Мамы-мафия - Керстин Гир

Мими захихикала и протянула акушерке руку.

– Собственно говоря, меня зовут Мелани, – сказала она. – Но Мими мне нравится больше.

Акушерка крепко пожала её руку.

– Я Анна, – сказала она.

– Ну, и Анна, ты хочешь что-нибудь выпить? – спросила Мими.

– К примеру, воды, – поторопилась сказать я.

– Да, с удовольствием, – ответила Анна, плюхаясь на ближайший стул.

– У меня, к сожалению, только негазированная, – уточнила я.

– Не важно, – сказала Анна. Похоже, она была лёгким в обращении человеком.

Мне удалось пробраться в кухню и там удостовериться, что мой небольшой запас минералки уже давно выпит. Не важно. Я налила в хрустальный кувшин бабушки Вильмы воды из-под крана, достала из шкафа пару стаканов и проковыляла назад в столовую. Вода в кувшине, это было стильно. Мими и Анна были заняты разговором.

– Ах, детей надо отпускать бегать, – говорила Анна. – Если их всё время заворачивать в вату, они никогда не научатся ориентироваться в мире.

– Но здесь такой транспорт, – отвечала ей Мими. – У нас дважды сбивали кошку. И с детьми это может случиться, если их отпускать бегать.

– Да, но собьют ли их в четыре или в семь – нет никакой разницы, – сказала Анна. Мы с Мими ничего не ответили, и она продолжала: – И именно с такими оберегаемыми детьми всегда происходит самое плохое, разве нет? Я знаю ребёнка, с которого никогда не спускали глаз. Он получил перелом основания черепа, когда карабкался в детской на стул.

Я вдруг поняла, что ей сейчас так же неуютно, как и мне. Наверное, она боялась, точно как и я, что мы можем считать её бабищей – в её случае потому, что она позволяет своим детям безнадзорно бегать по посёлку.

– Тоже верно, – заметила Мими, без спросу наливая Анне малиновой наливки. В стакан для воды. – Всё делается наоборот.

– Меня всё время мучают угрызения совести, потому что я так много работаю и постоянно предоставляю детей самим себе, – сказала Анна, сделав большой глоток из своего стакана. – Мой муж бывает дома ещё меньше, чем я, доброй бабушки поблизости у нас нет, а на няню нет денег. Зато Макс в свои четырнадцать лет запекает фантастическую лазанью и сам себе пишет в школу записки от родителей. Он не упрекает меня в том, что я так мало забочусь о нём и его брате, зато он считает замечательным, что у него так много свободы. И ему также нравится, что у нас есть деньги на дорогие шмотки. Мы позволяем себе три отпуска в год, во время которых мы пытаемся нагнать все упущения. Что в основном приводит к катастрофам. В этом году Макс хочет уехать с группой молодёжи. – Она прикурила сигарету. – Можно? Или здесь кто-нибудь беременный?

Мими вздохнула.

– Не-е, к сожалению, нет.

– И я нет, – сказала я. – Да и откуда?

– Обычно я не курю, – сказала Анна, глубоко затягиваясь.

– А мы обычно не пьём, – ответила я.

– Самое большое сигарету в два дня, – объяснила Анна. – Но сегодняшний день был ужасно противным. Он просто взывает к сигарете. Если Макс войдёт, я затушу. Он всегда ужасно волнуется, если я делаю что-нибудь нездоровое. Хорошие матери не курят. Потому что они тем самым вредят здоровью своих детей и, кроме того, подают плохой пример. Я плохая мать. Хорошая акушерка, но плохая мать.

– Я тоже, – ответила я. – Не акушерка, но плохая мать. На улице минус тридцать градусов, а мой сын на улице без шапки. – У Юлиуса такие чувствительные уши, как я его только выпустила? Я хорошо помнила последнее воспаление среднего уха. Я прошлёпала через зимний сад наружу и пошла искать детей.

Они все стояли вокруг толстого дерева и дискутировали по поводу размеров и внешнего вида будущего домика. Вопреки моим предположениям, было совершенно не морозно, скорее тепло, где-то в темноте нас подстерегала весна.

– Я хочу пиратский корабль, – говорил Юлиус.

– А я – рыцарскую крепость, – кричал Яспер.

– А я не хочу никаких детей в моём домике, – заявила Нелли.

– Здесь так много деревьев, что каждый может получить свой собственный домик, – объяснил Макс.

– Только не надорвись, парень, – заметила я.

– Никаких детей после 18 часов! – крикнул кто-то резким голосом.

– Они говорят это уже десятый раз, – сказала Нелли. – Всё время по очереди. Они, наверное, торчат у открытого окна и наблюдают за нами с помощью прибора ночного видения.

– Ладно, – крикнула я в направлении Хемпелей. – Мы уже идём в дом.

