Ангелополис - Даниэль Труссони

– Некоторые из моих коллег считают сожжение императорских бумаг таким же вопиющим преступлением против человечества, как сталинские чистки, – проговорила Вера.

Босс искоса посмотрел на нее, надеясь на то, что сама она не причисляет себя к ученым, ставящим исторические источники выше живых людей. Подобного рода отношение к предмету пробуждало в Бруно аллергию к академической стороне ангелологии.

– Успокойте ваших коллег – материалы о Распутине уцелели, – недовольным тоном проговорила Надя; мысль о том, что бумаги могут оказаться важнее живых людей, явно не доставила ей удовольствия. – В восьмидесятых годах я работала в советских архивах и обнаружила их в комнате, полной заплесневелых отчетов службы внешнего наблюдения. Это случилось почти сразу после смерти Анджелы Валко. Владимир перебрался в Нью-Йорк, а я – сюда, в Санкт-Петербург, тогдашний Ленинград. После тяжелой работы в Париже мне весьма понравилась аскетичная советская жизнь. Скопировав все материалы дела, я отдала его другу, нелегально провезшему бумаги во Францию. В девяносто шестом году дело выставили во Франции на аукцион «Сотбис», где его купил русский историк. Оригинал находится теперь в его руках. Он опубликовал содержимое документов и даже хочет создать телесериал о жизни Распутина.

– Вам и в голову не пришло, насколько важными могут оказаться данные материалы для нашей работы? – укорил ее Бруно, гадая о том, насколько верной старуха осталась Обществу.

– В то время я считала, что навсегда покончила с ангелологией, – ответила Надя. – Вы должны понять меня. Я не хотела иметь ничего общего с убитым русским мистиком. И была далеко не одинока в этом отношении. После того как Сталин пришел к власти, ни в Москве, ни в Ленинграде днем с огнем нельзя было найти человека, желающего поговорить о Распутине и царе. Однако двигавшие мной причины были отнюдь не политическими. Именно Распутин и его альбом поставили в опасность Анджелу Валко. Сила этого человека, его власть даже после смерти оказались чересчур сильными – я до сих пор опасаюсь результатов действия этого альбома.

– Неужели вы считаете, что в смерти Анджелы Валко следует винить Распутина? – удивился Верлен.

– Когда умерла мать, передав мне яйца и этот альбом, я показала Владимиру страницы с цветами, обратив его внимание на имя Распутина. Он понял необычайный характер этого документа, и мы вместе отнесли его Анджеле. Она решила, что альбом являет собой самую удивительную связь между старинными и современными методами борьбы с нефилимами. В моем присутствии – более того, воспользовавшись моими услугами в качестве переводчицы писаний Распутина – она истолковала эту книгу как своего рода собрание медицинских рецептов. Она полагала, что альбом содержит самые драгоценные, самые опасные химические составляющие, пришедшие к нам из древнего мира. Они могли стать ядом или – в зависимости от точки зрения – лекарством.

– Не Анджела ли оставила отрывок о Ное среди страниц этой книги? – спросила Вера и, щурясь, вытащила листок.

– Именно так, – согласилась Надя и, взяв записку из рук Веры, прочла: «Мы наставили его во всех разновидностях медицины. Теперь злые духи не смогут повредить сыновьям Ноя».

Бруно не мог поверить своим ушам. Неужели Анджела Валко и в самом деле восприняла подобным образом книгу, полную засушенных цветов? Знаменитый отрывок из Книги Юбилеев считался одной из величайших загадок, касающихся Ноя и Великого потопа. Он указывал на то, что нефилимов можно убивать с помощью лекарств и что Ной располагал этим зельем и использовал его, но каждому первокурснику-ангелологу было известно, что нефилимы пережили Потоп. Более того, в послепотопном мире они достигли подлинного процветания.

– Неужели Анджела решила, что Распутин пытался убивать нефилимов?

– Мы втроем – Анджела, Владимир и я – пытались понять его мотивы. Впрочем, никто точно не знает, по какой причине он поступал именно так. Владимир полагал, что Распутин происходил из рода нефилимов и царица Александра доверяла ему именно поэтому. Имя Григорий, в уменьшительной форме Гриша, популярно среди россиян. Впрочем, существовало свидетельство того, что мать Распутина несла в своих жилах каплю нефилистической крови и назвала своего сына Григорием в честь великого рода Григори, в девятнадцатом веке прославившегося в Европе. При физической силе Распутина, гипнотическом обаянии его голубых глаз, как и ненасытной сексуальной власти над поклонницами, в такое предположение нетрудно было поверить, но доказать его почти невозможно, поскольку Григорий принадлежал к чисто крестьянской семье. Сама фамилия фаворита несколько неблагозвучна для русского уха. Она настолько не устраивала царя, что он официально изменил ее на Новый, то есть «из новых».

