Покойник претензий не имел - Алексей Макеев

Мария Строева с неожиданным любопытством посмотрела на незваную гостью и негромко заметила:

– Вместе с тобой, Аллочка, уже целый квадрат…

А Емелин, которому некуда было выплеснуть отрицательную энергию, обрушил ее на голову вовремя подвернувшейся девушки.

– Тебя чего сюда принесло? – грубо спросил он. – Лучше пойди умойся! Ты похожа на…

Резаев не расслышал, на что похожа Алла, потому что последние слова Емелина потонули в неожиданном шуме. Полковник Гуров сделал резкое движение навстречу актеру, задев по дороге пустое кресло, и прогремел почти командирским голосом:

– Юноша, не забывайтесь! Вы разговаривайте с женщиной! Придержите свой блудливый язык! Я не позволю…

– Ах, перестань, Лева! – с раздражением перебила его жена, вставая. – Только скандала здесь еще не хватало. Алла – девушка умная. Она сама разберется что к чему. А вообще, молодые люди, вы бы шли отсюда! Нам с мужем надо побыть наедине.

Эта простая просьба подействовала на молодых людей по-разному. Из глаз Аллы вдруг ручьем хлынули слезы, и она опрометью бросилась назад в коридор. Резаев не успел ее задержать, да не особенно и пытался. Почти следом за ней выскочил из гримерной и Емелин. Он был взбешен, и от него явственно пахло вином. Проходя мимо, он задел Резаева плечом, но даже не взглянул на него. Только оглянулся назад и, видя, что Гуров смотрит ему вслед, крикнул с вызовом:

– Последнее слово за мной, мент!

Емелин видел, как Гуров сделал непроизвольное движение вперед, но тут же сдержал себя. Емелин отступил и спрятался за углом. Резаев пытался сообразить, что можно выжать из создавшейся ситуации, но ничего хорошего в голову ему не приходило. Напряжение ничем не разрешилось, вспышки не было.

И опять ему помогла Алла. Она вдруг остановилась метрах в пятнадцати от Резаева и что-то выкрикнула в лицо шагающему вдогонку ей Емелину. Видимо, это было очень оскорбительно, потому что актер, не раздумывая, с ходу влепил девушке оглушительную пощечину. Звук был такой, словно кто-то выстрелил из стартового пистолета. И дальше все закрутилось, как сорвавшаяся с ограничителя карусель.

На звук пощечины в коридор выскочил Гуров. Алла пронзительно и горько зарыдала, а потом вдруг пнула актера туфелькой в голень. Неизвестно, чем бы ответил Емелин, но тут рядом с ним оказался Гуров и крепко схватил за руку.

Но самой большой удачей было то, что в ту же секунду отовсюду в коридор хлынул принаряженный подвыпивший народ. Актеры с выражением жгучего любопытства на лицах сбегались со всех сторон. Драки опять не получилось, потому что Гурова и Емелина тут же растащили, но выразительную сцену видели многие.

Резаев ликовал. Ни о чем лучшем и мечтать было нельзя. Затесавшись в общую толпу, он принялся наблюдать и прикидывать, как действовать дальше.

Гуров быстро успокоился, извинился и теперь пытался успокоить жену, у которой совсем испортилось настроение. Едва он увел ее обратно в гримерную, Резаев «прилип» к Емелину. Того взяли в кольцо какие-то приятели. Они уговаривали его не валять дурака, предлагали выпить и все забыть, но увещевания распаляли артиста еще больше. Наконец он вырвался и, кипя от злости, в гордом одиночестве направился в раздевалку. Резаев только этого и ждал.

Он перехватил актера на лестнице и торопливо, опасаясь, как бы их кто не увидел, сказал:

– Володя! Простите, но меня просили кое-что вам передать.

Емелин мрачно взглянул на него и с раздражением спросил:

– Что передать? Что такое?

Резаев оглянулся и доверительно прошептал:

– Мария очень просила, чтобы вы не уходили, не повидавшись с ней. Она хочет сказать вам пару слов. Сами понимаете, ей не хотелось бы делать этого у всех на виду. Но это для нее очень важно…

Тень сомнения пробежала по лицу актера. Он пристально всмотрелся в бесстрастные глаза Резаева.

– Она… она хочет меня видеть? – спросил он. – Где?

– Я вас провожу, – пообещал Резаев. – Идемте. Нехорошо, если нас кто-нибудь увидит.

Емелин колебался всего несколько секунд. В глазах у него вдруг вспыхнул торжествующий огонек. Он самодовольно улыбнулся и сказал:

– Ну что ж, идемте!

Резаев кивнул и быстро спустился вниз, мимо вестибюля, в подвальное помещение. Что здесь хранилось, Резаев не знал, но здесь было безлюдно, и это его вполне устраивало. Кроме того, отсюда был выход на улицу, запиравшийся изнутри на засов.

Они с Емелиным сошли по полутемной лестнице и остановились внизу на развилке двух пустых коридоров. Откуда-то сверху доносился приглушенный шум праздничного ужина.

– Ну и что дальше? – недовольно спросил Емелин. – Где же Мария? Вы мне голову морочите, что ли?

