Механист - Вадим Вознесенский

— Спроси у трактирщика — пускай принесет какую-нибудь раскладушку. И натянет ширму, вот здесь. — Венди указала межу, определяющую для нее личную зону. — Предупреди — ужинать я выйду в зал, сам поешь на кухне. И можешь отдыхать.

В такой глуши граница между прислугой и нанимателями не соблюдалась с таким рвением, как на цивилизованных территориях. Речь не шла о сне в одной постели, но трапезничать за одним столом было делом привычным. Удивительным показалось бы скорее обратное. Но говорить об этом Вик не стал — ужинать он все равно собирался в другом месте.

— Не извольте беспокоиться, — Старьевщик, не отрывая зада от кресла, отвесил полупоклон, — все сделаем в лучшем виде. И…

— Что? — оборвала девушка затянувшуюся многозначительность.

— Неплохо все-таки обналичить одно обещание… ну, в качестве аванса… все-таки я намерен посетить кузнеца… мало ли… и фармацевта…

— А аптекаря-то зачем?

На эту тему Вик мог распространяться не хуже, чем Венди про гороскопы.

— Моисей кустарного пороха отжалел, только без присадок от него пользы мало. Камфара нужна, марганец, селитра, еще кое-что по мелочи.

Венедис снова пошарила в сумке и бросила на стол сыто звякнувший кошель.

— Если понадобится, используй на хозяйственные нужды. Только ориентируйся без фанатизма — тут вся наша наличность. А до ближайшего банка — неделю на оленях.

Вот сучка, Вик растянулся в слащавой улыбке — опять привязывает. Как с собакой — только все больше пряниками: мол, наугощался кнута за последний год. На доверие давит — ну-ну… Банк-то хоть и завалящий, но в Саранпауле должен быть. А хороший вексель и в гостинице отоварят.

Старьевщик ослабил шнурок и вытащил из кошелька пять монет:

— Благодарствуйте покорно.

— Прекращай паясничать. — Венди недовольно скривилась.

— И… тут еще…

— Ну?!

И Вик, особо не стесняясь в выражениях, признался, что намерен снимать томление бренной плоти. Копившееся больше года. Этой ночью. В специально отведенном для этого месте.

Девушка отреагировала спокойно:

— Кобель.

Как будто мысли насчет суки уловила. Потом подобрала под себя ноги, закрыла глаза и принялась дышать глубоко и быстро. Полчаса гипервентиляции легких — и девчонка, при ее потенциале, расширит сознание до проникновения в нижние пласты реальности. Это она называет — залечь на дно? Или просто таким образом обозначает конец разговора?

Однако, когда Вик уже выходил, Венди, не открывая глаз, поинтересовалась:

— Я могу рассчитывать, что ты вернешься?

— Конечно, — ответил Старьевщик.

Врать он не любил, но сильно и не смущался — особенно в таких случаях, когда знал, что далеко не все в жизни зависит от его слов. К тому же ведь существует огромная разница между «рассчитывать» и «вернуться».

За стойкой скучал все тот же малый. Он выслушал Вика, пообещал разобраться с раскладушкой и ширмой, накрыть хозяйке в гостиной, организовать Старьевщику ссобойку и рассказал, где в Саранпауле найти аптекаря. Выжидающе посмотрел на механиста. Старьевщик сделал вид, что не понял, что означает взгляд, — услуга не стоила финансовых поощрений. Тогда малый, все еще пытаясь разглядеть глаза сквозь темные стекла, заговорщицки подмигнул и осведомился:

— А баба твоя — та еще штучка?

Вик растянул губы в презрительной улыбке и замер, уставившись на собеседника. Делать это в очках было весьма удобно. Наверное, следовало ответить чем-нибудь соответствующим статусу слуги, отшутиться или просто кивнуть и уйти. Но Старьевщику хотелось обломать парня. Наверное, вспомнились те времена, когда при виде механиста неподготовленные люди старались быстро убраться с дороги, а подготовленным… им тоже приходилось не сладко. Когда распространение дурной славы и слухов намного превышало радиус действия транслятора, отстроенного в нужном диапазоне — на частоты страха и паники. Когда Инженер шел Мстить.

Пауза затянулась. Малый был на полголовы ниже Вика, но много шире в плечах и раза в полтора тяжелее. Вик вообще являл жалкое зрелище — изможденный, тощий и бледный.

На внешние проявления агрессии парень реагировал соответственно. Формально обычному слуге он мог запросто двинуть в ухо, а субтильный вид последнего не предполагал серьезной отдачи. Но вместо этого Вик почувствовал, что его прощупывают — легонько. Малый еще и видок — значит, конфликт уже исчерпан. Изнутри Старьевщик был неопределяемо страшен — управляющий смущенно отвел взгляд и занялся какими-то бумагами у себя на стойке.

