Непокоренные - Борис Горбатов

- Это что ж? - тихо спросила казачка. - В надсмешку?

- Нет, почему же? - растерялся парикмахер. - Я всей душой...

- Над вдовьим горем нашим надсмеяться пришел? - покачала головой казачка. - Ай-яй-яй-яй, стыдно тебе, пожилой ты человек!

- Нет, ты скажи, для кого нам пудриться? - зло закричала пожилая баба и рванула с головы платок. - И без пудры поседели от горя нашего!

Теперь зашумели все:

- Ты мужиков наших верни, а тогда - пудру...

- Ты нам прежнюю жизнь верни!

- Для кого нам пудриться, для немцев?

Они подступали к нему яростные, беспощадные, как потревоженные осы, он горе их разбередил. Петушков отмахивался от них обеими руками и бормотал:

- В городе нарасхват брали...

- Шлюхи брали! - закричала простоволосая казачка. - А мы закон знаем, бесстыдник ты, срамник.

- Сам пудрись! А у нас - радости нет!

Тарас и бухгалтер подхватили парикмахера и чуть не на руках вынесли его из толпы.

Вслед им полетели комья грязи и глины...

- Так! - приговаривал Тарас, когда комок шлепнулся подле них. Правильно, бабы! Грязью нас, грязью! Мы вам грязь принесли, и вы нас грязью. Так!

Петушков, согнувшись, брел за своей тачкой...

- Ну-с! - как всегда насмешливо, начал Петр Петрович, но, взглянув на Петушкова, только рукой махнул.

Ночевали на большой дороге...

Где-то, словно дальний гром, гремели орудия. Тарас снял шапку, прислушался. По его лицу прошло легкое, счастливое облачко...

- Хоть голос услышал, - сказал он. - Вот и недаром шел.

Какой-то человек, неподалеку от него, негромко говорил людям:

- А вы слухам веры не давайте. Сталинград как стоял, так и стоит, и стоять будет.

- А вам откуда известно? - спросил ехидный голос из темноты.

- А что знаю, то говорю, - спокойно ответил человек, и Тарас стал прислушиваться к его голосу. - У немцев под Сталинградом неустойка вышла. Крепок орешек, не по зубам!

Тарас обернулся к Петру Петровичу и тихо попросил его:

- Тому человеку, что говорит, скажите - пусть ко мне подойдет.

Петр Петрович удивленно взглянул на Тараса.

- Убедительно прошу! - тихо, но взволнованно прибавил Тарас.

Бухгалтер пошел и сейчас же вернулся с тем, кого звал Тарас. В темноте лица его не было видно.

- Кто меня звал? - сказал человек в темноту. - Зачем?

- Я звал, - негромко ответил Тарас. - Здравствуй, Степан.

- А-а! - с секунду длилось молчание. Потом человек сказал тоже негромко: - Здравствуйте, батя!

Это был старший сын Тараса, Степан.

6

Да, это был старший сын Тараса, Степан.

- Ну, здравствуй, отец! - снова удивленно повторил он. - Что же ты тут делаешь... на дороге?

- Ищу землю неразоренную, - усмехнулся Тарас в усы.

- А! И не нашел?

- Нет! Отчаялся.

- Да-да... А неразоренная земля недалеко... За Волгой.

- Недалеко, а ходу туда нет.

Они сели в сторонке от людей - Тарас на пень, Степан прямо так, на траву.

- Про тебя не спрашиваю, - сказал Тарас. - Я землю неразоренную ищу, а ты тут, гляжу, души неразоренные ищешь?

- Да, - засмеялся Степан. - Пожалуй, что так.

- И находишь?

- Много.

- Много? - недоверчиво протянул отец. - Я не встречал...

- Значит, плохо ищешь...

- Я и не ищу! - отмахнулся старик. - Каждый по своей совести живет. Я про свою душу знаю, а что до чужой - мне дела нет.

- Вот оно и выходит: причина вся - все мы в одиночку чистые...

Тарас не ответил. Они помолчали немного.

