Лунь - Марьяна Куприянова

от безысходности, – я сейчас могла бы прийти к нему. Да, сейчас я могла бы одна стоять у ворот его дома. У открытых для меня ворот. И он был бы в доме – один. Он ждал бы меня. Точнее, он и так ждет сейчас. Но я не пришла. Не пришла! И почему? Он не знает. Зато я знаю. Как это мучительно!» – чуть не вскрикивала она и опрокидывала какую-нибудь вещь, не замечая ее на своем пути.

«А сейчас я бы открыла ворота и вошла во двор. И мне стало бы волнительно и страшно. Ведь впереди – время наедине с ним. Час? Несколько часов? Все равно! Я бы не заметила, как пролетело это время. Я бы очень переживала о том, что буду говорить ему, что будет говорить мне он, и чем мы будем заниматься. Я бы думала о том, как я выгляжу. И мне бы обязательно казалось, что выгляжу я ужасно. Да! Я бы посмотрела на окно – нет ли его там, не выглядывает ли он меня? Возможно, я бы увидела его лицо за стеклом. Его лицо… Почему-то мне кажется, он был бы небрит. Обязательно небрит. Почему? Не знаю! Писал бы свою статью и забыл побриться, как обычно… Он так рассеян и так мил… Он вышел бы мне навстречу, весь в черном, как в тот раз. Какая восхитительная фигура! Я бы подошла к нему и подняла голову, чтобы заглянуть в его добрые детские глаза… И он бы сказал мне: «Здравствуйте, Лунь. Я ждал Вас. Проходите». И подал мне руку. О, эти руки! Эти длинные идеальные пальцы!»

«Она все время портит мне жизнь. Как я могу любить ее, за что? Это грешно? Грешно не любить свою мать? Но она меня тоже не любит. Она никого не любит, кроме себя. Мы не нужны ей!»

«Сейчас мы могли бы сидеть на кухне за чаем. Или в гостиной на диване. Рядом. Наедине. О, я бы неотрывно смотрела в его глаза! Пусть думает и делает, что хочет, но я бы смотрела на него так, как не могла смотреть в присутствии Полины! Я бы ничего не смущалась, я бы…»

«Это она, она лишила меня такого шанса, она специально это сделала, она знала… Откуда она могла знать? Она чувствовала. И ударила меня, чтобы мне насолить, конечно! Ведьма. Сволочь».

«… он бы тоже сидел и смотрел на меня. Возможно, некоторое время мы бы не говорили ни о чем, а может, и наоборот, разговор завязался бы живой и быстрый.

– Лунь, я пригласил Вас затем, чтобы… – сказал бы он, слегка смущаясь.

Я бы смотрела в это мужественное лицо и умилялась, слушая каждое слово.

– Зачем же? – спросила бы я тихо.

– Есть кое-что, что я скрываю ото всех, – признался бы он.

– Почему Вы хотите рассказать мне об этом?

О, я знаю, что на этот вопрос он ответил бы такое, что перевернуло мою жизнь! Почему я не там? Почему же я не там, не рядом с ним?»

Лене казалось, что она сходит с ума. Ее бил озноб, непрерывно хотелось смеяться, и невозможно было сидеть на одном месте. В голове у нее прокручивались сцены не случившегося события – события, которое стало бы переломным. Слова, взгляды, фразы, прикосновения… Ничего этого нет на самом деле – все только в голове! Лена бредила в какой-то лихорадке. Такое было с ней впервые в жизни.

«Я не могу, не могу! – говорила она себе, бросалась к зеркалу, видела пластырь на лице и сразу отходила, чтобы не видеть себя. – Может, еще не поздно пойти к нему? Что изменит этот крошечный пластырь?»

«Нет, нельзя! Нужно остаться дома!»

«Но это мой единственный шанс! Я должна крепко ухватиться за него. Все и так держится на мне одной, и у меня уже нет сил справляться с этим… Мы питаемся кое-как, живем – кое-как! Бедный Степка… Убогая жизнь! И вдруг – Илья Алексеевич. Одно его существование – уже счастье для такой, как я. А возможность увидеться – роскошь, которой я, видимо, недостойна. Нет, достойна! Если кто и заслужил дружбу и внимание такого человека, так это я! Я! Я могла бы попытать свое счастье, стать ему на миллиметр ближе… Теперь он будет относиться ко мне иначе, теперь я потеряю его доверие!»

– Лен, что с тобой происходит? – решился спросить Степа, напуганный странным поведением сестры.

– Ничего, ничего, Степка, ничего, – будто в забытии шептала Лена. – Иди, ложись спать.

Мальчик глянул на нее с недоверием, но ушел.

Лунь испытывала глубокую душевную травму. Ее лихорадило на протяжении всего времени, которое она потенциально могла провести в компании с Ильей Алексеевичем. Лишь к ночи девушка успокоилась и смогла уснуть, размышляя о том, как будет просить прощения у мужчины, которого любит, за поступок, в котором не виновата.

Глава 8. Притчи и тайны

«Все любви разные и только по несовершенству нашего языка различные чувства называются одним и тем же словом. А если любви на самом деле разные, то ни одна не должна мешать другой, уничтожать ее или порочить. Разве вы не имеете права любить клубнику, если вы любите стихи? Так почему же, черт возьми, мне запрещают любить любовницу, если я люблю жену, которой у меня еще не было и не будет?»

Н. Нароков «Могу!»

В последующие за этим событием две недели, в течение которых Лена не виделась с Ильей Алексеевичем, девушка погрузилась в глубокий душевный упадок. Она мало ела, потому что совсем не ощущала аппетита, мало и плохо спала, потому что бессонница стала частым гостем в ее постели, а сны, если и приходили, были похожи скорее на мучительный бред. Рана под глазом быстро стянулась, опухоль спала, шов сняли. Не присматриваясь, нельзя было заметить следов недавнего удара.

Так как Лене пришлось пропустить занятия, появились кое-какие проблемы, требующие высокой концентрации и внимания. Заниматься этим приходилось в основном по ночам, так что внешний вид и общее состояние девушки резко ухудшились.

– Ты случайно не заболела, Лунь? – переживала за подругу Полина. – Что это с тобой случилось? Ты выглядишь изможденной… В тебе словно жизни нет. Будто все силы высосали.

– Я очень устаю, – отмахивалась Лена.

На самом деле действительно не было никакой болезни, кроме неразделенной любви. От разлуки с Ильей девушка впала в апатию, не позволяющую ни на чем сосредоточиться. Больше всего на свете она хотела просто увидеть его заросшее доброе лицо. Это могло решить все ее проблемы. По крайней мере, ей так казалось.

«Удивительно, как я справлялась со всем этим раньше, не зная о его существовании. Откуда у меня были силы терпеть,