– Сейчас все будет, – коротко сказал Резаев.

Он сунул руку в карман, молниеносно выхватил пистолет с глушителем и выстрелил актеру в сердце. Тот упал как сноп к подножию лестницы. Ноги его мелко подергивались.

Резаев положил пистолет на ступеньку, надел резиновые перчатки, протер оружие платком и опять положил в карман. Он не оставлял пальто в гардеробе, поэтому больше никаких дел у него здесь не было. Он нашел входную дверь, отпер засов и вышел наружу.

В морозном воздухе крутилась снежная пыль. В темном небе сверкали огни центра. По мостовой проносились редкие автомобили. Резаев оглянулся.

Из-за заснеженного дерева вышел человек в дубленке – это был Олег – и тихо спросил:

– Ну как?

– Все путем, – ответил Резаев.

– Тачку уже вскрыли, – сообщил Олег. – Вроде все спокойно.

Резаев кивнул, и они пошли к площадке, на которой были припаркованы автомобили. Быстро нашли «Пежо» Гурова, и Резаев сунул пистолет под сиденье водителя. Потом захлопнул дверцу и, подняв воротник смокинга, вприпрыжку побежал к машине, которая дожидалась за углом. Олег шел за ним следом.

Самохин, сидевший за рулем, посмотрел на Резаева с нетерпением:

– Ну?!

– Отечественная кинематография понесла большую утрату, – сказал Резаев. – Можешь звонить в ментовку.

Глава 10

За два дня Гуров словно постарел на добрый десяток лет. Как ему всегда казалось, он был готов ко всему, но то, что случилось, подкосило даже его. Нелепость происшедшего усугублялась тем, что далеко не все среди коллег и знакомых считали его таковым. За эти два дня Гуров не раз замечал на себе испытующие взгляды коллег, которые они бросали на него исподтишка. Но они же отводили глаза, едва оказывались с Гуровым лицом к лицу. И таких было немало.

– Они просто всегда завидовали тебе, – утешал его Крячко. – Твой светлый образ вызывал у них чувство неполной служебной полноценности. Теперь они получили возможность утешиться. Каждый имеет право на радость, Лева. Вот увидишь, и на нашей улице опять будет праздник!

Но до праздника было пока далеко. С нервным срывом слегла в больницу Мария. Гурову предъявили обвинение в убийстве и завели на него дело. К счастью, арестовать его все-таки не решились – взяли подписку о невыезде – но Николай Георгиевич Хрипунов из генеральной, назначенный следователем, взялся за дело самым рьяным образом. Он допрашивал Гурова по шесть часов кряду и явно находил в этом одному ему понятное удовлетворение. Самым дотошным образом расспрашивал о подробностях личной жизни Гурова, об отношениях жены с покойным Емелиным, о личной неприязни к сопернику. Было в этом что-то нездоровое – Хрипунов представлялся Гурову человеком, который реализует тайные желания, подглядывая в щелочку чужой спальни.

Вместе с тем, как профессионал, он понимал, что во многом не прав – преступление было совершено серьезное, циничное, вызвавшее большую огласку, а обстоятельства действительно говорят не в его пользу, и прокуратура отнеслась к нему достаточно либерально. Как правило, таких обвиняемых без разговоров берут под стражу. Возможно, в глубине души даже Хрипунов не был таким уж монстром и всерьез не верил в то, что Гуров является убийцей. Просто он сам был в некотором роде жертвой обстоятельств.

Все это было логично и объяснимо, но Гуров чувствовал, что долго он подобной обстановки не выдержит. Его, разумеется, отстранили от ведения любых дел. А какой-то прыткий журналист-папарацци махом сварганил двухполосную статью об очередных оборотнях в погонах.

Но у него оставались преданные друзья, которые не давали ему расклеиться окончательно. Рядом был неунывающий Крячко, рядом был генерал Орлов, который с самого начала ни на секунду не поверил в вину Гурова.

Несмотря на занятость, он обязательно выкраивал время, чтобы побеседовать с Гуровым по душам. Его поддержка была очень важна для Гурова. Оправившись после самого тяжелого первого удара, он стал понемногу думать, как ему быть дальше. В беседе с Орловым, в которой принимал участие, конечно же, и полковник Крячко, они набросали примерный план действий.

– Поверить, что ты мог шлепнуть этого сопливого фанфарона, мог только полный идиот и подлец! – сердясь, заявил в очередной раз генерал. – Грех, конечно, так о мертвом, но из песни слова не выкинешь. Я понаслушался тут кое-чего, когда был на совещании у генерального… Этот Емелин ни одной юбки не пропускал, особенно если можно было вытянуть из дамочки какой-нибудь материальный стимул. Не буду про твой случай, чтобы не бередить раны, но ты, Лева, большую допустил ошибку! Надо было тебе сразу – как только заметил этого хлыща около Марии – сразу набить ему морду! По-мужицки, без затей, с глазу на глаз! Чтобы отвадить раз и навсегда. А ты этого не сделал, позволил ситуации зайти в тупик. И кому теперь от этого лучше? Один мертв, другой под следствием, Мария в больнице… Это хорошо, по-твоему?