«Попаданец» на престоле - Сергей Шкенев

Парад открывает гвардейская дивизия полковника Бенкендорфа — они единственные, кто успел пошить обмундирование нового образца. Зеленый цвет формы разбавлен медным блеском пуговиц и золотом погон, на ногах сапоги с коротким, чуть ниже колена, голенищем, на головах суконные шлемы, знакомые до боли исключительно мне одному.

Мы не дрогнем в боюЗа Отчизну свою,Нам родная страна дорога.И железной рукойЗащитим дом родной,Разгромим, уничтожим врага!

Печатают шаг так, что, кажется, чугунные фонарные столбы вот-вот выпрыгнут из мостовой и убегут в испуге. Полковник командует, перекрикивая хор:

— Р-р-нение на… лева-а-а!

Поднимаю руку в приветствии — соболья опушка мономаховой шапки щекочет приложенные к виску пальцы. Орлы! Не все по кабакам шпорами звенеть, когда-то и повоевать надобно.

А уже гремит новая мелодия, и мощные басы дьяконов подхватывают:

Дан приказ ему на запад.За родную сторону.И пошли артиллеристыНа Великую Войну!

Не эти ли батареи помогли навести порядок в ночь покушения? Они — длинный нос Багратиона мудрено с чем-то спутать, разве с его пушками. Следом — кирасиры, драгуны и гусары. Просто под музыку — чести иметь собственный гимн еще не заслужили. А вот бывшие штрафники…

Красногвардейцы — царь отдал приказ.Красногвардейцы — зовет Отчизна нас.И из кулибинских фузейЗа павших братьев и друзей,За нашу Родину — огонь, огонь!

Плохо мне… что-то душу наизнанку выворачивает и скребет по ней железной щеткой. Усталость и опустошение навалились тяжким грузом на плечи, пригибают спину и ноги. Уйти нельзя — торжественный прием, начавшийся почти сразу же после парада, в самом разгаре.

— Павел, ты как себя чувствуешь? — обеспокоенная долгим молчанием императрица заглядывает в лицо.

— Спасибо, дорогая, очень хреново.

— Исключительно коротко и точно. Хотя грубо.

— Душа моя, педерастическую утонченность натуры давай оставим недобитым мсье Робеспьером французским аристократам. Кстати, о них… Указ о выдворении Людовика Восемнадцатого из пределов Российской империи уже готов?

— Да, Ваше Императорское Величество! — Не отходящий ни на шаг от августейшей четы Ростопчин предъявил пухлую папку: — Изволите взглянуть?

— Не хочу. Людям хоть иногда нужно верить на слово, не так ли? И, в конце-то концов, долго еще будешь около меня тереться? Походи, с народом поговори… придворные ведь тоже народ? Не знаешь? Вот и я не знаю. А чего у всех такие кислые рожи?

— Боятся бунтов, Ваше Императорское Величество.

— Устроенных, несомненно, на английские деньги? Вроде того, что через месяц случится в имениях братьев Воронцовых?

Канцлер поперхнулся так и не начатой фразой:

— А-а-а…

— Федор Васильевич, право слово, при твоей должности нужно уметь хоть немного заглядывать в будущее.

— Извините, Ваше Императорское Величество. — Ростопчин выглядел слегка растерянным. — Я могу уже заняться подготовкой к… э-э-э… к заглядыванию?

— Несомненно, дорогой граф. И поговорите на всякий случай с отцом Николаем.

— Зачем?

— Мне почему-то думается, что он сможет присоветовать хороших специалистов по… хм… по изучению грядущего.

— Слушаюсь, государь!

Ушел, да что там ушел — почти убежал. Счастливый человек, сейчас займется любимой работой, а кое-кому торчать тут до глубокой ночи, угрюмой рожей отпугивая желающих выразить свое восхищение. Восхищение чем? Уж не тем ли, что фактически отменил крепостное право и оставил придворных лизоблюдов без средств к существованию? Интересно, когда же до них это дойдет? Видимо, никогда — самых сообразительных арестовали прямо во время речи. Или самых тупых, не догадавшихся спрятать недовольство?

Ладно, посмотрим, как завтра запоете, когда обнародуют еще кое-какие указы. Сюрпри-и-и-з!

— Павел? — Мария Федоровна опять обеспокоена.

Ах да, нынче траурное мероприятие, и улыбаться нельзя совершенно. Даже злорадно. Тем более — злорадно.

«Петербургские ведомости».