– А когда вы наконец займётесь поростками? – крикнула фрау Хемпель.

– Скоро, – крикнула я. Как только я узнаю, что это такое. Детям я сказала: – Есть бутерброды с индейкой, салатом, помидорами и яйцом.

– Уже ночь? – спросил Юлиус.

Я не знала.

– Возможно, – ответила я.

– Ты расскажешь мне сегодня, как мальчик и его новый друг построили пиратский корабль, чтобы ходить под парусом?

– Да, – ответила я. Как-нибудь я смогу это пролепетать.

– Можно, Макс тоже поест? – спросила Нелли. – Он хочет скопировать мне альбом «Die Toten Hosen».

Разве не удивительно, что нашим детям сейчас нравится та же музыка, что и нам в их возрасте? Это как-то странно.

Собственно говоря, я не верила в призраков, во всяком случае, не в трезвом виде. Но в этот вечер нас точно посетил какой-то дух. Даже Нелли позднее согласилась, что всё было как-то не так.

Если в этом доме и водился призрак, то я ожидала, что это будет лично бабушка Вильма или какой-нибудь мрачный призрак красного дерева, который в полночь выходит из своего укрытия и пытается смехом выгнать нас из дома. Но в этот вечер нас посетил дух малиновой настойки, и он был действительно крепкий.

Правда, он вроде бы не был настроен к нам враждебно. Однако у него было довольно-таки странное чувство юмора, и он организовывал для нас невозможные ситуации. В этот вечер ему удалось собрать в столовой совершенно чужих друг другу людей – Нелли, Юлиуса, Яспера, Макса, Анну, Мими и меня, – собрать за столом под лампой красного дерева бабушки Вильмы. А самое жуткое было то, что у меня возникло чувство, что мы уже сто раз так сидели – Анна, которая с аппетитом уминала бутерброды, Мими, которая стреляла у Анны сигареты, Нелли и Макс, обменивающиеся осторожными замечаниями о постройках, учителе математики и одноклассниках, и Яспер с Юлиусом, которые развлекались тем, что выковыривали кусочки помидора из своих бутербродов и складывали их на мою тарелку. Мы говорили все вместе и одновременно, Яспер и Юлиус о детском саде, я о мерседесной карге, Анна о рождении близнецов и щипцах, Мими – о последнем судебном процессе с Хемпелями. Мы говорили, смеялись, ели и пили, как будто мы знаем друг друга целую вечность. Если бы здесь была Труди, она бы точно мне объяснила, что мы действительно давно друг друга знаем, а именно из нашей прошлой жизни, и поэтому нет ничего мистического в том, что между нами сразу возникло доверие. Но мне, захмелевшей от малиновой настойки, это показалось более чем мистическим. Я жила отдельно от Лоренца всего несколько дней, а мой дом уже был полон гостей, чужие люди стали моими лучшими друзьями, и я позабыла все принципы, которым меня научила моя прошлая урегулированная жизнь. Но мои дети, казалось, были не против хаотичного домашнего хозяйства и нерегулярного времени еды и отхода ко сну. Оба сидели с румяными щёчками и выглядели счастливыми. Для Нелли это было вообще необычно.

Когда Юлиус два часа спустя заснул на моих коленях, а Яспер положил голову на наполовину съеденный бутерброд, в дверь позвонили. Это был Ронни, который пришёл за Мими.

– Эт’ хорошо, – сказала Мими. – Птму что я одна бы до дома не дбралась.

– Ты что, пила? – строго спросил Ронни. – И курила?

– Немного. – Мими, шатаясь, поднялась с места.

– Ага, – сказал Ронни. – Но каждый ребёнок знает, что джинна нельзя выпускать из бутылки.

– Я запомню это на следующий раз, – сказала я. В конце концов, у нас осталось ещё две бутылки малиновой настойки бабушки Вильмы.

Анна тоже поднялась.

– Да, пора. Нам, кукушкиным матерям, надо отправить детей спать.

Нелли и Макс слабо протестовали.

– Ведь было так уютно, – сказала Нелли.

Анна забросила спящего Яспера на плечо.

– Ах, я бы с такой радостью оказалась кукушкиной матерью, – сказала Мими и пошатнулась. Ронни поймал её обеими руками.

– Ты не представляешь, как тебе хорошо, – сказала Анна и погладила Яспера по кудрявым волосам. – Ты можешь завтра выспаться из своего похмелья, потом принять аспирин и сходить в парикмахерскую. А мне надо завтра рано встать, сделать для всех завтрак, наготовить ссобоек и наорать на детей, чтобы они поторопились. А потом меня целый день будет мучить совесть, что я забочусь об истеричных беременных, а не о собственных детях, а когда я вернусь домой, меня в подвале будет ждать тонна грязного белья.