– Даже если Распутину удалось соорудить вышеупомянутое зелье, удача его оставила, – проговорил Бруно. – Нефилимы живы.

– Ты прав, – согласилась Надя. – Какими бы ни были его намерения и способности, успеха он не добился. Как и Анджела. Однако, располагая альбомом, вы можете продолжить его дело.

Поднявшись на ноги, Вера взяла в руки альбом и произнесла:

– В первые годы работы в Обществе я пыталась сотрудничать с российскими ангелологами. Но столкнулась с непониманием. Они такие провинциальные, так опасаются новых идей и исследований, не согласующихся с их взглядами… Поэтому я обратилась за поддержкой к единственному человеку, способному мне помочь, – старому приятелю нашей семьи доктору Христо Азову, болгарскому ангелологу, живущему на берегу Черного моря. Когда я была девочкой, нам позволяли ездить на юг, и мои родители проводили там отпуск. Азов поддерживал мои исследования на начальном этапе. Он является блестящим ученым и достиг удивительных результатов.

– Вы считаете, что его заинтересует такой материал? – проговорил Бруно, осознавая при этом, что Вера на два шага опережает его.

– Конечно, – сказала женщина. – Невзирая на разделяющее нас расстояние, последние несколько лет Азов находился в тесном контакте со мной, помогал в исследованиях. Скоро я увижусь с ним.

Она посмотрела на часы.

– Время обеда, но если отправлюсь сейчас, то смогу оказаться у него в доме к вечеру.

– Немедленно сообщите нам, если выясните что-то полезное, – попросил Бруно.

– Конечно, – проговорила Вера, поцеловавшись со всеми на прощание.

Бруно восхитился ее предприимчивостью. Куда ему до нее…

Взяв в руки альбом, ученая дама посмотрела на Надю.

– Конечно, вы не хотите расставаться с ним, однако, не увидев всего этого, Азов не сможет помочь нам.

– Тогда берите, – нерешительно проговорила Надя. – Только вам придется проявить крайнюю осторожность. Альбом много лет скрывался от чужих глаз. Если Григори узнают, что он находится у вас, то захотят получить его. Насколько я понимаю, вы представляете себе, какими методами действуют они, добывая то, чего хотят.

Вера на мгновение чуть смутилась, но, заметив в уголке пакет, уложила в него альбом. Кивнув всем, она углубилась в недра лабиринта, который представлял собой дом Нади. Через считаные секунды Бруно увидел ее за пыльным стеклом. Она быстро шла по улице, сверкая светлыми волосами под полуденным солнцем.

Угол Моховой, Санкт-Петербург, Россия

Удар поразил Верлена еще до того, как он вышел на улицу. Мир заколыхался и дрогнул; он упал на мостовую и покатился, ожидая второго удара. Охотник подобрался, готовясь ответить пинком острого носка кожаного ботинка. Теплая влажная струйка потекла по лбу прямо в глаза. Он заморгал, пытаясь прогнать слепившую его кровь.

Несколько мгновений валяясь на мостовой, мужчина сумел свести воедино факты, предшествовавшие нападению. Замеченный возле Невы автомобиль увязался за ними. Возле антикварного магазина ангелы дожидались того момента, когда они с Бруно выйдут из дверей. Заранее продуманное нападение было проведено безукоризненно.

Отерев глаза рукавом, Верлен заметил двоих нефилимов. Переводя взгляд с одного на другого, он понял, что они во всем идентичны, начиная от пышных светлых кудрей и кончая итальянскими кожаными ботинками. Близнецы странным образом казались ему знакомыми. Он узнавал их сложение, черты лица, даже манеру одеваться. И тем не менее он просто не мог видеть их в Париже. Однако они пребывали совершенно не на своем месте. Нефилимы редко занимались грязной работой. За все годы, какие Верлен посвятил охоте, он сталкивался с подобными ситуациями считаные разы. Вскочив на ноги, ангелолог ударил ближайшего к нему близнеца, стараясь попасть в солнечное сплетение. При всех различиях в силе и сложении ангельских существ, у них имелась общая черта: самым слабым местом их были легкие. Он ощутил, что носок ботинка угодил в тело, однако эффекта не последовало. Объект его удара – Верлен осознал, что это кто-то из Григори; члены других семейств не были похожи на них – только улыбнулся, словно Верлен был не более опасен, чем какая-то мошка. Тот продолжил сопротивление, напав на второго нефилима, но монстр пригвоздил его к земле. Верлен прикоснулся к карману, нащупывая яйцо. Пока оно оставалось на месте.