— Сего июня 7 числа отлучился без ведома надв. сов. Павла Кирил. Кревати дворовой его крепостной человек Николай Козмин сын Вздорнев, которой приметами: росту малаго, сухощав, лицем бел, волосы имеет светлорусые, глаза в прикос, платье на нем камзол и штаны серонемецкаго сукна, а от роду ему 22 года. Ежели где таковой окажется с видом каким бы то ни было или без виду, то, задержав его, представить в надлежащее присутственное место для доставления к помянутому советнику Кревате, 2 адмиралтейской части 1 кварт. в дом под № 25.

— 4 адмиралт. части в 1 квартале под № 41 продается семья людей — муж с женою и двумя детьми, сыном 6 и дочерью 8 лет. Отец их хорошей кучер, а мать исправная прачка и знает поварничать и портняжить.

— В 1 линии в доме под № 244 есть заморская треска рыба, продажа которой поручена артельщику Кузьме.

— Пропала лягавая собака кобель, у которой шерсть белая рединькая с крапинками, а глаза в темных круглых пятнах, как в очках. Ежели кто поймав приведет на Невской прешпект, в дом Михайлова, под № 11, тому дано будет 25 рублей.

— В Малой Коломне, на речке Пряшке, в доме купца Шестова продается 15 лет мальчик, поведения хорошаго и которой пишет изрядно. Цена оному 300 р.

— На В. О. у Тючкова мосту в Ржевском трактире под № 292 у капельмейстера Ганзина продаются 6 мальчиков, кои по полутору году были в учении, из коих двое играют на скрипках, двое на флейтах и двое на волторнах. О цене же оных спросить у вышеозначеннаго капельмейстера Ганзина.

«От генерал-лейтенанта и всей артиллерии инспектора графа Аракчеева всем селитренным поставщикам, желающим ставить в артиллерию на Шостенские пороховые заводы селитру, объявляется, что им притеснений как в приеме оной селитры, так и в заплате за оную из казны денег делано не будет потому, что на помянутых заводах денег ныне состоит 84 тыс. 900 р., да ассигновано из казенных палат 106 тыс. 375 р., а на случай многой поставки селитры, есть ли будет оной суммы недостаточно, то из артиллерийской экспедиции в скорости еще доставлено будет. А дабы выдача денег и проба селитры была без замедления делана, то предписано от его сиятельства начальнику заводов брать подписки от самих поставщиков селитерных, котораго числа прибудет на заводы, когда сделается проба селитры и когда выдача денег последует, и оныя подписки представлять к нему, следовательно, всякой поставщик и властен будет в оных подписках объяснять, есть ли ему от заводов какое притеснение или остановка в выдаче денег сделана будет, да самим графом будет усмотрено время, сколько продерживаемы они бывают на заводах. Сего иуля 15 года 1799».

ГЛАВА 11

В доме купца третьей гильдии Александра Федоровича Белякова царил переполох. Как и положено приличному переполоху, он сопровождался бестолковыми метаниями разом побледневшей жены, ревом испуганных детей и захлебывающимся лаем цепных кобелей в палисаднике. А утро так прекрасно начиналось… чтобы закончиться стуком в двери. Суровый офицер в зеленом мундире непривычного кроя и странном кивере, напоминающем богатырский шлем, нетерпеливо забарабанил буквально минуту назад. Но этого времени оказалось достаточно для возникновения в купеческой душе смятения и ужаса. Вести, приходящие с оказией из столицы, тому весьма способствовали.

— Открывай! — надрывался служивый.

Александр Федорович смотрел на незваного гостя с высоты второго этажа, по обычаю поставленного поверх каменных подклетей, и лихорадочно размышлял о причинах столь неприятного визита. Уж не суздальские ли монахи, многие годы безуспешно оспаривающие у Подновской слободы славу огуречной столицы и право поставлять сей деликатный овощ к царскому столу, подсуропили?

— Открывай, говорю! Надобность государева!

А делать-то и нечего, попробуй такому не открыть.

— Иду-иду! — Купец тяжело вздохнул, перекрестился на образа в красном углу и заспешил вниз по лестнице, не доверяя столь важного дела домочадцам. Лишь на ходу многозначительно посмотрел на супружницу, понятным движением разъяснив порядок приема важной государственной персоны.

Тяжелая дубовая дверь с толстыми железными полосами поверх досок без скрипа распахнулась, и гвардеец уперся взглядом в сияющее невиданным радушием лицо купца. На купчину, как предполагалось ранее, тот никак не тянул — худощав слегка, солидного брюха нет, и волосы лампадным маслом не смазаны.

— Милости просим, Ваше Высокопревосходительство, заглянуть в нашу скромную обитель.