Вик, сожалея, что обошлось без мордобоя, не спеша удалился на кухню.

Там ему выудили из огромного казана изрядный кусок тушеной оленины, десяток картофелин и завернули все это благолепие в обрывок станиоли. Откуда у черта на рогах такой сервис, можно только гадать, но наличие тонкой оловянной фольги избавляло от необходимости визита к кузнецу. Тем более здесь, вдалеке от ювелирных центров, в кузнице навряд ли активно применяли различные методики гальванизации.

А времени для задуманного и так оставалось в обрез.

Саранпауль оставлял двойственное впечатление. Когда-то давно поселок был заброшен очень долго и пребывал в забвении — на месте древних, едва угадываемых построек росли вековые деревья.

Что-то отстраивалось заново, что-то навсегда пропадало, напоминая о прошлом только замшелыми очертаниями. Жизнь и смерть. На юге, в каганатах, все-таки больше было Жизни. На западе, за Каменным Поясом, — только Смерть. Старьевщик считал — временно.

Грязь и сгнившие доски дорожных настилов поселок не украшали. Но еще неделя-две — температура в октябре опускается ниже нуля, — и улицы подсохнут. Можно будет не прыгать с кочки на кочку, увязая в маркой глине. К тому времени Вик все-таки планировал оказаться южнее.

Магазин фармацевта нашелся почти сразу — колбы со светящимся голубоватым газом выделялись на фоне обычных масляных ламп у входа. Добротный двухуровневый сруб с крышей-пирамидой, шеренга жестяных воздуховодов от лабораторных вытяжек, свежеокрашенная вывеска «Веществы Рокина» с угловатой стилизованной многоножкой… все говорило о том, что алхимик в поселке — фигура значимая, а тяжелая окованная дверь и редкие окна-бойницы первого этажа — о том, что он вдобавок предусмотрителен и осторожен. Вик крутанул стальной барашек, вмонтированный в косяк, и услышал, как в глубине мелодично заливается колокольчик. Однако — механизм.

Старьевщик снова почувствовал знакомый, едва уловимый зуд входящего в резонанс талисмана. Ниже изображения сколопендры маленькими буквами значилось: «Торговый ярлык нумер осьмой». Похоже, семейство Рокиных находилось в деле уже не первое поколение. Это вселяло надежду на качество товара и почитание хозяином универсальных правил.

Или просто совет Саранпауля не так часто выдает ярлыки на торговлю в границах поселка.

— Кого там нелегкая на ночь глядя? — проскрипело за дверью.

Вик промолчал, был уверен — откроют. До ночи еще изрядно. И отчего все химики стараются выглядеть нудными и ворчливыми стариками?

Открыли. А этот оказался розовощеким толстячком, больше похожим на пекаря. Только недовольного.

Механист не стал тянуть кота за яйца и с порога шепнул заветное, что помогало наладить контакт с членами гильдии фармацевтов на юге:

— Abyssus abyssum invocat.

Означало это, как рассказывали посвященные, «Бездна взывает к бездне» — на одном из древних языков. На нем химики предпочитали шифровать от обывателей свои рецепты. Гильдейцы старались держаться особняком в многообразии всяческих эзотерических учений — их искусство было почти таким же овеществленным, как магия механизмов.

— И чо? — Рокин нарочито невозмутимо ковырнул ногтем между зубов.

— Да ничо!

Вик стянул очки — в помещении царил полумрак.

— Лекарство надо — чтобы ночь продержаться.

Рокин хохотнул:

— С бабой что ли?

— Типа того.

Алхимик понимающе кивнул:

— А серьезно, брат?

Все-таки учение распространялось из одних и тех же истоков.

Вик попросил найти компоненты для пороховой присадки и предоставить на час-полтора место в лаборатории. Рокин махнул рукой — не вопрос.

— И в самом деле — что-нибудь, чтобы до утра не отрубиться.

Это оказалось еще проще. Алхимик начал бормотать про экстракт иботена из молодого мухомора и вытяжку эфедрина из горного хвойника. В лекарственной рецептуре Вик не разбирался совершенно и попросил Рокина сообразить препарат на свой вкус, но чтобы тот действовал без лишних видений. За монетами дело не станет.

Нужные слова, произнесенные в начале, кроме всего прочего, избавили разговор от витиеватых подробностей и звучных мещанских терминов наподобие «Мощь Дэва». Мухомор, он и есть мухомор.