История Византийских императоров. От Константина Великого до Анастасия I - Алексей Величко

Следует сказать, что император недолго оставался единственным правителем Римской империи. Ещё ранее, в 349 г., он вызвал из Капподакии своего двоюродного брата Галла, а в 351 г. присвоил ему титул цезаря. Более того, как первый признак благосклонности к двоюродному брату, он присоединил к его имени собственное (и тот стал зваться Галл Констанций), после чего назначил своим соправителем и отправил в Антиохию, на которую в это время напали персы.

Какие мотивы двигали им? Трудно ответить однозначно. Царь был пока ещё бездетен (хотя в 352 г. он и женился на знатной македонянке Евсевии) и не мог не думать о продолжении династии, тем более, что пример Магненция ясно показал — претенденты на пустующий или ослабевший трон всегда найдутся в избытке. Вполне вероятно также, что Констанций хотел в такой форме загладить свою косвенную вину перед Галлом и Юлианом за смерть их отца и, пусть задним числом, вернуть братьям права на престол. Наконец, можно допустить и то, что определённый дефицит кадров, особенно на военной службе, после тяжёлых военных кампаний и гражданских войн вынудил Констанция довериться двоюродному брату. По-видимому, бездетный и уже сравнительно немолодой император предполагал со временем передать всю власть в руки Галла, если тому будет благоволить успех.

Очевидно, Констанций доверял своему молодому родственнику (кто бы при иных обстоятельствах сам передал войска в руки потенциального врага?) и дал ему большую свободу действий, полагая, что военные будни и участие в гражданском управлении Сирией помогут тому приобрести необходимый для правителя опыт. В этом отношении Констанций не ошибся, но разочарование ждало его в другом.

Характеристика нового соправителя Римской империи была далеко не блестящей. Взойдя на престол прямо из ссылки, Галл не демонстрировал ни ума, ни прилежания. От природы нелюдимый и угрюмый, он с возрастом ещё более ожесточил свои понятия, видимо, находясь под тягостным детским впечатлением казни отца и родственников (ему тогда было 12 лет), втайне желая восстановить то, что могло достаться ему в руки и без Констанция — единоличное царство. Жестокосердие Галла проявилось в казнях, которыми вскоре наполнилась жизнь Антиохии, и в употреблении во зло той власти, которая так неожиданно выпала ему. Город заполонили шпионы и доносчики, и сам правитель, переодевшись в простое платье, нередко с охотой играл эту не «царскую» роль. «Проявляя всё шире свой произвол, Галл стал невыносим для всех порядочных людей и, не зная удержу, терзал все области Востока, не давая пощады ни царским сановникам, ни городской знати, ни простым людям». Однажды он одним общим приговором отправил на казнь всех (!) членов Антиохийского сената, которые, как ему показалось, излишне резко отказали ему в удовлетворении требований об установлении фиксированных цен на продукты в преддверии голода. Они бы непременно погибли, если бы не Гонорат, комит Востока, запретивший казнь[178]. Вся Сирия пребывала в ужасе от действий молодого цезаря[179].

В это же время, в 354 г., император выступил из Арелата и направился в Валенцию, чтобы отразить алеманов, под руководством своих вождей Гундомара и Вадомария опустошавших Галлию. Врагов было множество, но Констанций предпринял удачный манёвр, приведший к тому, что вскоре оба варвара, практически окружённые, запросили мира. Император созвал войско на сходку и в присутствии высших сановников обратился к легионерам с речью, в которой предложил заключить мирный договор. Царь отмечал, что как полководец, он обязан думать о солдатском благополучии и благе государства, поэтому «его нравственный долг — неукоснительно пользоваться всем, что посылает благое Провидение». Говоря о себе, Констанций заметил, что как миролюбивый государь, он полагает неправильным превозноситься при удаче. «Не трусости, но умеренности и человечности будет приписано, верьте мне, это зрелое и обдуманное решение». Войско поддержало своего царя, мир был заключён без сражения, и император вернулся на зимние квартиры в Медиолан[180].