- А я тебя в армии считал, - сказал отец. - А ты, выходит, вот где?..

- Да... Так вышло...

- А мне говорил: в армию иду!

- Ну, отец, всего сказать нельзя было... - пожал плечами Степан.

- Это отчего ж? - хмуро спросил старик.

- Да ведь дело-то мое... - ответил Степан, оглядываясь, - секретное... партийное... Так вдруг и не расскажешь!

- А в этом деле беспартийных нет! - сердито проворчал старик. - Мог и сказать. Не чужому. Теперь все партийные! Немцы выучили...

- Да, - засмеялся сын. - Теперь я бы сам сказал... И меня кой-чему выучили...

- Ну, а Валя где? Эвакуирована?

- Нет... Здесь...

- Где здесь? - удивился старик.

- Ну, вообще здесь... Тоже, как и я, ходит, - он наклонился ближе и прошептал: - Она сейчас там... на неразоренной земле... У наших... Я ей навстречу иду... Должны встретиться.

- Скажи-ка! - протянул Тарас. - Вот те и Валя! Так ведь она ж... женщина!

- Вот, как видишь!

- И не молоденькая!

- Я ей сам говорил... Вот тоже, как и ты, ответила: теперь беспартийных нет. Так и ходит.

- Ходит! - воскликнул Тарас и ударил себя по коленям. - А? Скажи пожалуйста. А мне хоть бы слово, хоть намек... сукины вы дети! Не прощу!

Степан усмехнулся, ничего не сказал.

- Что ж ты про сына не спросишь? - проворчал старик. - И отца забыл и сына? Вот вы какие...

- Да я знаю о нем... немного... Жив ведь Ленька, здоров?

- Ну, здоров, - ответил Тарас и вдруг спохватился. - Постой, постой. Да ты от кого знаешь?

- Ну, от Насти... - неохотно выдавил сын. - Пишет она мне... иногда... Люди приносят...

- Та-ак... - горько покачал головой Тарас. - Заговорщики! Ну, Степан, вовек я тебе этого не прощу. Не прощу, нет. А Настю - приду - выпорю.

- Так ведь я ж свою ошибку признал, - засмеялся сын. - Видишь вот, не таюсь.

- Не таюсь! Еще бы от родного отца таиться. Да кто тебя человеком сделал, а? Да я, если хочешь знать, я тебя в большевики вывел!

- Тсс!

- Верно ведь? - шепотом спросил все еще злой Тарас.

- Верно, отец, верно. Все верно!

- Нет мне от сынов радости, чертовы вы дети! - проворчал он, не унимаясь. - Один в плен попал, еле выдрался. Другой от отца таится. От третьего вестей нет. Один я, как пень, старый дурак, хожу по свету.

Он снова посмотрел на сына. В темноте было смутно видно его лицо, только глаза блестели.

- Ну, давай! - дрогнувшим голосом сказал старик. - Давай, как люди, поцелуемся хоть. - Он обнял голову сына, привлек к себе и прошептал прямо в ухо: - Спасибо, сын! Спасибо, что не обманул... Я на тебя надеялся больше, чем на всех... Спасибо! - И он поцеловал его. Потом легонько оттолкнул и добродушно проворчал: - Эть, бородатый какой! Только по голосу тебя и признал. Голос - мой. Ну, пойдем! - сказал он, подымаясь. - Покажу я тебе моих попутчиков.

Они подошли к костру, и Тарас представил Степана:

- Вот. Земляка встретил.

- А-а! - равнодушно отозвался Петр Петрович. - Ну, садитесь, грейтесь!

Петушков скользнул по лицу Степана неопределенным взором и тотчас же забыл о нем. Охватив голову руками, он раскачивался над огнем, вздыхал, бормотал что-то...

- Вы что, больны? - вежливо спросил Степан.

- А? Да, да... Больной... больной я... - пробормотал парикмахер. Старый, маленький, глупый человек... Это я... Пожалуйста... И мне ничего не надо на земле. Ничего... Только гранату... Одну гранату. Больше я ничего не скажу.