осталось, прежде чем кожа задымится.

Когда над котлом стал подниматься пар, Джинни потушила огонь и добавила в воду содержимое маленькой кожаной фляги. Там, во фляге, была малая толика воды из котла ее матери. Эта вода и передавалась от матери к дочери с самого начала времен.