Но и Галл демонстрировал в военном деле неплохие способности. Молодой август удачно справился с поставленной задачей по обороне провинции от персов, но, желая использовать военный успех в личных целях, организовал заговор против царя. Амбициозный цезарь был озабочен только одной мыслью — как провозгласить себя императором. Констанций, до которого систематически доходили отрывочные сведения об этих намерениях, писал соправителю письма, убеждая его совместно действовать на благо государства. Но Галл вёл себя совершенно как единоличный властитель. Впрочем, польщённый письмами императора, он решил выехать к нему для оказания помощи от варварских набегов. Это был не единственный мотив действий — по дороге мятежник надеялся привлечь на свою сторону новые легионы[181]. К счастью для Констанция, наместник Востока, некий Дометиан, своевременно сообщил императору о готовящемся заговоре, хотя и был после этого убит сподвижниками Галла. Царь, делая вид, будто ни о чём не подозревает, в декабре 354 г. приказал доставить Галла Констанция к себе в ставку на остров Фаламон и после дознания, когда вина молодого соправителя полностью подтвердилась, велел его умертвить. Молодой цезарь окончил свою жизнь на 29-м году.

В таких ситуациях участь родного брата мятежника считалась автоматически предрешённой. Но юного Юлиана спасла любимая жена Констанция царица Евсевия. Она уговорила василевса пощадить молодого человека и отправила его в Афины подальше от мужниных глаз[182]. Впрочем, по мнению историков, отъезду Юлиана в столицу греческих философов в немалой степени способствовали придворные из язычников, втайне надеявшиеся на появление через короткое время на престоле нового императора, способного вернуть почитание старых римских культов.

Попутно в 354–355 гг. император удачно воевал с лентиензами — одним из германских племен, регулярно вторгавшимся в пограничные области Империи. Царь вместе с войском выступил в поход и на Канинских полях (территория нынешней Швейцарии) дал варварам сражение. Вначале удача была не на его стороне — конный авангард римлян попал в засаду и понёс тяжёлые потери, но затем подтянулись остальные части, и германцы были разбиты[183].

Между тем годы брали своё. Констанций был утомлён вечными военными походами и церковными настроениями. Едва перешагнув 40-летний рубеж, он уже считался правителем с большим стажем, и здоровье его, подорванное войной, было слабым: говорят, он болел редко, но всегда тяжело. Вопрос о наследнике престола вновь стал актуальным. Поскольку ни один из браков Констанция так и не принёс ему желанного ребенка, он, по просьбе жены, вернул Юлиана из ссылки. Евсевия сумела внушить мужу мысль о благородстве и других достоинствах младшего родственника. После официальной встречи, где Юлиан поклялся ничего не замышлять против старшего брата и императора, Констанций наделил его титулом цезаря и направил в Галлию, женив на своей сестре Елене[184].

По этому торжественному случаю в Милане, где находилась царская резиденция, состоялась торжественная церемония. Взяв 24-летнего Юлиана за руку, император поднялся с ним на высокий подиум, где, обращаясь к войскам, произнёс речь с просьбой поддержать молодого цезаря[185]. «Я хочу предоставить власть цезаря Юлиану, — говорил император солдатам, — моему, как вы знаете, двоюродному брату; его скромность, делающая его столь же дорогим мне, как и моё с ним родство, стяжали ему признание, и в нём виден молодой человек выдающейся энергии»[186].

Можно сколь угодно долго говорить о подозрительности Констанция и придворных хитростях, где за красивыми словами зачастую скрывались совсем иные намерения. Но кто скажет, что в данном случае царь был неискренним? Обратившись к Юлиану, он сказал: «Ты получил, мой возлюбленный брат, во цвете своей юности блистательнейшее отличие твоего рода. Я признаю в этом приумножение блеска моей собственной славы: то, что я справедливо предоставляю моему знатному родственнику верховную власть, более возвеличивает меня, нежели то, что я сам обладаю этой властью. Итак, раздели со мной опасности и труды, прими на себя управление и охрану Галлии и постарайся всяческими добрыми деяниями облегчить тяжёлое положение этих областей… Спеши, чтобы ревностной заботой отстоять доверенный тебе самим отечеством пост! (выделено мной. — А.В.)»[187]. Высокие и благородные слова! Казалось бы, о чём ещё Юлиан мог мечтать? Однако мысли молодого правителя уже были далеко впереди: как и его казнённый брат, он мечтал о царстве, не слишком задумываясь о признательности по отношению к Констанцию.